Международный фестиваль балтийских городов завершен в Петербурге. Мероприятие наглядно продемонстрировало, что политические противоречия не в силах ослабить общее культурное пространство. Эта материя - не из хрупких! Когда слушаешь концерт «Весь этот джаз», ведомый маэстро Давидом Голощекиным, становится более чем понятно, что искусство не только понятие божественное, но и функциональное.
Третий Международный фестиваль балтийских городов завершен в Петербурге. Мероприятие наглядно продемонстрировало, что разнообразные политические противоречия не в силах ослабить общее культурное пространство. Эта материя - не из хрупких!
Когда слушаешь концерт «Весь этот джаз», ведомый маэстро Давидом Голощекиным, а в перерывах между композициями звучит литовская, польская, финская, эстонская речь, становится более чем понятно, что искусство не только понятие божественное, но и функциональное: оно, на самом деле, не иллюзорно, делает нас по-настоящему близкими людьми…
Идея фестиваля воплощена театром «Балтийский дом» и Балтийским международным фестивальным центром, с помощью комитетов по внешним связям и по культуре правительства Санкт-Петербурга. В третьем фестивале приняли участие театральные и музыкальные коллективы. На нескольких сценах было показано пять крупных драматических произведений, и нет счета исполненным джазовым композициям. Обозреватель «Фонтанки» побывала на нескольких фестивальных спектаклях и сделала вывод, что они четко разделились на две группы: на «понятные» и «непонятные»…
В группе «непонятных» с большим отрывом лидирует «Зигмунд и Фрейд» Тартуского театра «Ванемуйне» в постановке Саши Пепеляева. Московский режиссер и хореограф разделил образ главного героя на две условных части: мужскую и женскую. На сцене можно увидеть приблизительно следующее (фрагмент взят произвольно): карлик и девушка, одетые в одинаковые костюмы, сидят на стульях. Делают вид, что вяжут. На экране за их спиной – они же. На их фоне огромные руки. На сцене слева другая девушка вставила в уши цветки лилии. Пришла еще одна, отняла лилии. Ушла, вставив их себе в уши. На экране тем временем остались только руки. Вязавшая девушка сползла со стула. Карлик продолжил сидеть. На экране возникли очки. Фрейд-2 пришел, крикнул что-то по-немецки, скрылся. Все засмеялись. Занавеска. Стул водружается на стол. Фрейд-1 садится за стол, Фрейд-2 - на стул. Группа девушек танцует в центре сцены. Группа неустановленных лиц с лилиями в зубах поймала одну девушку и давай ее целовать…
И в таком духе все полтора часа!..
В буклете, посвященном спектаклю, не без удивления обнаруживаешь слова господина Пепеляева: «Ни биография Фрейда, ни психоанализ не являются темой спектакля. Скорее, эта тема обитает в области снов и отражений…». А сны, они, как известно, вещь такая – кто ж разберет. И в этом смысле все получилось блестяще. Понять вообще ничего нельзя, но абсолютно ясно, что перед нами постановка на редкость авангардная.
