Поделиться«Фонтанка» публикует новый роман журналиста Антона Мухина. Главы «ЭМАСа» будут выходить по две в день. Читайте вместе с нами о том, как противостоять диктатуре сети.
О чем эта история
ЭМАС — социальная сеть, электромеханический адресный стол, созданный на базе телеграфа и механических компьютеров-табуляторов, появившихся в России во время всеобщей переписи 1897 года. Как и всякая соцсеть, она стремится установить полный контроль над своими абонентами. И лишь отверженные, прячущиеся на старообрядческом Громовском кладбище за Варшавской железной дорогой, подозревают, что абонентский номер — и есть предсказанное число зверя. Но не они одни восстанут против ЭМАСа.
XXV
Всё началось в понедельник. На углу Литейного и Кирочной, где поезда воздушной железной дороги сворачивали в сторону Думы, на станции перед Офицерским собранием Преображенского полка на рельсы упал человек. Поезд резко затормозил, несколько пассажиров ушиблись, одна барышня разбила дорогую китайскую вазу, но избежать трагедии не удалось и упавший погиб под колесами. Дежурный по станции немедленно сообщил об инциденте, и движение по участку было закрыто, машины Главконтупра пересчитали алгоритмы, и все поезда в Рождественскую часть пустили по Невскому и Суворовскому. Однако затем на этих участках произошло одновременно еще несколько падений, которые имели гораздо более катастрофические последствия. Табуляторы не смогли быстро подыскать нужные пути объезда, чтобы перенаправить на них поезда, и двигающиеся по одним и тем же путям составы стали налетать друг на друга. Три вагона упали на улицы, восемнадцать человек погибло и еще двенадцать покалечились. Лишне говорить, что полиция обнаружила на шеях всех упавших на рельсы вместо распятий странные тряпочные узелки.
На следующий день абоненты ЭМАСа стали получать сообщения, в которых говорилось, что девица Ольга Никонова, застрелившая директора ПТА, не обычная террористка, как называют её провластные или революционные журналисты, в равной степени заинтересованные скрыть истину. Она умерла, чтобы спасти людей от ига машин. И те, кто добровольно бросаются на рельсы, продолжают её дело. Только так они могут показать, что нельзя доверять машинам, которые уже сейчас превращают одну смерть в десятки, а что будет, когда они получат полную власть? Что уже сейчас машины не просто передают мысли людей друг другу, но и запоминают их, читают, а скоро начнут сортировать всех на мыслящих похвально и недопустимо. И что подпали уже люди под машинную прелесть настолько, что лишь смертями — своими и чужими — последователи девицы могут, если кто-то вообще еще может, открыть обывателям глаза. Помимо электрограмм, рассылаемых от одних абонентов другим, появились бюллетени, излагающие в разных видах то, чему учил Егор.
Каждый день люди падали на рельсы, вагоны врезались в дома и срывались с эстакад на улицы. Число жертв росло, вместе с ними росло волнение, и весь Петроград только и говорил о происходящем. Одни возмущались «узелочниками», другие робко предполагали, что они в чём-то правы, иные же ими восторгались. И хотя первых было большинство, вторых и третьих тоже находилось довольно — не тысяча уже последователей была у Хрулёва в Петрограде, а десятки, если не сотни тысяч.
XXVI
К этому моменту директор-распорядитель ПТА Сергей Зубатов уже достаточно освоился в том, как работает ЭМАС и какие возможности он предоставляет. Поэтому на совещание совета министров, где обсуждались происходящие в столице события, пришел абсолютно подготовленным. Первый вопрос — об организации движения воздушных железных дорог — был решен практически единогласно, его предписали сократить до минимально возможных объемов, полностью отказавшись от пассажирских перевозок и оставив только поставки муки, хлеба и других продуктов, чтобы избежать волнений, а также угля в электростанции. Вместе с тем было отмечено, что долго в таком ограниченном режиме дороги работать не могут, так как это приведет к остановке всей столичной промышленности, в том числе выполняющей военные заказы, и вообще к параличу городской жизни, что чревато еще большим возмущением обывателей. По словам министра путей сообщения, через несколько дней, много — через неделю движение необходимо будет восстановить в полном объеме.
Директор департамента полиции Владимир Лопухин доложил о мерах, предпринятых к разысканию злоумышленников. Секта безномерных, из которой происходят все падающие на рельсы, прежде квартировала в районе Варшавской товарной станции, но сейчас там никого нет. Члены секты разъехались по квартирам, а личности их полиции неизвестны. На вопрос о принадлежности абонентских номеров, с которых рассылаются провокационные электрограммы, он ответил, что, хотя теперь полиция имеет полный доступ к ЭМАСу, большая их часть зарегистрированы по подложным документам, кроме того, совершенно невозможно провести четкую границу, где сообщения написаны из преступных соображений, а где законопослушные обыватели просто пересказывают их друг другу. Смысл узелков, висящих вместо распятий, полиция пока не поняла. На беду ценный информатор, освещавший полиции внутреннюю жизнь секты, за неделю до начала всех этих событий исчез — предположительно, убит.
