ПоделитьсяВ издательстве Individuum выходит книга «Частная армия Попски» — мемуары русского эмигранта во втором поколении Владимира «Попски» Пенякова, сколотившего собственный батальон под крылом вооруженных сил Великобритании во Вторую мировую войну. Воспоминания выходят на русском языке впервые, в переводе Николая Конашенка и Николая Мезина. «Фонтанка» публикует фрагмент книги, а Николай Конашенок рассказывает, как он узнал об этой истории и почему предложил ее издательству.
ПоделитьсяВсе началось с совершенно другой истории. Лет двадцать назад на глаза мне попался сюжет: англичанин Джеймс Брук на собственном судне отправился в Юго-Восточную Азию, где, занимаясь борьбой с пиратством, заслужил доверие султана Брунея и стал суверенным правителем Саравака (это обширная область на севере острова Борнео, он же Калимантан, современная Малайзия). Сегодня в Малайзии его вспоминают с благодарностью, про Джеймса снят фильм, наследник Бруков руководит крупной в масштабах страны культурной институцией.
И мне стало интересно, были ли в русской истории XIX-XX веков искатели приключений, действовавшие без поддержки Российской империи или СССР, опираясь сугубо на собственные силы и возможности? Поиск принес разные плоды, но история Владимира Пенякова, хоть и не удовлетворявшая первоначальному запросу, поразила меня больше всего. Я часто рассказывал о нем друзьям, пока одна знакомая мне не сказала: «Что разглагольствуешь, возьми и переведи».
Я задумался, как это можно сделать, потому что важно не только перевести, но и издать. Я счел возможным совершить «холодный» звонок редактору издательства Individuum, и, неожиданно, их эта история заинтересовала.
Книгу я переводил с английского языка. Автор, Владимир Пеняков, родился в семье русских дореволюционных эмигрантов в Бельгии, с рождения, как водилось, говорил на русском, французском и английском. Перед Первой мировой войной он учился в Кембридже. И, в общем, впоследствии именно гражданином Великобритании себя считал. Хотя испытывал сентиментальные чувства к исторической родине, после 1945 года был английским связным при маршале Коневе и пытался создать между союзниками что-то вроде футбольной лиги. Очевидно, у него было представление о латыни, он говорил на арабском (египетский и ливийский диалекты), на итальянском.
Поделиться Мне в его английском слышна какая-то русская логика построения фразы. Если бы мне пришлось переводить мемуары его сослуживцев, которые я прочел все, коренных англичан, с разными диалектными особенностями, то это такой cockney (лондонский диалект английского. — Прим.ред.), что не думаю, что я бы справился достойно.
В предисловии к одному из изданий книги Пенякова сэр Джон Уиллетт, в свое время в Африке инициировавший создание Частной армии Попски, писал, что, к счастью, в его задачу не входит оценивать вклад этого подразделения в победу Союзных сил во Второй мировой войне. Мне тоже неизвестна подходящая методика. Наиболее спорным его решением, на мой взгляд, является то, что он оставил своих двух дочерей, отправив их в Южную Африку, а сам отправился на войну (фрагмент книги об этом «Фонтанка» и публикует). Мне кажется, если бы все отцы поступали иначе, то и конфликт был исчерпан.
Собственные планы
Поделиться«После возвращения из Киренаики и краткой службы в драгунском полку я понял, чего хочу: развернуть разведывательную сеть на плато Джебель-Ахдар от Дерны до Бенгази (эта территория теперь была под контролем противника), организовать местные арабские племена и по возможности уничтожать топливные склады врага. Я считал, что взрывать хранилища топлива нужно в серьезном масштабе и в тщательно предусмотренный момент, чтобы это могло нанести врагу критический урон, и был категорически против мелких терактов вроде подрыва единичных грузовиков или засад против отдельных солдат. По моему мнению, такие действия не только не имели смысла с военной точки зрения, но и ставили под удар дружественных нам арабов и могли дискредитировать всю разведывательную сеть.
