«Городские сумасшедшие» против «обманщиков». Почему девелоперам, чиновникам и архитекторам так сложно договориться с градозащитниками

26 мая пройдет первое судебное заседание по иску, связанному с забытым, казалось бы, еще лет 10 лет назад сюжетом — границами памятников на Охтинском мысе. «Фонтанка» поговорила с активистами, девелоперами, архитекторами и чиновниками о том, как градозащитники борются с застройщиками и почему винят в конфликтах друг друга.

Во вторник, 26 мая, в Куйбышевском райсуде пройдет первое заседание по иску Бориса Вишневского, Надежды Тихоновой и Марины Шишкиной к КГИОП по поводу границ памятников истории на Охтинском мысе. На стороне истцов выступает Павел Шапчиц, юрист, который инициировал многие градозащитные судебные процессы. Дело предстоит рассматривать судье Ирине Воробьевой — именно она чаще всего решает споры, связанные с памятниками и градозащитной деятельностью. Новая судебная баталия связана с желанием «Газпром нефти» все-таки вывести пустующий после переезда «Лахта центра» участок из состояния далеко не античных развалин и реализовать там новый проект. Видимо, компании предстоит вновь столкнуться со всем арсеналом, который есть у наиболее активных градозащитников.

Юрист Павел Шапчиц, которому удалось в суде защитить от застройки Баболовский парк, считает, что сегодня у градозащитников есть три метода борьбы со спорными проектами: публичное воздействие, прокурорское вмешательство и судебное разбирательство.

Каждый из них довольно эффективен. Если говорить о привлечении внимания общественности, то Шапчиц напоминает, что уже на начальном этапе обороны удалось решить судьбу проблемного участка в Кузнечном переулке — тогда активисты добились того, чтобы разрешение на строительство нового здания музея Достоевского на месте сквера никто не получил.

Своим опытом борьбы за сквер делится активист Ярослав Костров: «Тогда и пикеты устраивали, и подписи собирали, и вели официальную переписку, и били по рукам различным депутатам, которые хотели слить протест. Я каждый день прохожу мимо сквера в Кузнечном по пути на работу и по дороге с нее. И я знаю местных жителей и активистов, которым нужна поддержка градозащитников. Соответственно, я с ними связываюсь и узнаю, готовы ли они бороться. Если да, то мы бросаем все силы на помощь. Очень жаль доходный дом Малоземовой — его не удалось сохранить в том числе из-за отсутствия местных, готовых поддержать протест», — вздыхает он.

По его словам, для победы над планами инвесторов лучше использовать все формы борьбы одновременно — акции и пикеты дополнять войной в социальных сетях, привлекать депутатов. «Понятно, что нельзя ни в коем случае надеяться на одних только ВИПов — есть депутаты, которые используют протест для собственного пиара, — говорит Костров. — Те, кто еще тогда отбили Охтинский мыс, технику умели останавливать, как и протестующие против сноса Аракчеевских казарм, так что в случае чего нужно прибегать и к силовым методам. Хотя, конечно, лучше всегда договариваться "на берегу"».

Между тем архитектор Евгений Герасимов до сих пор уверен, что конфликт вокруг Аракчеевских казарм возник на пустом месте. «Лично для меня они не градозащитники, а градонападающие, — замечает Герасимов. — Если привести любого человека к Аракчеевским казармам и попросить посмотреть на них непредвзято — любой скажет, что это просто сарай, который не представляет собой никакой архитектурной ценности. Совершенно нормальный перспективный проект был остановлен».

Архитектурные эксперты утверждают, что, цепляясь за неплохие для города проекты, активисты многое упускают из своего внимания. «Иногда возникает ощущение, что некоторые градозащитные организации выступают за защиту заведомо маргинальных объектов, в то время как по важным объектам происходит довольно странное молчание», — недоуменно замечает архитектурный критик Алексей Лепорк.

«Градозащитники обращали внимание на то, что нужно сохранять какие-то хозяйственные постройки XIX века. Но посмотрите, какой квартал построен слева от Варшавского вокзала. Если мы говорим о качестве архитектуры, то этот квартал — значительно большая катастрофа, чем гибель пары функциональных построек. В данной ситуации они парадоксальным образом молчали», — возмущается Лепорк.

О чем говорит закон

Если митинги не помогают защитить город, второй рубеж обороны — прокурорская отмена, продолжает Шапчиц. Например, прокуратура поддержала претензии градозащитников к надстройке дома Мордвиновых напротив Мариинского театра, хотя это не принесло успеха. «Прокуратура достаточно редко вносит четкие протесты и представления, и госорганы далеко не всегда этому подчиняются. Но, как мне кажется, этот метод использовался бы шире, если бы у нас не было того же трехмесячного срока обращения в суд по нормативно-правовым актам», — считает Шапчиц. За такое время от госоргана не всегда удается добиться четкой позиции, и когда градозащитники обращаются в суд уже лично, прокуратура вынуждена самоустраняться от участия в деле.