Михаил Павлович Гутуев, министр почт и телеграфа, петроградский градоначальник Майерс и командующий войсками Петроградского округа Балк в разной степени высказывались за ограничение или полное отключение ЭМАСа.
— Сергей Васильевич, что вы думаете? — председательствовавший глава совета министров Владимир Петрович Трепов передал слово Зубатову.
— Полагаю, что ограничивать сношения между обывателями уже поздно. Это приведет к непредсказуемым трагическим последствиям, поскольку известно, что ничто не страшит человека так, как неизвестность, и не успокаивает так, как ощущение, что он не одинок. Полагаю, что мы должны не прятаться, а выйти навстречу врагу и дать ему бой. В связи с этим я предлагаю открыть механизм, используемый пока для служебного пользования, а именно — механизм поиска бюллетеней по образцовым словам, к общему использованию. Речь о том, что сейчас для того, чтобы найти интересующий вас бюллетень, вы должны знать его номер. Однако технические наши возможности позволяют в течение 3–5 минут просмотреть все бюллетени на наличие в них определенного, введенного для поиска, слова и предоставить список таких бюллетеней. Проще говоря, вы отправляете со своего аппарата шифр «поиск» и интересующее вас слово — например, «узелочник». И получаете все бюллетени, в которых оно упоминается за последние 4 дня. В дальнейшем, по мере расширения парка табуляторов, мы увеличим этот срок.
Зубатов замолчал и обвел взглядом присутствующих, оценивая эффект, который произвели его слова. И поймал себя на мысли, что вслед за Ламкертом и Сухоруковым стал склонен к театральности. Видимо, это грех всех, владеющих секретами машин и чувствующих себя распорядителями высших знаний.
Повисла некоторая пауза.
— Вы, верно, Сергей Васильевич, больны, — сказал, наконец, градоначальник.
— Когда мы всеми силами пытаемся остудить общество и сбить панику, вы хотите её только разжечь. По-моему, это какой-то терроризм, — возмутился министр двора.
— Сергей Васильевич, полагаю, не закончил свою мысль, — подал голос Столыпин, но и в нём чувствовалась какая-то неуверенность.
— Именно, Пётр Аркадьевич, благодарю, — подхватил Зубатов. — Как я уже сказал, ограничение коммуникаций приведет лишь к распространению паники. Мы боремся с распространителями информации об узелочниках, но очень выборочно: находим абонентские номера, с которых во все концы рассылаются сообщения пропагандистского характера — то есть те, в которых мы уверены, что они принадлежат членам секты, — и отключаем их. При этом наша задача — не отключать номера реальных обывателей, чтобы не создавалось впечатление, будто власти пытаются что-то скрыть, и не посеять в обществе дополнительную панику.
Вторая часть плана, кроме открытия поиска, состоит в том, чтобы создать некоторое количество бюллетеней, трактующих происходящее в нужном нам свете. В этом нам готов помочь многоуважаемый князь Мещерский, издатель «Гражданина». Так, несколько бюллетеней будут в разных формах проводить мысль, что узелочники — суть сумасшедшие, которыми управляют агенты германского штаба. Другие — что на самом деле число жертв и катастрофичность последствий сильно завышаются силами, заинтересованными в революции. Третьи — что такие аварии бывали и раньше, а также регулярно происходят в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и других передовых европейских городах и являются известной платой за цивилизованность общества. Как, например, появление трамваев привело к увеличению числа пострадавших на дорогах. И так далее.
Среди этих бюллетеней абоненты будут находить и некоторое число тех, которые пишут сторонники узелочников. Но таким образом, чтобы они не составляли большинство, и у абонента возникло ощущение, что это — лишь одна из точек зрения на происходящее.
Более того. Со вчерашнего дня работает новый машинный алгоритм, который создает досье на каждого абонента и вычленяет его пристрастия. Если, например, он часто использует в переписке слова «шпион», «германцы» и т. д., то в досье будет стоять пометка «шпиономания». В соответствии с этим досье каждому абоненту в списке найденных будет предлагаться в первоочередном порядке определенный тип бюллетеней. Например, в интересующей нас ситуации если абонент охарактеризован как «патриот», ему будет предъявлено несколько таких, которые призывают сплотиться вокруг государя в этот тяжелый момент войны и внутренних настроений. И между ними — один-два подлинно сектантских.
Зубатов закончил, и в зале повисло молчание.
— Инициативы Сергея Васильевича смелые, неожиданные, — раздался, наконец, решительный голос Столыпина. — Предлагаю их одобрить и согласовать ему дальнейшее развитие предложенных механизмов.
Никто из участников не нашел что сказать, и всякий в глубине души радовался возможности отмолчаться с оставлением всей ответственности на Зубатове и его покровителе.
Об открытии механизма поиска было сообщено электрограммами всем абонентам тем же вечером, и новость сама по себе имела эффект не меньший, чем падение узелочников на рельсы. Из 1,8 миллиона абонентов ЭМАСа его в первые же часы опробовали 400 тысяч, а через сутки — почти 1,2 миллиона. Зубатов ежечасно получал сводные данные о числе и характере искомых слов. Сначала «узелочники», «воздушные железные дороги» и всё, что можно было трактовать как применительное к текущей ситуации, составляло около 30 процентов. Однако скоро абоненты, видимо, изучавшие этот механизм на абстрактных примерах, наигрались, и стали искать то, что их действительно волновало, — к вечеру первого полного дня использования проценты выросли до 70–80.