Арабами как источником разведданных занимались и до меня. Патрули Группы дальней разведки пустыни (Long Range Desert Group — разведывательно-диверсионное подразделение британской армии, созданное Ральфом Багнольдом в 1940 году. Насчитывало до трехсот пятидесяти человек. Прославилось глубокими рейдами в тыл врага по бездорожью Сахары.— Прим.ред.) во время своих рейдов иногда высаживали пару местных к югу от Джебель-Ахдар и забирали их на обратном пути спустя три недели, собирая таким образом информацию через местные слухи. Несколько британских офицеров исследовали само плато, из них особых успехов достиг Джон Хейзелден, бывший торговец хлопком из Миньи. Сын англичанина и гречанки, выросший в Египте, из всех британцев, которых я встречал, он наиболее походил на настоящего араба.
Полученные такими бессистемными методами данные, естественно, были неполными, а часто успевали попросту устареть, что и сказалось самым печальным образом на попытке наших коммандоc устранить самого Эрвина Роммеля. В неудачном рейде 17 ноября 1941 года погиб майор Джеффри Кейс, посмертно награжденный крестом Виктории (Операция «Флиппер», целью которой было устранение командующего Африканским корпусом Эрвина Роммеля в его штабе в Беда-Литториа (северо-восток Ливии), состоялась 10–18 ноября 1941 года. Двое участников рейда были убиты, двадцать восемь взяты в плен, троим удалось спастись. — Прим.ред.). Мало того, что в тот момент Роммель находился в отъезде в Риме, так и дом, который Кейс атаковал, никогда не служил резиденцией немецкого командующего — он тогда все время проводил в пещере в Вади Куф за пределами города.
Я хотел собирать данные по всей оккупированной Киренаике, сам находясь в центре событий, чтобы иметь возможность оценить существенность и достоверность полученных сведений, а в случае чего и лично проверить информацию. Руководить сетью осведомителей, выделять перспективные ниточки и направлять работу по ним. Благодаря мне 8-я армия могла бы получать не какие-то обрывки, а полноценную картину, в которой ежедневно фиксировались бы изменения позиций противника в Киренаике.
На тот момент линия фронта германо-итальянских сил пролегала у Газалы, к западу от Тобрука. Их войска снабжались из портов Бенгази и Триполи, располагавшихся в 550 и 1400 километрах в тылу соответственно. Склады и лагеря снабжения рассыпались по огромной территории от Бенгази до Дерны, вокруг плодородного сердца Киренаики, Джебель-Ахдара. Контролируя Джебель, я мог предоставить 8-й армии любые сведения о снабжении неприятеля, передвижении его частей и техники.
В мои планы входило создание постоянной базы на вражеской территории, для чего была нужна лишь небольшая группа арабов в качестве телохранителей для поддержания снабжения и иных поручений. Среди них — несколько подготовленных подрывников на случай диверсий против топливных складов. Кроме того, две радиостанции со связистами-британцами. А основную часть разведывательной работы будут выполнять местные арабские гражданские. Чтобы мои усилия не пропали втуне, я намекнул офицерам разведки в штабе 8-й армии о возможных перспективах и призвал следить за моими отчетами, а с руководством Ливийской арабской армии, наоборот, вел речь исключительно о диверсиях и взрывах. Сомнительные успехи ливийских подразделений в Киренаике к тому времени уже привели к расформированию одного из пяти батальонов, и дальнейшие сокращения были более чем возможны. Командующему понравилась идея, что новый отряд коммандос сможет выкинуть что-нибудь этакое и это можно будет выгодно разрекламировать, да и сам он избежит дамоклова меча и сохранит свои полномочия. Благосклонным оказалось и Ближневосточное командование, без санкции которого невозможно было приступить к делу. Поскольку в ситуации, когда одно за одним разворачивались лишь отступления, любой успех, даже самый маленький, воспринимался как важное достижение в деле поддержания боевого духа. А поддержание боевого духа среди штабных офицеров — задача особенно сложная, потому что они всегда слишком много знают. Уверен, мои друзья из Ближневосточного командования искренне надеялись, что мои мелкие, но героические успехи ненадолго отвлекут их от чудовищных проблем в пустыне и в Греции. Так я получил возможность сформировать отряд коммандос Ливийской арабской армии по своему усмотрению.
