Эту статью я написал ещё в начале сентября. Но тогда решил не публиковать. Слишком многим из тех, кого я хорошо знаю и кого ценю и уважаю, казалось в тот момент, что «ещё чуть-чуть» — и всё закончится именно так, как им, этим прекрасным моим друзьям и близким, хотелось бы. А именно позорным крушением «зла» и славным торжеством «добра»…
А не так давно я натолкнулся в Сети на перестроечный фильм «Физики» 1988 года по одноимённой пьесе Фридриха Дюрренматта, написанной в 1965 году — вскоре после Карибского кризиса, в разгар холодно-военной ядерной гонки. Фильму предшествует прекрасное и мудрое видеообращение автора, немецкий язык которого до такой степени чёток и универсален, что, даже не зная его (а я не владею немецким), сразу понимаешь, о чём идёт речь. А речь идёт о том, что современный мир — это сумасшедший дом, в котором бурно развивается естественная наука, в то время как образованные люди становятся в общечеловеческом плане всё глупее. Дюрренматт, как можно понять, надеется на то, что со временем человечество гуманитарно «дозреет» до вершин своего естественно-научного прогресса. Но, судя по его усталому взгляду и голосу, видно, что надежд на это у швейцарского писателя на самом деле немного.
Особенно хорошо различим этот усталый скепсис мудрого человека сейчас. Со времён Карибского кризиса прошло уже, казалось бы, довольно времени, чтобы человечество «дозрело» до фазы глубокой пацифистской мудрости: целых 60 лет. Более того. В течение этого долгого срока — именно в те годы, когда на Лентелефильме снимали «Физиков», — случилась, с подачи советского лидера Михаила Горбачёва, общемировая попытка всех людей доброй воли коллективно «поумнеть и подобреть». Но увы. Сегодня, как мы видим, мир оказался гораздо ближе к ядерно-зимней эпохе «карибского» и «чехословацкого» кризисов, чем к перестроечной разоруженческой оттепели.
Вот почему я всё же решил опубликовать свой — по нынешним временам уже «давнишний» — сентябрьский текст…
***
А ведь всё предельно просто.
Победа над ядерной державой возможна только в ядерной войне. Если кому-то кажется, что это — «оптимальный вариант», то дальше можно не читать. Продолжу для оставшихся.
Коль скоро о победе над ядерной державой рассуждать бессмысленно, о чём тогда стоит думать?
О том, что одна из непосредственно граничащих друг с другом (а это очень важно!) сторон конфликта вдруг прекратит вооружённую активность под влиянием внутренних пацифистских протестов?
Такие надежды кажутся абсурдными, и нет, наверное, необходимости подробно пояснять почему. Просто потому, что чудес не бывает. Брошенный камень всегда упадёт на землю и никогда не улетит в небеса, какими наземными «жёсткими санкциями» его ни «мотивируй». Ибо камень подчинён объективному закону тяготения и нет у камня ни малейшей свободы выбора. Цивилизации, они же политически организованные сообщества, — те же «камни». Если их вывести из равновесия, они устремляются к тому, чтобы восстановить утраченное равновесие кратчайшим — и потому заведомо деструктивным, сметающим всё на своём пути — способом. И чем огромней и тяжелей монолит, тем инертней и разрушительней его устремление к его «падучей» цели.
Но если финалом противостояния не могут стать ни «победа термоядерного добра над злом», ни чудо «самоликвидации демонов», то что тогда?
А тогда остаётся компромисс. То есть сохранение зыбкого равновесия монолитов.
Дело в том, что ядерное «целеустремление» так или иначе маячит с обоих концов. И со стороны России, и с противоположной стороны, которая по факту представлена не только Украиной, но и всеми активно поддерживающими её государствами, среди которых сразу несколько ядерных держав: прежде всего США и Великобритания.
Но что такое компромисс? Это, как известно, «продукт непротивления сторон», которым остаются недовольны все, поскольку он не соответствует ничьим исходным «проектам победы».
Однако только компромисс, как показывает опыт истории, может считаться единственно возможным путём к примирению, а не к дальнейшей игре в «русскую рулетку», в шальном барабане которой нынче — ядерный патрон.
Сегодня о компромиссе не говорит ни одна из сторон.
Можно ли их к этому побудить?
Можно.
Как?
