ПоделитьсяАлексей Кузнецов, управляющий партнер Impera legem, рассказал, какую роль в наше время имеют косвенные доказательства аффилированности с должником в делах о несостоятельности.
В банкротстве все не так, как в обычном арбитражном процессе. Здесь все большую роль играют косвенные обстоятельства, позволяющие если не доказать однозначно связь между должником и вашими оппонентами, то породить у суда определенные сомнения и перенести на этих оппонентов бремя доказывания обратного.
Верховный суд в своем Определении от 23 июля 2018 высказался, что при включении в реестр исследование доказательств должно отличаться большей глубиной и широтой по сравнению с обычным спором — особенно, если имеются возражения против включения данного требования. В рамках установления требований кредиторов в реестр можно требовать не только предоставления первичных документов, но и отчетности должника и кредитора — на предмет отражения там этих хозяйственных операций — и проведения экспертизы со стороны кредитора.
Данный подход появился еще в Постановлении Высшего арбитражного суда №35 от 22 июня 2012. В указанном документе отражена позиция казалось бы, узкого вопроса: когда в реестр включается требование, подтвержденное только распиской физического лица о передаче наличных средств или приходно-кассовым ордером, и нет некоего третьего контрагента — обычно банка, который может подтвердить, что это движение денежных средств было — то суду необходимо исследовать, позволяло ли финансовое положение кредитора предоставить соответствующие денежные средства, и отражены ли соответствующие операции в учете. Я могу сказать, что на практике это узкое замечание активно используется для того, чтобы предъявлять повышенные стандарты доказывания к любым другим операциям. Из открытых источников всегда можно узнать, какие цифры были отражены в балансе у должника, у кредитора — и сразу же представить суду это как косвенное доказательство того, что требование не основано на реальных хозяйственных операциях. И таким образом переложить бремя доказывания на кредитора: он должен будет предоставлять дополнительные документы, чтобы доказать, что данные операции действительно были.
Очень скоро в судебной практике появились прецеденты, когда суды отказывали во включении в реестр требований, основанных на подписанных актах по форме КС-2 — хотя в обычном исковом производстве этих актов было бы достаточно для взыскания денег. Но здесь исследовались журнал выполненных работ, иные документальные следы по сделкам — и в удовлетворении требований было отказано. Очень эффективно использовать такой прием против включения подрядчиков на стройке: иногда приносят в суд КС-ку о выполненных работах, а мы не можем даже, исходя из понимания деятельности должника, представить себе, на каком объекте эти работы происходили. В этих ситуациях можно требовать дополнительные документы и таким образом эффективно бороться с включением необоснованных требований в реестр.
Аналогичные истории стали происходить при попытках включиться с требованиями по товарным накладным. В рамках дел о банкротстве стали истребовать представить транспортные накладные, в которых должны быть отражены госномера транспортных средств, фамилии водителей и экспедиторов. Если эти сведения не предоставляются, во включении в реестр суды отказывают. Особенно это актуально для случаев, где сомнения в реальности операций подтверждаются актами налоговых проверок.
Еще одна категория требований, подвергшаяся таким повышенным стандартам доказывания — это требования, основанные на цессии. В обычном арбитражном процессе, если предъявляется требование, уступленное истцу третьим лицом, суд не исследует обстоятельства: зачем это требование было приобретено, с какой целью, была ли оплата и так далее. Нередко в договоре цессии указывают, что права переходят с момента подписания, независимо от момента оплаты, и суд не интересует, была ли оплата — он взыщет задолженность в пользу нового кредитора. Теперь в спорах о банкротстве суды нередко исследуют не только взаимоотношения должника и первоначального кредитора, но и финансовую возможность нового кредитора произвести выплату по этой цессии. То есть, само наличие цессии является в банкротстве косвенным доказательством, которое вас, как активного кредитора, должно натолкнуть на мысль, что что-то здесь не то. В практике уже есть случаи, когда такие кредиторы развивают подобные обоснованные сомнения и обязывают оппонентов представлять дополнительные документы. Если их нет — в установлении требований суды отказывают.
Та же ситуация касается субординации требований. Это достаточно новое явление, но его потенциал сегодня далеко не исчерпан, и в банкротстве оно будет развиваться дальше. Суть в том, что обоснованные требования аффилированных кредиторов могут быть понижены в очередности их удовлетворения по сравнению с независимыми кредиторами. Потому что предполагается, что аффилированный кредитор гораздо лучше осведомлен о финансовом положении должника, чем простой контрагент, и его финансовые вливания должны рассматриваться не как займы, а как взносы в капитал. Соответственно, такой кредитор — и не кредитор вовсе, а инвестор, который имеет право на прибыль от деятельности либо на то, что останется после погашения долгов.
Рассмотрим некоторые варианты такой субординации с помощью косвенных доказательств. Так, например, если аффилированный кредитор не полностью раскрыл источник средств, которые он предоставил должнику и теперь требует обратно, то к нему предъявляется еще более высокий стандарт доказывания отсутствия мнимости такой сделки, чем у любого другого кредитора из упомянутых выше. Нужно не только доказать, что эти денежные средства получены должником, но и показать суду, как они были потом истрачены на приобретение каких-то активов, улучшение его финансового состояния, а не были недобросовестно распылены.
