«У молодых это лайтово». Как подростки Петербурга переживают самоизоляцию

«Фонтанка» поговорила с молодежью и узнала, как самые юные относятся к своему здоровью и насколько встревожены пандемией COVID-19.

Противовирусные меры молодых не напугали. От паники и страхов они далеки. Да, неприятно, да, планы смяты, но истерики и ужаса из серии «мы все умрем» нет. По крайней мере, эта мысль, если и возникала, быстро купировалась. Отчасти это и понятно: у подростков нет тревоги за детей, бизнес, благосостояние семьи, они «дети» и продолжают ими быть, воспринимая происходящее как неудачную шутку или угрозу, которая «меня не тронет».

Примерно так рассуждает 17-летняя Майя. Она пережидает режим повышенной готовности дома либо у своего молодого человека. Он живет в Гатчине, и теперь Майя ездит к нему не на общественном транспорте, а на такси. Майя, услышав рекомендацию властей посидеть дома, решила — ничего серьезного и вспомнила историю с вирусом Эбола, который вызвал большой шум.

— Первое время думала: я далеко, а в Китае пусть будет что угодно. Потом поняла, так просто это не обойдется. Чаще мою руки, ношу с собой антисептик, держу дистанцию. Меня раздражают действия государства: штрафы и нарушенный строй жизни, — говорит Майя.

Она сокрушается из-за пропавших билетов на концерт. Поначалу Майя мечтала «остаться последним человеком на планете, покататься по миру и наконец научиться готовить». Не вполне ясно как, но тем не менее фантазия понятна. Страха за близких у нее нет: семья перекочевала на дачу. А вот за саму себя тревога ненадолго появилась. Молодой человек Майи свой стиль жизни не сильно поменял: сидит дома, но и до этого он жил по маршруту работа — дом. Он понимает: заражения не миновать.

Ровесница Майи Аля на улицу выходит. В магазин, во двор. Учится в 11 классе онлайн. Говорит, когда прочитала пост итальянки об эпидемии, стало страшно, но ненадолго. Аля, когда узнала о самоизоляции, заплакала — расстроила разлука с друзьями. Рухнули планы, включая день рождения. Скучает по метро, которое обожает, — Аля приехала в Питер пару лет назад.

— Я не сильно испугалась, потому что решила, что этой фигней уже переболела. Смотрю на улицу, вижу живых кошек и думаю: все хорошо. Если сильно паниковать, ничего хорошего не выйдет, относиться стоически к карантину — это период, который нужно пережить. Даже у папы паника осела, — говорит Аля.

Ее мама работает в похоронном агентстве и ездит на работу. Аля ездит «сделать реснички» к маминой коллеге, решив, что она с мамой «одними микробами дышит». Поначалу Аля ходила в магазин в маске, потом перестала, а привычка мыть руки была и до эпидемии. А вот страх смерти не развился.

Ее ровесница Таня сидит дома месяц, так решила мама, которая живет в другом городе. Признается: это мучительно. Таня живет с братом и его женой, учится в 11-м классе, занятия проходят дистанционно. Готовится к ЕГЭ, пишет сочинения. Поначалу мать Тани хотела вывезти семью из Питера. Таня называет маму паникером. Она никогда не делала маникюр у мастера, как и ее мать, которая боится заражения ВИЧ. Здоровье считает ключевым благом человека. Она моет руки, протирает телефон и компьютер антибактериальными салфетками, протирает спиртом дверные ручки, исправно с братом кварцуют квартиру — вот, говорит, и вся забота. Однако девушка опасается нервного срыва. Все три члена семьи сидят дома. Таня говорит, за себя и родителей она спокойна, учитывая повышенные меры предосторожности.

— Я не чувствую себя напуганной, — говорит Таня. — Но я бы не хотела подвергать себя риску. Был момент, когда я думала: «Мы все умрем, какой кошмар!» А сейчас думаю: нас еще просто не прижало. Я уверена, что ни меня, ни мою семью это не коснется. Я делаю что могу, но будь что будет.

План и тлен

19-летний Данил гнездится с семьей на даче. Перед самоизоляцией устроился в «Макдоналдс», который теперь перешел на режим выдачи и не обучает новичков. Работа накрылась. До эпидемии он развозил пиццу, но от этого пришлось отказаться. Данил с семьей уехал на дачу. Мечтает с другом начать стартап, «скинувшись по пятерке», — изготовление и продажу бандан. Рухнувшие планы его злят, а вот страха нет, потому что у молодых «это лайтово проходит». О коронавирусе читает в ленте.

— Сейчас мне пофиг, в России это не так сильно, — говорит Данил. — В нашей стране это делается для того, чтобы убить малый бизнес.

Если Майя занятия в колледже запустила и не очень грустит из-за разлуки с учебой, то Анастасия нервничает. Она учится на первом курсе РГПУ. Сначала Настя не поверила, когда бабушка сказала о вирусе. Решила, фейк. А потом испугалась, узнав о количестве заболевших. Появились страхи за свою жизнь и близких, тревога заболеть и умереть. Говорит, более трепетно стала относиться к родственникам, полагая: «любая встреча может стать последней». Здоровье ставит на первое место. Были слезы и панические атаки. Просмотр новостей обостряет эти реакции. Она тревожится, что дистанционно сложно самоорганизовать себя на учебу, говорит, страдает качество образования.