Наконец, последняя инстанция борьбы — это суд. Но если дело доходит до выяснения законности существования того или иного проекта, оно может наткнуться на множество подводных камней.

К слову, такая методика защиты реально раздражает как застройщиков, так и чиновников. «Начинается: «Вы знаете, я вот тут не знал, что они строят, переехал недавно в этот район, начал разбираться, и мне показалось, что тут незаконно». И суд говорит: «Давайте рассматривать». А девелопер уже вложил огромные деньги и вообще продал квартиры по 214-ФЗ», — разводит руками совладелец и управляющий партнер компании «Охта Груп» Михаил Ривлин, описывая то, как легко в судах восстанавливаются сроки исковой давности.

Тем, что на суды приходится тратить колоссальное время, силы и деньги налогоплательщиков в то время, как здания-памятники разрушаются, недоволен даже глава КГИОП Сергей Макаров. «Тот же дом Абазы столько лет был отключен от отопления, пришлось проводить консервационные мероприятия, чтобы он окончательно не упал, — приводит он пример. — Кому от этого хорошо? Процедуры были открыты, переживающих жителей соседнего дома пригласили на заседание Совета по сохранению культурного наследия, на котором в присутствии СМИ проектные предложения по реставрации и приспособлению дома Абазы под гостиницу были одобрены, — уж куда более гласно. После этого мы в судах провели два с половиной года! Оппоненты упрямо раз за разом оспаривали предмет охраны, обжаловали согласование проектной документации, историко-культурные экспертизы».

Постоянные судебные разбирательства с градозащитниками ставят в тупик и архитектурные студии. Глава и основатель архитектурного бюро «Студия 44» Никита Явейн признается, что его компания уже вынуждена вставлять в договоры пункт о случаях судебных разбирательств, чтобы все затраты компенсировал заказчик. Все три суда, в которых Явейн принимал участие, были выиграны, но они каждый раз отнимали у архитектора силы, нервы и деньги. «Судятся у нас сегодня из вредности. Есть куча интересантов, даже сосед может нанять градозащитника. В итоге ты думаешь уже не о проектировании, не о согласовании, а о том, что будет, когда ты начнешь судиться и как суд будет трактовать то или иное законодательство», — жалуется он.

Но хотя девелоперы считают, что петербургские суды априори склонны вставать на сторону градозащитников, у последних тоже есть много вопросов к Фемиде. По словам Шапчица, почти каждая вторая спорная ситуация допускает противоположные толкования регионального или федерального закона.

В качестве примера он приводит спорный участок на Воскресенской набережной. Первая и вторая судебные инстанции тогда манипулировали датами, на которые нужно применять законодательство. «Разрешение на строительство на участке было выдано на основании градплана, существовавшего с 2010 года. Этот градплан строительство на участке как раз не допускал. А Госстройнадзор выдал разрешение на строительство исходя из норм, которые действовали в 2016 году, — они были более лояльны для застройщика. Я говорил: «Суд, вы неправильно применяете норму, не на тот период!» Но суд сделал вид, что он глух», — вспоминает юрист.

Кто виноват

Неудивительно, что у градозащитников возникают вопросы к законодательству. Нередко мнение, что оно в Петербурге ужасно сложное, хоть это и вызвано спецификой города.

«У нас много разных кварталов, и мы не можем всем им предъявлять одни и те же требования — отсюда сложный язык. А при сложных описаниях, которые носят характер правила, но при этом применимы к территории, которую мы себе представляем, но досконально не знаем, всегда возникает пространство усмотрения для правоприменителя», — объясняет Шапчиц.

Архитектор Евгений Герасимов предлагает отменить закон № 820-7, согласно которому историческими зданиями в центральных районах Петербурга считаются все здания, построенные до 1917 года, а в остальных — до 1957-го. «Представляете, сказать про литературу: все, что написали до 1917 года, — это шедевры, кто бы что ни написал, включая графоманов. А все, что после 1917-го, — все ерунда. А уж после 1957-го — так вообще. При этом закон принят депутатами ЗакСа, что говорит о качестве законотворческой деятельности», — возмущается он.

Депутат ЗакСа Борис Вишневский подтверждает: с этим законом сегодня связано одно из самых распространенных нарушений девелоперов — годы постройки исторических зданий нагло подделываются. Но лично он в действующем законодательстве не видит проблем: «Все хорошо урегулировано в этой части. Вопрос заключается только в том, что если речь идет об охране культурного наследия, закон просто игнорируется», — уверен депутат. По его словам, градозащитные конфликты допускает именно исполнительная власть, которая зачастую лоббирует интересы застройщиков.

