Почему казанские пацаны конца 1980-х не стали братвой 1990-х — от них осталась только «кровь на асфальте»? И как случилось, что история криминального мира тех времен стала интересна миллионам зрителей и читателей? Об этом — диалог Роберта Гараева и Евгения Вышенкова. Их встречу придумали «Подписные издания», назвали «Пацаны против братвы. Откуда в Казани взялось их слово и куда оно кануло».
ПоделитьсяСправка
Роберт Гараев — автор книги «Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010», сам участник одной из казанских группировок («Грязи») в 1980-х. Фильм, созданный на этой основе, «Слово пацана. Кровь на асфальте» взбудоражил причастных и непричастных.
Евгений Вышенков — автор исследования «Именем братвы». Вырос на Васильевском, мастер спорта, окончил восточный факультет ЛГУ с Андреем Константиновым, работал в уголовном розыске. В начале 90-х уволился и примкнул к братве, отсидел за вымогательство, освободился 27 лет назад. Один из руководителей и владельцев «Фонтанки», 47news.
Евгений Вышенков подготовился: 8 февраля Роберт Гараев отмечал день рождения, и наш журналист подарил ему шапку — точно такую же, как та, в которой красуется герой книги «Пацаны…» на обложке. «Это фернанделька», — сообщил Вышенков непосвященным. А на свою голову надел отличительный головной убор ленинградской шпаны — кепку. «Фонтанка» собрала главное из их слов.
Почему давно известная тема «казанских» выстрелила сегодня
Е.В. История про «казанских» не раз была описана, но «рванула» именно сейчас, когда это противоречит мировоззрению городской молодежи — милой, вежливой, сконцентрированной на себе. А авторы «Пацанов» кидают им «рваное мясо», трудно поддающееся их осмыслению. Может, это протест против новой матрицы, где мужчина не может хлопнуть мерзавца, оскорбившего его женщину, а женщина не может дать пощечину так, чтобы зазвенело?
Р. Г. Все книги о казанском феномене были написаны либо журналистами, либо представителями органов. Это талантливые работы, но люди в них получались плосковатыми. Никто почему-то до меня, кроме социолога Светланы Стивенсон, не решился спросить у самих пацанов этих уличных про устройство их группировок, про настроения и мироощущение. Про группировки они спрашивали у милиционера, у адвоката, у педагога, у психолога. Конечно, возможен такой взгляд. Но сами участники этих сообществ имеют право рассказать свою историю. Они жили этим, а некоторые до сих пор живут. И когда начинаешь с ними разговаривать, можешь передать их язык, какие-то их странные знания. И думаешь: это те самые пацаны, которые «выросли» в братву 1990-х?
Е.В. Всё же большинство читателей, образно говоря, вегетарианцы. Почему они это едят? Не потому ли, что в мире, где всё якобы вежливо, часть молодого общества чувствует ложь? А ему показали жестокость, в которой есть своя, но правда.
Про героя нашего времени надо спрашивать у девчонок
Р.Г. Не знаю, давайте подумаем. Помните, в нулевых годах в глянцевых журналах публиковали «словарь пацана», «как выглядит гопник»
В мировой истории таких уличных бандитов не было
Е.В. Для ленинградской шпаны немыслимо, чтобы улица, мы не говорим про спортсменов, отрицала алкоголь и курево: портвейн и папиросы обязательны. Военизированная структура со своей иерархией, дисциплина казанских группировок всё это отвергала. Сообщество с очень строгими правилами и запретами, с серьезными наказаниями за выкуренную сигарету.
Р.Г. Группировки смогли удерживать спортивные правила благодаря тому, что это была модель тоталитарного государства в государстве. Смотрите, у него есть внешняя политика, есть экономика, есть законы и правила. Правила про спортивность группировок говорят о том, что если ты будешь курить, то у тебя дыхалка плохая, а ты должен хорошо бегать от других группировок; если ты выпиваешь, значит, ты не можешь разговаривать с людьми, а коммуникационный навык — это главное твое оружие на стрелках. Если ты умеешь орудовать понятиями, ты победитель.
Наркотики пришли на улицы Казани позже, чем в криминальный мир России в целом. Мне рассказывали, распознавали первых наркоманов не сразу: странные, вроде не с похмелья, изо рта не пахнет алкоголем. Когда начали понимать, конечно, таких отшивали достаточно быстро. Если это был кто-то авторитетный, уже бандит, ему говорили: «Пока ты торчишь, не имеешь права представляться от нашей улицы. Бросишь — окей, можешь возвращаться».
В мировой криминальной культуре такого не было.
«Казанские» проиграли, потому что «привезли» свой асфальт в Петербург
Е. В. Если бы я, а поверьте, у меня кое-какой жизненный опыт есть, находился бы в Казани в те времена, когда Роберт жил улицей, и знал, что вот-вот рухнет империя и начнется время организованной преступности, я бы поставил на «казанских». Они самые дисциплинированные, самые жестокие. Они идут до конца, у них сконцентрированы понятия, нравится кому-то это или не нравится, но у них есть идея. Они не пьют и не курят. Я вижу идеальную машину и ставлю на нее, понимая, что в новой буржуазной революции они станут силой. Но я проиграл бы свои деньги.
Потому что когда из Казани начались набеги на Петербург, Москву, Севастополь и другие города, они проиграли «спортсменам» — братве, которая была менее дисциплинированной, разложенной гульбой, девками, дорогими шмотками, менее жестокой и так далее.
А у «казанских» бесконечная и бессмысленная война ни за что — за асфальт в Казани — продолжилась и у нас. Вместо того, чтобы стать единым кланом в Петербурге и всех положить, «казанские» стали убивать здесь друг друга потому, что дома не поделили что-то. И, в общем-то, сильно помогли ленинградской-петербургской мафии. Мы смотрели на это с аплодисментами.
