Поделиться«Фонтанка» публикует новый роман журналиста Антона Мухина. Главы «ЭМАСа» будут выходить по одной в день. Читайте вместе с нами о том, как противостоять диктатуре сети.
О чем эта история
ЭМАС — социальная сеть, электро-механический адресный стол, созданный на базе телеграфа и механических компьютеров-табуляторов, появившихся в России во время всеобщей переписи 1897 года. Как и всякая соцсеть, она стремится установить полный контроль над своими абонентами. И лишь отверженные, прячущиеся на старообрядческом Громовском кладбище за Варшавской железной дорогой, подозревают, что абонентский номер — и есть предсказанное число зверя. Но не они одни восстанут против ЭМАСа.
Глава VI
Утро было сырым и холодным. Неплохо бы растопить печку в комнате, да все дрова, что были, Фёдор спалил в кухонной плите, на которой приготовил себе и хозяину скромный завтрак. Зубатов пошел на кухню, где между висящих на стенах тазов и сковород стояла теплая плита, и протянул к ней руки. Уже 15 минут, как он написал Лизе «всё готово, приходи», и аппарат ЭМАСа мигнул лампочкой, подтверждая, что электрограмма отправлена. Но ответа пока не было.
Зубатов взял трость, перчатки и вышел на улицу, свернул с Обводного и пошел бродить по тихим, как будто не тронутым XX веком улицам Семенцов, между невысоких домов с облупившейся краской и грязными окнами, вдоль которых стояли деревья с пыльной листвой. Здесь не слышно было современного города, и только повисшие на столбах жилы телеграфных проводов, вползавшие сюда с громких улиц нового, модернизированного Петрограда, привязывали его к нынешнему времени.
Ицхак, грустный торговец старым барахлом, открывал свою подвальную лавку. Но уже на оживленном Клинском проспекте у будок ЭМАСа толпился народ. Район этот был небогатым, и немногие могли позволить себе поставить в квартирах частные аппараты, поэтому пользовались публичными. Зубатов встал в очередь и, когда она подошла, оказался в кабине. Аппарат был заряжен самой дешевой, желтоватой и тонкой, лентой, а её обрывки, уже не помещавшиеся в корзину, валялись по всему полу. С клавиатуры Зубатов ввел свой абонентский номер и код, аппарат мигнул лампочкой, но ни одной электрограммы не выдал. Не только Лиза не отвечала — никто не делился новостями своей жизни, не присылал глупых стишков и политических новостей. Даже в бюллетене Гучкова не появилось ничего нового.
Внезапно, совершенно неожиданно для себя, Зубатов почувствовал какую-то пустоту, которая усугубилась грустью от скоротечно выполненной просьбы Лизы и плохой погодой. И даже прогулка, всегда действовавшая благотворно, не помогала. Купил газету и пошел обратно. Но, не доходя до дому, не выдержал, остановился и стал жадно вчитываться в новости, чего никогда прежде не делал, даже во время службы. Как будто хотел убедиться, что течение времени не остановилось и в мире по-прежнему что-то происходит. Однако и чтение не дало ему ощущения, что жизнь вокруг идет как прежде.
За день он не получил ни одной электрограммы.
К вечеру Зубатов решил пойти к кому-нибудь в гости, но понял, что не может предупредить о своем визите. Пошел наугад, хотя это уже было совершенно неприлично, к Маше и Жоржу Сандомировым, но их не оказалось дома.
— Ахти, господи, барин с барыней только-только ушли, — всплеснула руками открывшая ему дверь кухарка. — Вы б им в ЭМАС-то написали заранее, они бы и дождались.
Утром следующего дня не было ни одной электрограммы, и Зубатов отправился в центральную контору ПТА на Большой Морской. Там служитель вежливо выслушал его и предложил оставить письменную рекламацию, ответ на которую будет дан в течение трех дней.
Пока Зубатов разговаривал со служителем, молодой человек явно сумасшедшего вида ходил из угла в угол залы, то вставал, то садился на скамейку, а потом вышел на улицу вслед за ним.
— Что, — сказал он, нагнав Зубатова, — и вас вычеркнули?
— Что значит вычеркнули?
Безумец рассмеялся.
— А то и значит. Живете вы, вам электрограммы пишут — кто в гости зовет, кто о себе рассказывает. Новости всякие узнаете, сами кому-то о себе сообщаете. А потом раз — и как отрубило всё. И вы ни о ком не знаете, и о вас никто. Мир окружающий для вас закончился, а вы — для мира. По телефону бы позвонить — да уж и номеров ни у кого не осталось, и адресов ничьих не помните. Вот и не стало вокруг вас людей. Газету бы купить — да там вчерашние новости все, и не о том, к тому же. Мертвые новости, не живые. Вот и привычного мира вокруг вас нет. И сами вы натурально как будто умерли. Вы сюда бежите — вам отвечают: не извольте беспокоиться, милостивый государь, это у нас ошибка, сию минуту исправим. И раз — снова вас обратно к жизни подключили. И все про вас вспомнили, снова в гости зовут. А могут и не подключить. Я вот уже месяц пороги обиваю, а меня всё не починят. Сию минуту, говорят, подождите. А толку нет.
— И что же, вы думаете, они специально? — заинтересовался Зубатов.
— А то! — усмехнулся безумец.
— Зачем же?
— А это у них такой социальный эксперимент. Смотрят, крепко ли люди к ним в зависимость попали и как без них жить будут. Я в социальных экспериментах понимаю, сам у доктора Бехтерева лечился! Каждую неделю кого-нибудь отключают и следят за ним: то ли повесится, то ли с ума сойдет, то ли обычной жизнью заживет. Я-то вот сошел. А за мной следят. Вон то горохово пальто, я его каждый день вижу, куда бы ни пошел.
Безумец ткнул пальцем в толпу. Зубатов обернулся. В толпе стоял человек и смотрел на них. Разумеется, профессиональный филёр никогда бы не позволил дать себя заметить, но не все же филёры профессиональны! Хотя, скорее всего, это был бред больного человека.
— Так что если и вас вычеркнули, то можете сюда не ходить, они обратно не подключат. Ну, а если сломалось что-то, то починят. Когда через 3 дня не заработает — можете к нам приходить.
— К кому?
— К нам… кто номера ЭМАСа не имеет. К безномерным то есть.
Продолжение следует.