Но застройщики, в свою очередь, тоже обижены именно на чиновников. Их возмущает то, что город в принципе готов пересматривать решения о согласовании проектов, даже если разрешение на строительство уже было выдано. «Когда решения, остановить тот или иной проект или продолжить, принимают из соображений «чем меньше в городе шуму, тем лучше» — результат очевиден. И каждый такой пример резко негативно отражается на общем инвестиционном климате в Петербурге, — жалуется президент группы RBI Эдуард Тиктинский. — Девелоперы как будто снова и снова получают подтверждение: работать в центре не надо. Это рискованно, дорого и неизвестно, чем закончится».

С ним согласен совладелец и управляющий партнер УК «Теорема» Игорь Водопьянов. Он уверяет: градозащитная деятельность едва ли входит в пятерку основных факторов, негативно влияющих на инвестиционный климат города. «Главный минус — это деятельность смольнинских комитетов. Там очень неслаженные коллективы, которые считают, что если они не разрешили что-то строить, то сделали благо государству. А деятельность градозащитников очень хорошо ложится в эту философию: комитеты говорят: «Ах вот как, тут еще и граждане против? Ну раз и граждане против, тогда мы уж точно ничего не разрешим». Если там сформируется какая-то дееспособная команда, то все пойдет вперед», — убежден Водопьянов.

Архитекторы уверены, что градозащитные конфликты неизбежны в любом историческом городе. Но, по мнению архитектурного критика Марии Элькиной, градозащитная деятельность в Петербурге приобретает черты аномалии. «Это результат отсутствия в городе профессиональных институций, которые бы пользовались доверием и могли бы решать какие-то городские проблемы и отвечать за эти решения. Институт Генплана не гарантирует того, что город будет сбалансированно развиваться, мы не верим нашему Градостроительному совету», — перечисляет эксперт.

И что делать?

Большинство экспертов сходятся в том, что решить конфликты можно, если каждая из сторон не будет перегибать палку. Вишневский приводит в пример согласование проекта реконструкции Малого Мраморного дворца. «Проект тщательно обсуждался, все замечания были устранены, он без сучка без задоринки прошел все согласования, — вспоминает депутат. — Для того чтобы реализовать проект, застройщику нужно выполнить всего лишь два правила: неукоснительно соблюдать закон и вести диалог с общественностью».

Эдуард Тиктинский, за плечами у которого длительный конфликт с общественностью из-за планов строительства апарт-отеля на территории Лопухинского сада, рассказывает о судьбе другого своего проекта — реконструкции Левашовского хлебозавода.

«Мы понимали, что нам никак не обойтись без поддержки самых уважаемых в городе людей, признанных экспертов — тех, чей голос априори громче и весомее тех, кто только на словах называет себя «градозащитниками». Несколько месяцев рассказывали о своем проекте на самых разных уровнях: в СМИ, в ЗакСобрании, выступали перед историками и краеведами, приглашали на объект Всемирный клуб петербуржцев во главе с Михаилом Борисовичем Пиотровским… — перечисляет Тиктинский. — Это была огромная работа, сложная даже в эмоциональном плане, но она принесла свои плоды. Сегодня мы ведем реконструкцию в спокойном штатном режиме и чувствуем поддержку горожан».

Мария Элькина говорит, что градозащитная деятельность обязательно должна быть конструктивна. «Если бы я хотела спасать Конюшенное ведомство или Охтинский мыс, я бы сначала честно и объективно выяснила, что там происходит, какова ситуация, — говорит Мария Элькина. — С другой стороны, я бы попробовала вести переговоры и с девелопером, и с городом. И после этого я бы артикулировала какую-то ясную позицию, но с объяснением последствий. Например, сейчас про Конюшенное ведомство стоило бы говорить: давайте сохраним какой-то минимум и найдем проект, который позволит этому зданию восстановиться в центре города и для центра города функционировать. Наверное, это бы уже не было градозащитной деятельностью, но я бы попробовала предлагать больше аргументов разного плана», — говорит она.

В КГИОП считают, что сократить количество конфликтов жители города смогут, если будут больше доверять властям.

«Петербургу давно нужны четкие правила. Возможно, в этом вопросе можно поучиться у москвичей. Например, с точки зрения археологии в Москве вся территория города является памятником и она планомерно исследуется. После четко регламентированных археологических изысканий пространство открывается для использования — здесь можно строить с нуля или приспосабливать территорию под разные нужды. Участники исследований, структура документов, процедуры — все четко регламентировано. В Петербурге подобных прозрачных и понятных правил нет. А они здорово могли бы упростить всем жизнь», — предлагает Михаил Ривлин.

Елизавета Ивантей,

«Фонтанка.ру»