Черная валютная воронка Ленинграда

Раз банки больше не продают валюту, а снять даже со своего счета можно максимум 10 тысяч, автоматом должен родиться черный рынок. Братцы, так это мы проходили. «Фонтанка» об этом расскажет через непосредственного участника того подполья.

Глубоко нырять в светлое советское прошлое нам не позволяет формат. Мы не на кафедре научного коммунизма. С конца 70-х годов и вплоть до развала СССР официальная экономика социализма диктовала доллару, что он стоит от 59 до 69 копеек. И любой иностранец мог поменять валюту согласно этому курсу партии. Так, в каждой гостинице «Интурист» легко предоставлялась такая услуга. Марки ФРГ и Финляндии, лиры Италии, кроны Швеции и так далее обменивались по тому же алгоритму. Советскому же человеку покупать и продавать валюту было запрещено вплоть до тюрьмы. А черному рынку было наплевать на запрет. И он объявил, что доллар стоит от трех до пяти рублей. Соответственно, такой же тариф распространялся на всю европейскую валюту. Но самое интересное, что все это стало практически публичным.

Если сегодня статистика говорит, что лишь 10 процентов вкладчиков имеют валютные счета, то примерно столько же процентов советских граждан смотрели в сторону доллара. И здесь масштаб уже надо измерять количественно. То есть минимум в сотнях тысяч душ. При том строе это были тысячи и тысячи торговых и хозяйственных работников, официантов, таксистов и далее по длиннющему списку. То есть потенциальных клиентов рожденного экономического подполья. Значит, должны появляться оптовики и продавцы мелкой розницы. А в сумме — своеобразная биржа. И такая в Ленинграде, конечно, была.

Здравствуй, Гостиный двор с галереей на втором этаже, весь Невский проспект и примкнувшие к ним гостиницы для туристов в обнимку с местами экскурсионного обслуживания. То есть от «Прибалтийской» до «Пулковской», от Медного всадника до Смольного собора. Героем того времени и тех мест и стал фарцовщик. Сегодня в этом нет ничего обидного. Так, Тиньков никогда этого не скрывал, а многие упитанные бизнесмены Петербурга часто вспоминают за рюмкой те приключения. Некоторые депутаты Госдумы тоже. Несмотря на то что автор занимался тогда как раз типа «искоренением этого позорного явления», но также был патологическим игроком на доске черного рынка.

Если бы машина времени позволила нам перенестись, допустим, на Невский середины 80-х, то я бы так анонсировал положение дел: «Дорогие гости нашего времени, в данную минуту в центре Ленинграда работают примерно тысяча фарцовщиков, то есть тех, кто ежесекундно рискует быть арестованным за незаконные валютные операции. Человек двести я знаю в лицо, по прозвищам и фамилиям, вся тысяча стоит на картотечном учете, а в этот миг под 300 милиционеров различного калибра их ловят. Но это ничего не значит. Галёру, как и метро, остановить нельзя».

На Невском и везде вокруг скупали валюту бесперебойно. День трейдера начинался в 7 утра. Они выезжали на охоту, хотя первые партии скупались уже в крохотном международном аэропорту Пулково. Иностранец же практически не менял деньги по официальному курсу. А при том курсе, который ему предлагала улица, его пребывание в Ленинграде становилось дармовым. Он не мог поверить, что за 10 долларов (35 рублей у фарцовщика) можно упиться и нагуляться в кабаке. А за 30 долларов (100 рублей) — снять путану не на час, как на загнивающем Западе, а с обеда до обеда и во всех приятных положениях. По Невскому нельзя было пройти и ста метров, чтобы не видеть, как пара фарцовщиков ныряет в группу иностранцев. А при всем при этом валюту на Невском называли «атом в руках».

Статья 88 УК РСФСР гласила: скупка и перепродажа — до 8 лет лишения свободы, в крупных размерах — вплоть до исключительной меры социальной защиты — расстрела. Как вам? Правда, была вегетарианская сноска: сделка до 25 инвалютных рублей — административное наказание в виде штрафа с конфискацией.

От тех былинных времен осталась прелестная шутка: «Восемь-восемь — лет на восемь».

Молодым придется разжевать: 25 инвалютных рублей высчитывались по официальному курсу и равнялись примерно 45 долларам. То есть если больше, то небо в клетку.

Отсюда вопросик: как же так, при таких рисках это все бурлило и цвело?

Начнем с объективного: согласно принципу социалистической законности, надо было доказать, что фарцовщик скупил — вот она, изъятая валюта. Помешать ему мог каждый дурак, а вот взять с поличным — это как схватить за руку карманного вора — попробуй. Во-вторых, сам иностранец также являлся преступником. (На моей памяти, а опыт у меня сочный, я не встретил ни одного интуриста, который бы понял, что менять с рук валюту в СССР нельзя.) С иностранцем вроде бы надо тоже расправляться по закону, но за всю историю такого ни разу не случилось. Следствие нашло выход — втихую признавало его подозреваемым, ждало, когда через несколько дней он улетит, и прекращало в отношении него производство. Но, разумеется, это все процедурные тонкости.

Главное кроется в субъективном: черный рынок кормил всю правоохранительную систему, отвечающую за центр города. Не только по валютному направлению. А спекуляция — торговля из-под полы джинсами, майками, импортными сигаретами, да чем хотите? А ресторанные истории с дефицитом? В одну книгу все не уместится.

