Белье не высохло. Чем опасен «Оппенгеймер» в российском кинопрокате

Минкульт РФ счел, что выпускать в отечественный кинопрокат фильмы «Барби» и «Оппенгеймер» даже через параллельный импорт или принудительное лицензирование нецелесообразно.

«Полагаем, что предложенные вами для просмотра гражданами нашей страны фильмы «Барби» и «Оппенгеймер» не отвечают целям и задачам, поставленным главой государства, по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», — говорится в ответе ведомства на обращение вице-спикера Госдумы от партии «Новые люди» Владислава Даванкова.

С «Барби» и так всё понятно, на ее розовой заднице клейма ставить некуда. А что отечественной духовности и нравственности может сделать «Оппенгеймер»? Дело ведь не в обнаженной груди артистки Флоренс Пью, показанной за три экранных часа два с половиной раза. Там бездны куда серьезнее. Разбираем по пунктам.

Кинолента Нолана практически дословно повторяет сюжет книги Кая Бёрда и Мартина Шервина «Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея». Так что для тех, кто читал этот труд или хотя бы немного в курсе истории слушаний 1954 года по делу Оппенгеймера в Комиссии по атомной энергии США, сюрпризов в фильме практически нет. Но есть моменты, опасные для духовно-нравственного благополучия.

Начнем с очевидного. Традиционные ценности в плоскости, связанной с семьей, материнством и детством, а также отношениями между мужчиной и женщиной.

Все эти ценности в фильме хромают на обе ноги. В середине 30-х годов Роберт Оппенгеймер знакомится на вечеринке с Джин Тэтлок (Флоренс Пью). Короткая интеллектуальная пикировка с бокалами в руках — и через склейку уже следует сцена секса. После короткого плана обнаженной женской груди между любовниками происходит следующий диалог:

Оппенгеймер. Я хотел отравить преподавателя.

Тэтлок. Из ненависти?

Оппенгеймер. Он мне очень нравился.

Тэтлок. У тебя просто был недотрах.

И это — интеллектуальная элита, которая говорит на нескольких европейских языках и читает древние тексты в оригинале? Кстати, про тексты. Разобравшись с «недотрахом», голая Тэтлок приносит в постель книгу на санскрите и заставляет голого Оппенгеймера читать вслух: «Я сама смерть, разрушитель миров». Это — «Бхагавад-гита», священное, между прочим, индуистское писание. Цитата действительно была одной из любимых у Оппенгеймера, но эпизод с голыми чтениями — фантазия режиссера. Интересно, рискнул бы он поступить так же со священным писанием верующих какой-нибудь другой конфессии? А почему с индуистами можно?

Затем Оппенгеймер встречает Китти Пуэнинг (Эмили Блант). Китти флиртует с профессором физики, будучи замужем за другим. А у Оппенгеймера всё еще не завершены непонятные и явно нездоровые отношения с чрезмерно заумной Тэтлок. В общем, оба молодцы. Как будто этого мало, Китти страдает по своему другому, покойному мужу, который поехал в Испанию поучаствовать в гражданской войне на стороне правды и там погиб.

«Мой муж отдал наше с ним будущее, чтобы одна фашистская пуля не утонула в грязи окопа», — говорит Китти, проявляя пораженческую позицию и мещанскую недальновидность. И тут же залетает от Оппенгеймера, всё еще будучи замужем за другим. Потом окажется, что и мать она так себе: Китти пьянствует на глазах Роберта («Засранец уснул. Где наши мартини?») и предлагает чужим людям усыновить ее малолетнего ребенка в присутствии несчастного ребенка. Оппенгеймер вместо того, чтобы поставить бабу на место, отдает новорожденного сына на воспитание друзьям. И даже выстраивает отношения с этой безнадежной женщиной. У них даже появляется свой тайный язык: чтобы сообщить Китти об успехе какого-либо предприятия, Роберт говорит, что «белье высохло».

К счастью, Нолан не прогнулся под давлением актуальной повестки настолько, чтобы в картине появились чернокожие эльфы или однополые пары. Но намеки есть. В самом начале фильма режиссер, видимо, так стремился подчеркнуть чудаковатость молодого Роберта Оппенгеймера (Киллиан Мерфи), что сделал его чрезмерно похожим на персонажа из другой картины — Ньюта Саламандера из «Фантастических тварей», которого играл Эдди Редмейн. Мало того что это совершенно лишняя аллюзия на милую соевой молодежи киновселенную Гарри Поттера, так еще и один из главных фильмов в карьере Редмейна — «Девушка из Дании». А по нынешним временам даже название этого фильма упоминать несколько бездуховно.