Тревога терзает и выпускницу Таню. ЕГЭ перенесли на вторую половину июня, но девушка уверена, что спад эпидемии придется на это время и проведение экзаменов под вопросом. Татьяна переживает из-за срыва плана поступления и неопределенности, мечтает пойти в школу.

— Я не знаю, что из себя представляет Беглов, — говорит Таня. — Если с Собяниным все понятно — он пытается наладить обстановку, то действий Беглова я пока не вижу. Я досадую, что мой губернатор не Собянин. С чипами контроль гораздо сильнее. Большой Брат.

Бургеры и тату

Молодежь к здоровью относится по-разному, но понимает ценность этого исчерпаемого ресурса. Они сильно ценят свободу, а возможность вести привычный образ жизни подразумевает отказ от ограничений в том, что нравится, будь то секс, алкоголь или сигареты. Вот и Майя ведет вполне эпикурейский образ жизни, понимая толк в бургерах, алкоголе и сигаретах, и отказываться от него не готова. О том, как «надо», знает. Она недавно переболела вирусом Эпштейна — Барра, говорит, вот тогда было страшно: рецидивы пугающие. Она заразилась от парня, будучи уверенной, что к ней инфекция не прицепится. От сторонников ЗОЖ отмахивается. Майя делает татуировки, сначала ходила к знакомым, потом, усомнившись в гигиене, выбрала салон.

К врачам молодые нередко обращаются в ситуации тупика. Одна из причин — недоверие. Так делают и те, кто богатырским здоровьем не отличается. К врачам Настя обращается, только если припрет. Говорит, крепкое здоровье — это не про нее. Настя не курит, врачам не очень доверяет. Страх заразиться, вступая в сексуальные отношения, ей знаком. Для Али собственное здоровье значит мало. При этом, пока «не начала падать в обмороки чаще двух раз в день, не обратилась к врачу». У 19-летнего Данила обмороков не было, он — донор. Мечтает получить «титул донора», не очень понимая зачем. Сдавать кровь предложила подруга, желая сделать из этого «пассивный заработок». Даня пошел, говорит, «по приколу». К здоровью он относится вдумчиво, например, старается питаться дома. Сплошная польза и экономия. Он хочет, когда снимут режим самоизоляции, ходить в зал заниматься фитнесом.

Секс и страх

Карантин карантином, а секс никто не отменял, хотя во время самоизоляции разлука партнеров становится дополнительным поводом для грусти. Или же, если повезет, скрепляются пары, самоизолировавшиеся вдвоем. По данным социологов, россияне, и молодежь в частности, предпочитают защищенный секс. Для молодых страх нежелательной беременности гораздо актуальнее тревоги заражения. Девушки проявляют большую ответственность, чем молодые люди. Например, Аля сексуальных партнеров просит сдать анализы перед сексом. Сама делает это регулярно. Не всегда такая ответственность находит понимание у молодых людей, с чем и столкнулась Анастасия. Она как-то предложила парню провериться, тот тоже в долгу не остался: предложил расстаться. Нынешний парень Насти оказался более понятливым. Настя боится забеременеть, но категорически против абортов.

Майя справок о здоровье у партнеров не просила. Она ведет активную половую жизнь, но анализ на ВИЧ сделала единожды, когда недавно узнала об измене партнера. К детям тоже не готова, привыкла пользоваться презервативами, исключением стал нынешний молодой человек. Испугалась сильно. Говорит, у нее и до эпидемии были страхи о здоровье, но пугливой себя не считает, о невозможности встретиться с друзьями не кручинится. Отношения с парнем стали только крепче. У гинеколога не была никогда, просила маму отвести ее к врачу, чтобы сдать анализы, но маме некогда.

19-летнему Олегу страх инфекций не присущ. Говорит, девушки никогда не предлагали сдать кровь до секса, ему такая идея тоже в голову не приходила, потому незащищенный секс пугает риском беременности, а уже потом всем остальным. Свою безбашенность называет «детской глупостью». Он продавец в алкокомаркете, продолжает ездить на работу. Там выдают маски, перчатки, есть антисептик. Говорит, посетителей стало намного меньше. Информацию о вирусе вообще не читает, полагая: пронесет. Узнав о вирусе, переживать не начал, полагая, что мытье рук и умывание помогут избежать заражения. Правда, по городу старается не бегать, вот съездил на день рождения к подруге, отмечали вдвоем.

— Подростки, если не говорить о тех, кто имеет хронические заболевания, в целом проблем со здоровьем не ощущают, — говорит Юлия Зубок, руководитель Центра социологии молодежи ИСПИ ФНИСЦ РАН. — Подростковый возраст — период, в который рефлексия в отношении собственного здоровья почти не возникает. Чего нельзя сказать о здоровье близких. Именно оно оказывается предметом беспокойства и даже страха и не только в подростковом возрасте, но и старше. В разные периоды отношение к здоровью было разным. На фоне больших социальных потрясений его ценность и страх потери усиливается. Так было в 1990-е, так происходит сейчас — в условиях эпидемии. Здесь отражаются, скорее социальные проблемы, связанные с недоступностью качественной медпомощи, недоверием к медицине, которая в массовом сознании представляется все менее квалифицированной, а если и квалифицированной, то недоступной простому человеку. Как и в отношении образования, в отношении медицины воспроизводится устойчивое представление о том, что в идеале она должна быть бесплатной, а платные услуги допустимы в том случае, если люди имеют возможность за них заплатить.

Мария Башмакова, для «Фонтанки.ру»