Князь Мещерский честно отрабатывал свои деньги и создал более 20 бюллетеней разной направленности, которые предъявлялись абонентам вместе с «сектантскими», как их именовали в самом ПТА. Но оценить эффективность этого механизма Зубатов пока не мог.
Спустя два дня совершенно неожиданно прилетел снаряд, видимо, из лагеря, близкого к Александре Фёдоровне, — в Думе правые обвинили Зубатова со Столыпиным в потворствовании разжиганию паники, повторив претензии, звучавшие на заседании совета министров. Воспользовавшись моментом, к этой критике подключились и ненавидевшие обоих социалисты. Официальный орган эсдеков «Наша Заря» прямо заявил, что известный «отец полицейской провокации» Зубатов, «запятнавший себя многочисленными преступлениями», получил в управление ЭМАС и организовал новую провокацию: хочет с его помощью еще более обострить ситуацию и объявить столицу не просто на военном, а на чрезвычайном военном положении. Встревоженный этим массированным ударом с двух сторон, Столыпин велел Зубатову, убедительности красноречия которого он сам только что был свидетелем, ехать в Думу.
Зубатов поднимался на думскую трибуну, чувствуя спиной полные ненависти взгляды обоих крыльев, правого и левого. Только центр сочувствовал ему, да и то — не по сходству взглядов, а по свойству своему всегда поддерживать всё правительственное.
— Многие, — сказал Зубатов, оглядев зал, — упрекают нас, что в минуту паники мы не лишили обывателей возможности сноситься друг с другом, передавая вести, но, наоборот, дали им дополнительные возможности в виде поиска слов в бюллетенях. Тем самым мы якобы потворствовали усилению паники и дали повод членам изуверской секты и далее бросаться под поезда. Это правда.
— Позор! Глупость хуже измены, — раздались крики в зале.
— А теперь пусть тот из вас, кто считает это глупостью или изменой, встанет. И я попрошу господ корреспондентов, — тут Зубатов посмотрел в сторону балкона, на котором по случаю такого действа собралось небывалое число газетчиков, —отобразить в своих статьях, кто именно из членов Думы считает своих избирателей идиотами, не способными разобраться в жизни, от которых нужно скрывать правду.
Кто-то из депутатов вскочил, но, почувствовав себя в глупом одиночестве, тут же сел обратно, а на балконах для публики раздались смешки.
— Тогда я продолжу, — сказал Зубатов. — Привело ли то, что мы сделали, к увеличению катастроф? Я не знаю и никто не знает, но готов это допустить. Кто-то из членов секты, кто в ином случае не бросился бы под поезд, увидев к себе внимание, сделал это. И произошло еще одно падение поезда. И это — цена. Цена, которую мы все — и правительство, и общество — заплатили за возможность знать правду. За правду надо платить, каждый раз разную цену, но всегда — дорогую. Что есть альтернатива? Лишить людей возможности узнавать о происходящем и погрузить их в тьму самых страшных и невероятных слухов. И вот тогда — да. Тогда мы увидим такую панику, такие погромы и бог знает что еще, по сравнению с которыми недавние революционные потрясения покажутся невинными забавами. Правда — вот лучшее оружие против паники. Хотя и да, дорогое.
Зубатов замолчал. Никто из думцев не решился ему хлопать, но и ни один не стал ничего кричать. Так, в гнетущей тишине, он покинул зал Таврического дворца, в котором никто больше не поднимал вопрос об ЭМАСе.
Столыпин, когда ему пересказали эту сцену, долго смеялся.
— Правительство дало людям возможность знать правду? Так и сказал? И не покраснел? — переспрашивал он, хлопая себя по коленке. — А они все смолчали? И Пуришкевич с Марковым Вторым? Стареют, подлецы! Раньше бы Серёжа из Думы так просто не ушел!
Прямейшим следствием выступления Зубатова в Думе стало то, что партийная пресса прекратила нападки на правительство по поводу «кризиса катастроф», как его успели окрестить. И вообще, газеты то ли устали об этом писать, то ли не могли придумать, каким бы еще образом укусить правящую верхушку, без чего, понятно, ни одно издание не может рассчитывать на популярность. Падения на рельсы продолжались, но из-за снижения интенсивности движения поездов они уже не приводили к таким последствиям, как раньше.
Зубатов регулярно получал сводки об использовании поиска и вообще статистику по употреблению слов в переписках. «Катастрофы» по-прежнему оставались на высоком месте, но упоминание сектантов и их требований снижалось. То есть удалось разорвать связь между ними: первые становились чем-то обычным, неизбежным злом и ценой прогресса, вторые же уходили из сферы внимания общества. Обо всём этом Зубатов докладывал Столыпину, подчеркивая роль ЭМАСа в перенаправлении общественного мнения в нужную сторону.
Продолжение следует.