Это в нулевых придумали слово «коррупция». На Невском же говорили так: «Договорись, чтобы мент смотрел в другую сторону». А при задержаниях — «откупился».

Первая ступенька для валютчиков — постовой. Им каждое утро давали, кому по 5, кому по 10, а кому и по четвертному, в зависимости, как сейчас стильно лепетать, от локации (зарплата среднего инженера — 120 рэ в месяц). Происходило это одинаково: фарцовщик подходил к милиционеру и просил спички для прикурить. Потом прикуривал и отдавал уже свой коробок с деньгами.

Приведу разрушительный пример: жалованье постового — 110 рублей, оклад всемогущего начальника КГБ Ленинграда — 500 рублей. На точке у гостиницы «Европейская» (ныне — «Гранд Палас») постовой в день зарабатывал не менее 500 рублей. То есть сержант имел в 30 раз больше, чем генерал госбезопасности. Хотя, конечно, часть дохода он отправлял наверх — командиру взвода. Тот собирал со всех дань и дальше, а там еще дальше. И все же всех устраивало. Какую страну просрали!

Оперативники уголовного розыска и отделов по борьбе с хищениями социалистической собственности до такого примитива не опускались. Для начала каждый имел агентуру, которой позволялось многое. Ну, взяток веером не брали. Тут царствовал принцип военной добычи. Вот накрывают экипаж фарцовщиков на «Жигулях», где горы икры, шапок, сувениров, а под торпедой в тайнике еще и рулон валюты. «Чья?» — «Не знаем, командир». — «Тогда изымаем бесхозное» (без протокола, разумеется).

У каждой службы — свои погремушки. Мы ни разу не натыкались, чтобы КГБ брал, но мы всегда прислушивались, если оттуда советовали, мол, вот этого не трогайте. Так точно! Зачем ссориться с теми, кто тебя курирует? На всех хватит.

Еще один флешбэк: как я по своему ретивому идиотизму поднял свой отдел и накрыл караван польской контрабанды в Морском пассажирском порту, что на Васильевском. Потом справку написал чуть ли не нобелевского размаха — сколько оттуда прет и какая выгода от наших рейдов. Меня похвалил начальник нашего управления, а тогда это уже был полковник КГБ. А потом так мне намекнул: «Зона ответственности твоих молодцов простирается от стрелки Васильевского острова до гостиницы «Москва», а Морвокзал туда не вмещается. Вы меня хорошо поняли?» Есть, ваше благородие!

Уверен, что и у вас создалось впечатление, что каждый фарцовщик отщипывал понемногу. Тогда вроде это не грабеж, а мелкая дележка. Не так.

Каждый божий день на углу Невского проспекта и Думской линии сидели в своих подержанных машинах четыре-шесть крупных скупщиков. Они и поглощали все добытое, но по курсу чуть дороже уличного. Работали банковским масштабом — ежемесячно в Ленинград заезжали перекупщики из Львова и забирали до 1 миллиона долларов в разной валюте. Отсюда можно кратко подчеркнуть о синергии черного валютного рынка.

Продолжая львовскую, к примеру, тему: с Украины доллары контрабандой шли в Польшу, а оттуда на эти деньги контрабандой в промышленных объемах шли джинсы, джинсовая ткань, фурнитура… Что надо было, то и шло. И как вы понимаете, тонны в чемоданах через границу не перетащишь. Значит, это контейнеры. Значит, таможня. Значит, это еще одна воронка.

Итак, как в астрофизике — две черные дыры соединяются и, рождая новую сверхдыру, притягивают следующую. Контрабандное сырье поставлялось в подпольные швейные мастерские, где, как сейчас в Китае, шили подделки под импорт, присобачивали к ним брендовые ярлыки. Все это тоннами отдавали оптовикам, а те пускали опять в розницу на Галёру. Да эти ветераны могут преподавать преподавателям в Высшей школе экономики.

Ну а так как в любой инструкции к лекарству всегда указываются побочные эффекты, то здесь и подавно. Расцвели букетом бесконечные виды мошенничества: ломка денег, вместо джинсов продавали одну штанину… Должен себя сдержать, иначе напишу серию жульнических баек. Ворам пришло раздолье. Ведь у иностранца в кармане всегда кратно жирнее, чем у пассажира троллейбуса. Подтянулись налетчики. Они выносили квартиры спекулей и валютчиков. Иди жалуйся в родную милицию, как ты, оформленный уборщиком общественного туалета, обставил свои хоромы антиквариатом.

Ой, если бы забыл — не было бы мне прощения. Проституция! Извините, ночные бабочки. Не было гостиницы, приличного кабака, где бы не работали, как они сами себя называли, члены женского профсоюза. А девки же платили официантам, да и той же патрульно-постовой. И все это шапито развлекалось вне установленных государством правил. Значит, должен был быть регулятор — легитимный в том мире инструмент насилия — принуждения к установленным понятиям. Иначе все — хаос, понос, махновщина.

Но что-то я разболтался. Лишь подмигнем: до начала 80-х это были воровские авторитеты, после им на смену начали приходить спортсмены, а дальше вы, надеюсь, знаете — 1991-й, братва, Чубайс. А вот потом уже стабильность.

Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»