Требование может быть понижено, если финансирование предоставлялось в состоянии имущественного кризиса — так называемое компенсационное финансирование. Потому что кредитор-собственник, зная о кризисе, предоставляет финансирование, за счет которого компания может демонстрировать мнимую финансовую устойчивость, вводя в заблуждение независимых кредиторов. Такое финансирование тоже не может находиться на одном уровне с другими требованиями. Уже есть кейсы в судебной практике, когда это реализуется. Так, например, суд понизил в реестре требование компании-кредитора, которая осуществляла финансирование текущей деятельности торгового центра, на том основании, что гендиректором кредитора был сын гендиректора должника. Казалось бы, все операции реальные, деньги пошли на деятельность торгово-офисного здания, но суды решили, что это требование не может конкурировать с независимыми кредиторами.
Также признаком аффилированности может быть отказ кредитора от взыскания долга в условиях кризиса — очень частое явление, когда включается требование по займу, срок возврата которого неоднократно продлевался, что само по себе может свидетельствовать о наличии оснований для понижения. То есть, когда кредитор включается в реестр по долгу, который не взыскивался два года с момента возникновения просрочки, уже по одному этому косвенному признаку вы можете доносить до суда свои сомнения в независимости этого кредитора и требовать понижения его в реестре.
Субординируют суды даже требования кредитных учреждений, банков. Показателен кейс, где суд установил, что кредит банк предоставлял должнику на выкуп собственных акций у акционеров. Причем, требование это было мажоритарным и конкурировало с другими требованиями банков — по кредитам, выданным через пять лет после той сделки.
Но перейдем к теме привлечения к субсидиарной ответственности. Тут косвенные доказательства тоже играют все большую роль. Есть, например, кейс, где в качестве доказательства была использована переписка в WhattsApp. И, хотя это решение не обжаловалось в апелляции и кассации, и потому не получило апробацию в высших судебных инстанциях, бизнесменам пора иметь в виду, что вопросы добросовестности и разумности выходят на первый план. И в этой связи интересно определение ВС РФ от 15 февраля 2018 года, в котором сказано, какие факторы могут свидетельствовать о подконтрольности должника конкретному лицу. Это синхронность действий в отсутствие объективных экономических причин, причем эти действия противоречат экономическим интересам должника. Существенный прирост имущества этих лиц. И также в этом определении указывается на возможность ссылаться на косвенные доказательства, позволяющие обязанность по доказыванию обратного переложить на привлекаемое лицо.
В двух словах: может быть некий бенефициар, который юридически нигде не значится, ничего не подписывает, ни в каких документах не фигурирует — но присутствует на переговорах, на него указывают сотрудники как на лицо, которое принимало решения — уже он может попасть в круг лиц, привлекаемых к субсидиарной ответственности, что мы можем проследить с вами на практике.
Так, например, в Поволжье ответчика привлекли к ответу, положив в качестве доказательства его телефонные переговоры и переписку по вопросу согласования мирового соглашения. А в Московском регионе суду пригодились материалы доследственной проверки по налоговому составу, которой установлена переписка по вопросам деятельности должника, которую вел один ответчик с доменных адресов электронной почты принадлежащих ему организаций. То есть, владение доменным адресом позволило установить реального бенефициара.
Есть практика, где аффилированность установлена через оформление мобильных телефонов директоров группы компаний на одну компанию. Наконец, в одном деле, где на момент событий, приведших к банкротству, ответчик уже не был руководителем должника, конкурсный управляющий собрал материалы других дел, где родственники этого бывшего директора влияли на ситуацию. Исходя из этого суд округа установил, что этих косвенных доказательств было достаточно, чтобы перенести бремя доказывания на процессуального оппонента. И он эти разумные сомнения не опроверг.
И еще один интересный кейс связан с привлечением к субсидиарной ответственности несовершеннолетних. Может сложиться ситуация, когда бизнесмен работал-работал, отдал все любимым детям и, может быть, даже уже умер, а впоследствии их догоняет субсидиарная ответственность по его долгам. У нас уже есть определение Верховного суда, которое установило возможность привлечения к субсидиарной ответственности наследников умершего лица, которое своими действиями это основание повлекло. Ответственность ограничена именно пределом полученного наследства, но легче от этого не становится, потому что в определении сказано, что не обязательно в порядке субсидиарной ответственности взыскивать именно незаконное полученное имущество, а любое перешедшее имущество в порядке наследования. То есть получается уникальная ситуация, когда дети, наследники, никак не вовлеченные в хозяйственную деятельность предприятия родителей, не владеют документами, и тем самым ограничены в способах доказывания добросовестности родителей, вынуждены тем не менее выступать ответчиками в процессе. Это тоже надо учитывать, чтобы защищать интересы собственных детей. Вот конкретно в этом деле на детей были оформлены квартиры. Налоговая утверждала, что эти квартиры были получены за счет незаконного обогащения, которое возникло в результате причинения ущерба предприятию-должнику. Но ВС РФ указал, что нужно установить, проживали ли эти граждане в этих квартирах фактически. То есть, важно: номинально дети владеют активами, или реально. То есть, опять-же, это косвенный момент, который можно исследовать.
В общем, сегодня такое время, когда юристы могут реализовываться не только как ораторы и аналитики имеющихся документов, но и как настоящие детективы, добывающие косвенные доказательства и идущие по следу спрятанных связей, чтобы потом показать результаты этих расследований суду.
Все правовые дискуссии и анонсы будущих событий — здесь.
