Сколько лет ватнику Сорокина?

В мае вышел «Заплыв» (обещанный, кстати, еще в январе), в августе – «Сахарный Кремль». Если «Кремль» просто развивает идеи «Дня опричника» (2006), доводя их до гламурного блеска (который символизирует технология «блестки в лаке», примененная для изготовления яркой суперобложки), то «Заплыв» в творчестве Сорокина играет роль куда более важную, поскольку позволяет понять суть сорокинского постмодернизма. Одновременно «Заплыв» позволяет проследить наиболее существенные процессы в современной культуре в целом. Сорокин для этого очень удобен.

Фиктивные даты: Сорокин, как Малевич

«Заплыв» был назван в подзаголовке книгой «ранних рассказов и повестей». Мозолили глаза даты: 1978, 1979, 1980, 1981 гг. Все рецензенты, которые о «Заплыве» написали, сомнению датировки не подвергли и сделали вывод (к которому их подтолкнул сам Сорокин) о том, что Сорокин ранний и поздний – это почти одно и то же, что как писатель он появился сразу готовым постмодернистом, как Афина, вышедшая из головы Зевса (согласно доверчивому Аполлодору) в полном боевом вооружении и с воинственным кличем. Забегая вперед, скажу, что и в случае с Сорокиным мы имеем дело с искусственно сконструированным героическим мифом, так сказать, «автомифом».

Но, во-первых, ранние датировки, свидетельствовавшие о том, что постмодернистский метод сформировался у Сорокина как анклав внутри советского соцреализма еще в конце 1970-х гг., были поданы со слишком уж большим нажимом, чтобы все было на самом деле так просто. Во-вторых, откуда такие залежи неопубликованного после двухтомника, вышедшего в 1998-м и трехтомника (2002 г.)? В-третьих, меня сразу насторожили два самых сильных сочинения из сборника: рассказы «Ватник» и «Падёж». Если бы первый был написан в 1978 году, а второй – в 1980-м, как это указано в книге, то Сорокин наверняка включил бы их в свой безымянный сборник рассказов, вышедший в 1992 г. в московском издательстве «Русслит». Антисталинский, антитоталитарный «Ватник» не мог бы миновать сборник 1992 года, если бы тогда уже был написан. Конъюнктура начала 1990-х не позволила бы этот текст утаить.
Проблема в том, что «Ватник» наверняка не был тогда написан, он старше указанного возраста на 30 лет. Кстати, эту идею подсказал мне писатель Валерий Сажин, долго занимавшийся Хармсом и потому везде предощущающий мистификации.

Забегая вперед доказательств, начну с того, чем следовало бы закончить: книга «Заплыв» – одна большая мистификация, напоминающая о соответствующих проделках Казимира Малевича. О Малевиче принято аккуратно говорить, что в конце 1920-х гг. он осуществил «авторскую реконструкцию своего творческого пути», создав в 1928 – 1932 гг. картины, которые датировал 1900-ми годами. По существу, это мистификация, смещающая на 30 лет назад начало метода. Цель – перемещение гениальности на более ранний срок. Чем раньше гений проявился, тем он гениальнее.
Аналогичная история и с Сорокиным. В новой книге он «заплыл» на 20 – 30 лет назад. Поэтому все даты тут следует писать в кавычках: «1978», «1979» и т.д. Трудно сразу сказать, что за этим стоит: то ли просто желание предложить читателю игру, то ли забота о создании фиктивной биографии. В любом случае чтение книги становится гораздо более интересным.

Сорокин и Светлов

Конечно, можно принять рассказ «Заплыв» («1979–1988») за ранний текст, впоследствии использованный в романе «Голубое сало». Можно принять первую часть «Стихов и песен», названную «В дороге», за ранний текст, вошедший в седьмую часть романа «Норма», написанного, если верить датировке, в 1979 – 1984 гг. Это же касается и других текстов «Стихов и песен». Мини-рассказ «Весеннее настроение», кстати, основан на стихотворении Михаила Светлова «Весеннее» (1952), строчками из которого непринужденно обмениваются персонажи Сорокина.

У Светлова: «Я отдал судьбу свою в честные руки, / Я жил на земле - как поэт и солдат, / Где мудрые деды и умные внуки / У государственной власти стоят. // Ничто не забыто – пусть время торопит, - / Мне помнятся ранние наши мечты, / Когда еще призрак бродил по Европе / И жадно смотрел на живые цветы».

У Сорокина: «Я отдал судьбу свою в честные руки, - проговорил Яковлев, выходя из здания обкома. – Я жил на земле как поэт и солдат. – Прохоров кивнул: Где мудрые деды и умные внуки у государственной власти стоят? – Да, Женя. – Яковлев закурил, кинул спичку, сощурился на весеннее солнце. – Ничто не забыто. Пусть время торопит…» и т.д.

Поэзия Светлова 1940-х – 1950-х годов мало известна (ее умышленно не воспроизводили в ходе романтической канонизации Светлова в 1960-е и последующие годы) и поистине чудовищна, естественно ее было «реинкарнировать» для создания концентрата «советскости». В других рассказах, кстати, тоже есть стихи, но в основном их не атрибутировать ввиду повышенной маргинальности. Текст Светлова – довольно редкий случай, когда атрибутировать легко. Такое использование закономерно для установки на коллаж, свойственной Сорокину.

Сорокин и Лев Николаевич

Сразу следом за квазисветловским текстом в «Заплыве» идет текст «Свет юности», также точно совпадающий с текстом из «Нормы». Однако с этим рассказиком история оказывается несколько более занятной. Начинается текст с напечатанного в подбор стихотворения: «Рокот самолетов плавно затихал. Давние полеты вспомнил генерал. И увидел лица преданных друзей… Рад он возвратиться к юности своей. Полночь уплывает, близится рассвет. Чудеса бывают и на склоне лет. Вот растаял иней на его висках. Вот он вновь в кабине, а под ним – Москва. И как прежде снится край родной в снегу… - Никогда в столицу не пройти врагу!».