В результате мне предоставили больше народу, чем требовалось. Тогда на свое усмотрение я лично отобрал из всех наших ливийских батальонов добровольцев: двадцать четыре рядовых араба, одного британского сержанта и одного арабского офицера. Несмотря на то, что этого было более чем достаточно, я сделал робкий запрос о дополнительном британском персонале в штаб Ближневосточного командования, зная, что на такие просьбы там реагируют нервно.
Офицером-арабом, которого я попросил ко мне присоединиться, был лейтенант Саад Али Рахума, и он с радостью принял это приглашение. Во-первых, я ему нравился, во-вторых, еще больше ему нравилась перспектива стать важным человеком в глазах своего народа.
Мне все помогали, и подготовка миссии шла успешно. Вся группа прошла обучение подрывному делу. День и ночь вокруг лагеря Абу-Мина громыхали взрывы, мы сожгли кучу бочек из-под топлива. Оказалось, что Саад Али удивительно четко обращается с детонаторами, запалами и капсюлями. Учитывая его рассказы о том, как после итальянского завоевания Киренаики в 1931 году он, без гроша в кармане, надолго перебрался в Палестину, я решил, что там он подрабатывал, предлагая услуги местным арабским террористам. И действительно, позже он сам рассказал мне об этом, хвастаясь, что заработал прилично французского золота на этих операциях.
К концу марта 1942 года мой маленький отряд был готов. Не успел я оглянуться, а уже прошло полтора года войны, терпения и учебы — и вот я стал независим. Это не только было ценно само по себе, но и давало надежду на будущее: я был уверен, что с таких позиций при грамотном управлении я смогу провоевать, без перерывов участвуя в боевых действиях, до самого конца. А война, как я тогда думал, должна была затянуться лет на десять.
Сложно было себе представить, что я останусь в живых так долго. А если ты солдат, то частная жизнь тебе не нужна. Поэтому перед тем, как покинуть Египет, я позаботился о своих делах, исходя из того, что к мирной жизни больше не вернусь никогда.
Еще летом 1941-го я отправил двух своих дочерей в Южную Африку, где теперь они учились в школе в Дурбане. Я сделал на их счет несколько финансовых распоряжений, которые обеспечили бы их даже в случае оккупации врагом всего Ближнего Востока, и выбросил из своей головы семью на несколько лет вперед. Моя жена (наши отношения уже давно были в лучшем случае дружескими) осталась в Каире, работая на совершенно секретной должности в штабе регионального командования. Мы легко договорились о разводе и с помощью бельгийского посла в Египте быстро с этим разобрались. Через какое-то время она снова вышла замуж.
Я продал машину, избавился от гражданской одежды, отправил в Красный Крест те из книг, которые были уместны в больничных библиотеках, а остальные пожитки, включая фотографии и письма, просто оставил в двухкомнатной квартирке в Хавамдии.
Больше меня ничто не держало, бремя семьи было сброшено и забыто, а материальное имущество теперь помещалось в рюкзак и две сумки да еще спальник. И, конечно, все еще непобедимый «горшок», на котором я и отправился на свою войну.
Карьера «горшка» подошла к концу в городе Мерса-Матрух, где я оставил его в мастерской для небольшого ремонта, а сам со своими бойцами отправился дальше, в оазис Джагбуб. Через несколько дней, когда я вернулся забрать его, любезный молодой офицер сообщил мне: «Я тут все для вас устроил. Ваша машина не подходит для пустыни, и вообще для любой дороги, да и вообще это гражданская модель. Я отправил ее в тыл как не пригодную к ремонту на месте. Вот вам расписка — с ней можете получить новый транспорт в Файеде». Я поблагодарил его за добрые намерения, хотя пользы от расписки не было никакой, поскольку бедный старик «горшок» был моей собственной машиной и армии не принадлежал. Так бесславно закончил он свои дни на египетской свалке».