Для начала — обозначить модель компромисса. Не на уровне болтовни блогеров, журналистов и политологов, а на уровне предложений действующих политиков, представляющих «третью сторону» (напомню, среди стран Запада немало тех, кто не вовлечён в непосредственную военную поддержку Украины).
Одна из моделей, которая могла бы быть официально предложена этой «третьей стороной», — остановить боевые действия на рубежах, тяготевших к России ещё до 2014 года. (Об этом за истекшие с начала сентября месяцы уже успели высказаться Илон Маск, Генри Киссинджер и некоторые другие международные эксперты, но это пока что не проговорил внятно никто из действующих мировых лидеров.) Эти рубежи известны: именно по ним сегодня проходит основная часть линии вооружённого и политического противоборства. Это — Крым и Донбасс.
Почему уже сегодня — от имени «третейских стран» — не предложить Украине и России провести согласованную демаркационную линию и не остановить всякие боевые действия? Повторяю, учитывая, что «полной победы» (неважно, с какой стороны) не может в этой схватке быть по определению.
На это, конечно, можно возразить: «А где гарантия, что Москва или Киев согласятся? А если и согласятся, где гарантия, что не используют эту передышку для накопления сил и не потребуют завтра ещё большего? Или что просто не возобновится через какое-то время спецоперация?»
Гарантии такой, конечно, нет. Но вероятность того, что боевые действия в случае компромиссного соглашения всё же остановятся надолго (а может, и навсегда), всё же есть. И она достаточно велика.
Дело в том, что утвердившаяся на протяжении более 20 лет модель активной внешней политики Кремля не предполагала инициирования «специальных военных операций», тем более затяжных.
«Путинская» формула активной внешней политики РФ на пространстве постсоветского приграничья на протяжении двух десятилетий представляла собой набор иных вариантов действий:
- Экономическое давление на «недостаточно послушных соседей» — для этого, в частности, был задуман и построен дорогостоящий газопровод «Северный поток — 2»;
- Силовые действия в ответ на внешние вооружённые инициативы — такие, как вторжение отрядов Басаева и Хаттаба из Чечни в Дагестан в 1999 году или попытка ввода войск Грузии в Южную Осетию, находившуюся под контролем российских миротворцев, в 2008 году;
- «Быстрое» политико-силовое «заполнение» внезапно возникшего «государственно-политического вакуума» — по этому сценарию произошло присоединение Крыма и фактическое создание ДНР — ЛНР в 2014 году в ситуации революционного свержения законно избранного президента Украины.
Более того. Есть основания полагать, что спецоперация, начатая 24 февраля 2022 года, также изначально планировалась как быстрая и «минимально силовая» (типологически повторяющая «модель 2014 года»). По крайней мере, как признал 13 марта 2022 года директор Федеральной службы войск национальной гвардии РФ Виктор Золотов, «войска Национальной гвардии совместно с Вооружёнными силами РФ выполняют все поставленные задачи в ходе этой военной контроперации. И хочу сказать, что да, не всё идёт так быстро, как хотелось бы…».
Но если так, то, значит, Кремль, по идее, должен быть заинтересован в возвращении в более привычный и комфортный для себя, нежели нынешний, устоявшийся за предыдущие 20 с лишним лет формат отношений с внешним миром. То есть в формат «гибридно-холодного», а не «гибридно-горячего» противостояния с Западом.
По крайней мере, если думать о том, как сделать так, чтобы боевые действия как можно скорее, как минимум, приостановились, а как максимум — остановились навсегда, почему не опробовать этот шанс? Почему не сделать конфликтующим сторонам предложение, от которого (учитывая нарастающую усталость всё большего числа людей по обе стороны противостояния) им было бы очень трудно отказаться?
Тем более что компромисс всё равно рано или поздно случится. Почему — см. выше.
Вопрос лишь в том, сколько ещё на людей упадёт снарядов, бомб и ракет, пока до «мировых политиков» дойдёт осознание того, что «вооружённая борьба за мир» — это оксюморон…
***
«Для науки нет спасения в сумасшедшем доме. Потому что сам мир является сумасшедшим домом. Мы должны, обязаны работать над тем, чтобы мир снова стал домом разума» — это слова, с которыми Фридрих Дюрренматт обратился ко всем людям почти 35 лет назад, стали сегодня ещё более актуальными…
Даниил Коцюбинский