Далее у Сорокина идет продолжение, но для нашего расследования хватит и начала.

Источник этого текста также обнаруживается в интернете – но это не Светлов, а… литературная страница web-сайта газеты Солнечногорского района Московской области «Сенеж Инфо», на которой в разделе поэзия напечатаны – почему-то также в подбор – стихи некоего Льва Николаевича Зубачева. Датированы они на сайте, между прочим, 16 февраля 2007 г. Текст там выглядит так: «Свет юности Рокот самолетов плавно затихал. Давние полеты вспомнил генерал. И увидел лица преданных друзей… Рад он возвратиться к юности своей. Полночь уплывает, близится рассвет, Чудеса бывают и на склоне лет. Вот растаял иней на его висках… Вот он вновь в кабине, а под ним – Москва… И, как прежде, снится край родной в снегу… Никогда в столицу не пройти врагу!».

Далее идут и другие аналогичные стихи. Например: «На рубеже веков и двух тысячелетий Связала нас любовь великая на свете…».

Это и есть серийная продукция «поэзии советской», которую так любит использовать Сорокин. Не случайно «Стихи и песни» из «Заплыва» посвящены советским поэтам. Зубачев Лев Николаевич – это обобщенный образ стандартного советского поэта. Например, подлинным шедевром являются стихи Льва Николаевича о Ю. Самсонове, размещенные в декабре 2004 г. на сайте «Клин Инфо»: «Не повысит кто квартплату? / Правду сможет КТО сказать? / За Самсонова, ребята, / Нужно Нам голосовать! // Молодой он, энергичный, / Очень грамотный причем! / Чтобы жизнь была отличной, / Мы на выборы пойдем…».

Таким образом, историко-литературная роль стихов Зубачева состоит в том, что они позволяют, наконец, если не точно датировать тексты Сорокина, то хотя бы приблизиться к пониманию мистификационного принципа датировок.
Напомню: в «Заплыве» текст с включением стихов Льва Зубачева датирован 1979 – 1980 гг., в «Норме» - 1979 – 1984 гг. Между тем в подборке стихов для «Сенеж Инфо» говорится о «рубеже веков и двух тысячелетий». Т.о. скорее всего, вирши созданы не до 1980 года, а ближе к концу ХХ века, во второй половине 1990-х, когда у нас активно начали писать о конце века.

Итог расследования – большие сомнения в датировке «Стихов и песен» из «Заплыва», а заодно и романа «Норма», впервые напечатанного в 1998 г. с датами «1979 – 1984». Есть основания думать, что все это было написано в 1990-е годы, причем вероятнее, что в конце десятилетия.

Таким образом, можно предложить гипотезу о желании Сорокина утвердить свой приоритет постмодерниста путем существенного – на 15–17 лет – смещения начала постмодернистских опытов на период разгара соцреализма и оказаться хронологически как можно ближе к «Москве – Петушкам» (1970). Едва Сорокин успел очнуться от юности – и сразу же в 23 года записал как завзятый постмодернист! Рождение постмодернистом до превращения постмодернизма в массовое явление – это, очевидно, и есть цель мистификации и, кстати, вполне постмодернистский жест.

Детский конструктор как новая норма

Попутно проясняется суть постмодернистского метода Сорокина: постепенно Сорокин все чаще и все больше оказывается просто конструктором текстов, составляемых из разных фрагментов, в том числе чужих текстов. Данный случай напоминает хрестоматийный пример плагиата (описанный в статье «Плагиат» в «Краткой литературной энцклопедии»): советский поэт В. Журавлев опубликовал под своим именем (Октябрь. 1965. № 4) стихотворение Ахматовой «Перед весной бывают дни такие». Не исключена, кстати, сознательная параллель: Журавлев похищает стихотворение Ахматовой, а Сорокин – стихотворения Светлова, Зубачева etc.

Я уже писал, что литература, состоящая из книг, сменилась неолитературой, состоящей из гник². И именно с эпидемическим плагиатом как жанром гникописания тесно смыкается метод конструирования Сорокина, маскируемый им под постмодернизм: то Светлов, то Зубачев, а в целом огромное количество используемых чужих текстов.

Плагиат был и раньше, но он оставался внесистемным. Теперь он вошел в систему «творчества», а современный постмодернизм позволяет его легко оправдать. То есть постмодернизм оказывается эффективной технологией, незаменимой, например, при промышленном изготовлении текстов, лишенных художественной ценности, но обладающих потребительскими качествами (с учетом ураганной рекламы и низкой квалификации читателей). «Творчество» оказывается подобием составления моделей из деталей детского конструктора.

Ничьи вещи

Интернет играет в «конструировании» текстов важнейшую роль. Я много занимался генезисом знаменитого каннибалического рассказа Сорокина «Настя» (впервые опубликован в книге «Пир», 2001), в котором описано, как родители запекают в печи и с аппетитом съедают достигшую совершеннолетия девушку. В попытках найти прецедентный текст, я остановился на книге Клода Леви-Строса «Мифологики. Том 1. Сырое и вареное» (СПб., 1999), где описаны европейские символические обряды: жарка девушек, достигших половой зрелости.

Теперь, однако, я думаю, что с Леви-Стросом немного погорячился. Потому что в интернете обнаружился сайт некоего «Марка Десадова» (нераскрываемый псевдоним), который выступает популяризатором художника Долчета (Dolcett)³