Но всё это — лишь верхний слой. Настоящая проблема куда глубже. В центре сюжета — история создания ядерной, а затем и водородной бомбы. И начало холодной войны между США и СССР (который в картине упорно называют Россией). «Утонете вы в трех метрах воды или в трех тысячах, какая разница? Мы уже можем утопить Россию», — говорит физик Исидор Раби (Дэвид Крамхолц) на совещании о целесообразности разработки водородной бомбы. То есть на протяжении всего фильма зрителю предлагают сопереживать людям, которые создают супероружие, направленное против России (в ленте Нолана как-то очень вскользь звучит, что разработки ядерного оружия изначально задумывались, чтобы остановить Гитлера и Вторую мировую войну. На первом плане — гонка с Советским Союзом).

Если же эмоциональное присоединение зрителя к экранному Оппенгеймеру происходит, то дальше всё еще хуже. Вот Оппенгеймер поздравляет ученых, которые работали вместе с ним над бомбой в Лос-Аламосе. И ему мерещится, что некий взрыв происходит прямо в торжественном зале, под ногами у Роберта — пепел, а вокруг плачут обожженные люди. То есть идея работы на благо обороноспособности страны переворачивается с ног на голову. Оппенгеймер, одержимый идеей ограничения ядерного оружия, добивается встречи с президентом Трумэном (Гэри Олдман). Президент говорит физику: «Ваше изобретение вернуло наших ребят домой». А физик в ответ лепечет что-то про сотрудничество с СССР. «Людям в Хиросиме и Нагасаки наплевать, кто создал бомбу, — продолжает Трумэн. — Их интересует, кто ее сбросил. Я сбросил». При этом президент в кадре выглядит каким-то полукретином с застывшими акульими глазами.

А Оппенгеймер идет вразнос. Публично заявляет, что «власти должны начать разговаривать с народом на равных». И что разработки ядерного оружия надо прекращать. В отношении физика начинается процесс — те самые слушания в Комиссии по атомной энергии, в результате которых решат, лишать ли «отца атомной бомбы» секретного допуска. Организаторы слушаний говорят Оппенгеймеру: «Это не суд. Речь о национальной безопасности». В процессе слушаний происходит показательный диалог между вашингтонским прокурором Роджером Роббом (Джейсон Кларк) и Оппенгеймером:

Робб. Русские пошли бы на всё, чтобы стать сильнее нас!

Оппенгеймер. Если бы мы ее [водородную бомбу] создали, то и им пришлось бы. Наши действия вынудили бы их ответить так же, как с атомной бомбой.

Робб. Никаких моральных терзаний в 45-м. Но в 49-м — полно!

В кадре демонстрируется настоящее судилище. «Никто в этой стране не должен судить человека за его убеждения. А если такой теперь порядок, судите и меня», — заявляет коллегии КАЭ вызванный в качестве свидетеля доктор Ванневар Буш.

Адмирал Льюис Штраусс (Роберт Дауни — младший) изображен эгоцентричным и мстительным человечком, которому кажется, что за его спиной говорят только о нем. И преимущественно гадости. По сюжету фильма именно Штраусс тайно инициировал слушания против Оппенгеймера из мести за давнюю обиду. Между тем в кадре Штраусс произносит ключевую фразу, которой объясняет свои внутренние мотивы: «Он [Оппенгеймер] хотел носить свои возвышенные фальшивые муки совести, как чертову корону и говорить: «Мы не можем выбрать этот путь». Хотя он прекрасно знал, что придется».

А теперь представьте себе, что все эти диалоги и реплики произносят не американские ученые и чиновники, а герои отечественного фильма о том, как создавалась отечественная атомная бомба. Кажется, в картине 1975 года «Выбор цели» ничего такого не было. Как и в сериале «Бомба», выпущенном в 2020 году при участии «Росатома» и по какой-то причине прошедшем абсолютно незамеченным. Как ни крути, своего «Оппенгеймера» у нас нет. И пока это так, засматриваться на чужого — тоже некоторым образом противоречит духовно-нравственным ценностям.

Венера Галеева, «Фонтанка.ру»