До этого спектакля не самым прозрачным по смыслу казалось уличное представление польского театра КТО «Кихотаж» (режиссер Ежи Зон). Вроде намечалась история про Дон Кихота. Наверное, можно и так сказать. По сравнению с Зигмундом и его другом Фрейдом, здесь даже можно выстроить сюжет. Очевидно, это парад-алле видений Дон Кихота… Дон то ли в сумасшедшем доме, то ли просто в собственном доме перебирает воспоминания своей героической жизни. Или они настигают его самостоятельно. Он даже вступает с ними в контакты разного рода, и даже некоторое виденье в образе девушки приводит к себе в комнату. Ан нет, девушки как ни бывало, осталась одна кастрюля. Музыка играет, девушки танцуют, чудища пугают, поварихи гремят, цепи горят, Санчо Панса ворочает туда-сюда конструкцию с сидящим в ней Дон Кихотом. Наконец, вынесли фанерные мельницы разных размеров. Дон Кихот и внимания на них не обратил. Почему? А кто ж знает. Но может быть, так и нужно, может, это тоже сны? Тогда нельзя не признать, что Дон Кихоту с содержанием сновидений повезло намного больше, чем старику Фрейду…
Спектакль «Продам дом, в котором не могу больше жить» того же театра из Кракова, сыгранный на Малой сцене абсолютно без слов, даром, что поставлен по рассказам чешского писателя, рассказывает о жизни человека от рождения до смерти. Согласно этому спектаклю, между рождением и смертью в человеческой жизни помещаются ровно два события: конфирмация и свадьба. Причем, свадьбе не предшествует любовная история. Отрадно, однако, что после смерти герои умерли не до конца. Они оказались в каком-то ветреном месте, где было, кажется, не очень жарко, но после непродолжительного ожидания их лица озарил луч прожектора, в смысле – нездешний свет. Короче говоря, на том свете их встречает свет. И это вселяет надежду. В спектакле участвуют две женщины и трое мужчин. Женщины еще как-то переодеваются, а вот мужчины проходят свой жизненный путь строго в костюмах. И в этом смысле спектакль логичнее было бы назвать «Продам костюм, в котором не могу больше жить».
А старое название можно подарить спектаклю Каунасского драматического театра «Маленькие супружеские преступления». Потому что дом, где происходят события, хочется продать еще до их начала. Настолько это мертвое пространство не подлежит обживанию. Но спектакль проходит у нас по ведомству «понятных». Все ясно предельнейшим образом. Разворачивается небольшая детективная история, в ходе которой муж пытается понять, за что любящая жена хотела его убить. Поскольку интрига – главное в спектакле, актеры играют только ее, то есть - сюжет. И очень подробно, шаг за шагом, ведут нас по лабиринтам все более и более несладкой семейной жизни своих персонажей. Здесь нет никакого подпольного смысла. И если бы этот спектакль был показан после представления о братце Зигмунде и братце Фрейде, мы бы были ему благодарны еще больше. Сын Донатаса Баниониса, Раймундас Банионис, поставивший «Преступления», похоже, хочет донести простую мысль: эй, парень, не забывай оглядываться – не метит ли жена скульптурой ангелочка тебе в висок?
И, наконец, последний участник фестиваля – «1900». Это спектакль Санкт-Петербургской джазовой филармонии в постановке Джулиано Ди Капуа, а точнее концерт. Участие в постановке Давида Голощекина и его ансамбля сместило все акценты в сторону музыки. Их музыка интереснее и увлекательнее, чем история персонажа, хотя его история будет любопытней десятка семейных преступлений. Жалко, что артист Арсений Иванкович начинает ее совсем уж в эстрадной манере, которая к концу, правда, обретает драматическое звучание. Когда Голощекин сидит за роялем, мы не сомневаемся в гениальности пианиста, о котором идет рассказ, когда же он играет на трубе, как рассказчик, то начинает казаться, что тот равновелик 1900-му. А это не так. Между джазовыми композициями, сопровождающими почти весь спектакль, режиссер как-то умудрился вклинить пару фонограмм, крики чаек и шум прибоя. Для правдоподобия, наверное. Потому что музыканты играют практически нереально…
Каждый из пяти спектаклей фестиваля представляет определенное направление современного театра: психологическая драма, уличный театр, пластическая драма, комический танцевальный спектакль и спектакль-концерт. Уже одно перечисление жанров демонстрирует тяготение к целенаправленному отказу от слова в драматическом действии. Слово компрометирует себя даже в традиционной психологической постановке литовцев: оно ничего не значит, оно хочет скрыть, а не назвать, обмануть, а не провозгласить. Слово больше не участник конфликта. Отрадно, что этот процесс не осознается театром как трагический.
Ирина Ильичева,
Фонтанка. ру