Р.Г. Экспансия в Москву и Питер началась после экспериментального закона 1993 года, принятого в Татарстане, чтобы бороться с группировками. По нему, если ты идёшь по улице и видишь человека, который внешне напоминает участника ОПГ, можно было его задержать без доказательств на 30 суток. Люди начали уезжать, потому что им просто надоело: на 30 суток сел, вышел, а тебя опять посадили. Значит, надо ехать в Москву и Питер. В Москве у них складывалось по-разному, некоторые добились какого-то успеха, но не самые жестокие, а те, кто понял: «мы теперь авторитетные бизнесмены».
Но если в Питере они почти сразу проиграли, то в Казани — нет.
Е.В. Казань как раз единственный город, где не было ни одного чужого из братвы. В Питер приезжали все: екатеринбургские (Уралмаш), москвичи и так далее. Все эти миграции понятны. В Казани не могло быть никого, кроме своих. Это интересный исторический вопрос.
За что боролись
Е.В. Война за асфальт на самом деле борьба ни за что, то есть — за символический авторитет, гипертрофированную честь, тщеславие, стойкость, понятия. Но, грубо говоря, в руках я ничего из этого не могу подержать. Спортсмены же в 1990-е думали только о деньгах, они уже не готовы были бесплатно идти даже на ринг. Борьба кланов в Петербурге гремела за золото, и все понимали, что это такое. И вдруг к нам прибывают люди, готовые умереть за нечто, о чем интересно поговорить, но не более.
Р.Г. Несмотря на то, что «боевого» опыта у пацанов было чуть больше, чем у братвы городов, в которые они приходили, именно тогда у них всё и сломалось. Потому что в 1990-е понятия и категории из их системы перестали работать. История рэкета в России началась в 1989 году — всплеск дел о вымогательстве. А эти уже с 1982–1984 годов — пять-шесть лет воевали — преимущество на тот момент. Но оно перестало работать на длинной дистанции, потому что оказалось, чтобы ее выдержать, уже нужны мозги.
О слове писателя
Е.В. По мне так понятно, что бандитскую Одессу с миром Бени Крика придумал Бабель. Настоящий Беня же освободился только в 1917-м. Это не претензия к Исааку Бабелю, он придумал свою историю Одессы, и мы любим тот миф.
Мой друг Андрей Константинов написал книгу «Бандитский Петербург». Он ничего не придумал, писал «с колес». Но так вышло, что Петербург стали считать даже более бандитским городом, чем Москва. Петербург стал Чикаго.
Про Казань 1980-х написал Роберт Гараев, и появился новый образ этого города с неотделимой и важной частью его истории.
Но действительно ли новый? В документах начала ХХ века статистические данные говорят о том, что Одесса была далеко не на первом месте по преступности до революции. Одним из первых был Нижний Новгород, дальше — Москва, Санкт-Петербург. А на первом была Казань на 13-й год. И мне кажется, что для поиска разгадки «казанского феномена» надо идти научным методом.
Р.Г. Я с этой мыслью и писал книгу: ничего нельзя забывать, потому что это история. Тема бандитизма в Казани долго замалчивалась, до перестройки она была неудобной. Сейчас власти Татарстана считают, что это какое-то неприятное пятно на теле республики.
А мне хотелось понять, почему это тогда произошло в Казани, почему именно в Казани, как это происходило и как менялось от 1970-х к 1980-м, какая трансформация произошла в 1990-е, и как это потихонечку от нулевых до наших лет уходит, уходит, уходит. Надеюсь, навсегда: по статистике насильственные преступления во всем мире за последние 40 лет уменьшаются и меняют форму.
Только коллективная травма осталась. В Казани нет людей, кого события тех лет не затронули. Потому что-либо брат, либо родственник, либо ты сам был группировщиком, либо они тебя унижали. Травма есть, и о ней говорить достаточно тяжело. Я и сам уже как будто бы немножко терапией занимался. Потому что там были некоторые моменты из моих воспоминаний, о которых мне не было легко говорить публично. Но я понимал, что раз уж я рассказываю свою историю, то как минимум сам должен быть честным.
Братва, пацаны вернутся?
Е.В. Любое государство — это мощная, легитимная форма насилия. Как только власть, мы сейчас говорим не про Россию, а о власти в принципе, начинает терять влияние, слабеть, значит, какие-то части насилия она бросает на асфальт. А как учил Ульянов-Ленин, кто-то их подберет. Как в 1990-е годы: в очень слабом государстве рождается новый слой буржуазии, законов нет, силовики растеряны, появляются рэкетиры, которые говорят: мы соберем налоги, мы вас защитим, и мы же вас будем судить. Они забрали государственную власть. Сегодня в Российской Федерации мощная власть. Но поверьте, у когда-то брошенного насилия долгая память и долгое терпение. Если что-то будет происходить, и государство будет слабеть, оно проявится.
Р.Г. Когда социалистическое общество трансформируется в капиталистическое, оно растеряно. Институты, в том числе силовые, теряют свою силу. И тут же возникает конкурент — криминал. Он всегда этим пользуется. Он не антагонист государству, он не против него, он даже лоялен к власти очень часто. Это скорее такое, как пиявка или присоска: видит слабое место и встраивается в него.
На встрече с читателями «Подписных изданий» Роберт Гараев анонсировал новую книгу про женские банды: «Детали не хочу раскрывать, но скажу, что это еще более экзотические сообщества, они назывались «бабские конторы». Возможно, местами даже более жестокие, чем мужские. Конечно, они не были такими же долговечными, они не были такими сильными. Это скорее социальный феномен еще более странный, чем казанские группировки. В них были странные правила».
Записала Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»
