ПоделитьсяУверенность, с которой Россия смотрит в будущее, основана на уроках 2022 года, на пересмотре ряда решений в военной и экономической сфере; сегодня Россия — это страна, которая «крепко стоит на ногах», а Украина — «грязная, вонючая, противная, надоедливая попрошайка». США же придется рано или поздно сесть за стол переговоров на выгодных для России условиях. Об итогах 2023 года «Фонтанка» поговорила с генерал-полковником запаса, председателем комитета по обороне Госдумы Андреем Картаполовым. Всеобщая мобилизация на сегодняшний день не нужна, продолжает говорить он, а просьбы о ротации или роспуске уже мобилизованных — это происки недругов, «ципсошно-церэушные наработочки».
Обращаем ваше внимание на то, что разговор с депутатом состоялся в последних числах декабря, за несколько дней до трагических событий в Белгороде.
— Давайте вспомним, в каком настроении мы все подходили к концу 2022 года: был оставлен Херсон, мобилизация вскрыла гигантское количество проблем, Евгений Пригожин и его «вагнеры», казалось, навсегда увязли под Бахмутом, информационная война с Западом была проиграна всухую; иностранные бренды ушли, санкции превратились в пакет с пакетами. Будущее казалось туманным, перспективы тревожными, а статус, положение Российской Федерации на мировой арене — весьма неустойчивым, невыгодным. На ваш взгляд, за прошедший год что-то изменилось в статусе России?
— Изменилось не что-то, а изменилось практически всё. Если 2022 год в основном был годом потерь, особенно вторая его половина, различных потерь: имиджевых, территориальных, экономических, то 2023 год — это год приобретений. Бахмут взяли же? Взяли. Сейчас взяли Марьинку. Это города. Идет работа под Авдеевкой. Идет такая кропотливая, тяжелая, трудная работа, она идет. Мы практически на всех направлениях движемся вперед. Может быть, не так быстро, как хотелось бы нам, но мы движемся не назад, а вперед. И ведь это реальные достижения, реальные успехи.
Посмотрите на сказки про то, что мы в изоляции, что Россия — изгой. То, что это сказки, поняли даже американцы уже, не говоря про всех остальных. И сегодня абсолютно другое настроение. И в нашей стране, и вокруг нее. И мы с уверенностью можем смотреть в завтрашний день, начиная с вопросов экономики, которая абсолютно устойчива на сегодня. Несмотря на все эти пакеты санкций, их семнадцать с половиной тысяч, несмотря на очередные мысли, которые они в эти пакеты закладывают, я не знаю, что они там еще запретят, Россия движется вперед. Россия крепко стоит на ногах, Россия с уверенностью смотрит в будущее, и Россия знает, что она делает.
Это всё благодаря нашим вооруженным силам, нашим ребятам, которые сейчас выполняют там задачи. В первую очередь благодаря им, ну и, конечно, всему нашему обществу, в котором каждый на своем месте делает всё, чтобы победа в специальной военной операции становилась как можно ближе и осязаемей.
— В 2023 году были Соледар, Артемовск (он же Бахмут), сейчас Марьинка. Но были и атаки на Москву, удары по Крыму, гибель «Новочеркасска»…
— Мы много раз говорили, что наш противник сегодня, конечно, не только и не столько вооруженные силы Украины. Он [противник] понимает, что на поле боя ничего положительного для них уже не светит, по крайней мере, в ближайшем будущем и обозримой перспективе. Они, как и всегда, стараются такие медийные вещи делать, которые, по их мнению, должны привести к информационному взрыву, к изменению эмоционального состояния значительной части общества.
Но они очередной раз в этом вопросе просчитываются. Просчитываются почему? Потому что они не понимают суть русской души и наш менталитет. А ведь мы-то знаем, что идет специальная военная операция. Идет жестокая война со стороны всего этого коллективного Запада по отношению ко всему русскому и российскому. Поэтому мы готовы к тому, что да, они будут пытаться наносить удары. Да, какие-то из этих ударов могут достигнуть цели, но это не изменит общей сути происходящего.
Даже если взять победные 1944–1945 годы, ведь на некоторых направлениях гитлеровцы проводили вполне себе успешные контрнаступательные операции, но ведь это ничего не поменяло в конечном итоге. Победное знамя над Рейхстагом от этого не исчезло — оно появилось, и здесь будет ровно то же самое.
— А мы с вами уже прямо вот в 44–45-м годах находимся? Если говорить образно, близимся к финалу?
— Если говорить образно, то мы с вами находимся где-то в декабре 43-го года и переходим в 44-й, если сравнивать с Великой Отечественной войной.
— То есть это еще не закончится в 2024 году?
— Ну так буквально нельзя же сравнивать. Если взять периоды Великой Отечественной войны, то сейчас примерно соответствует этому показателю [1944–1945 годы]. Немцы проиграли свою битву, а мы ее выиграли. То же самое произошло и летом, и осенью на полях Запорожья. Было контрнаступление — и теперь нет его, а мы идем вперед.
— Какие события, на ваш взгляд (если не считать Бахмут — Марьинку, так как это все-таки следствие, результат действий), какие события произошли, какие решения были приняты, которые повлияли на изменение статуса, на расстановку сил?
— Это решение о заблаговременном переходе на устойчивую позиционную оборону и то, что было сделано в плане инженерного оборудования местности. Опять-таки, заранее это всё было сделано. И это позволило выполнить всю задачу по срыву контрнаступления противника, нанести ему значительные потери, выбить основную массу наиболее подготовленных частей, лишить его практически техники. И на сегодня мы видим этот результат.
Первое [позиционная оборона] — это чисто военное решение. Второе — это, безусловно, то, что наша промышленность полностью перешла на режим работы, который обеспечивает запросы наших вооруженных сил в части, касающейся специальной военной операции. На сегодняшний день нет проблем со снарядами, с минами, и никто не записывает видеоролики с просьбой дать снаряды кому-нибудь. Снаряды есть, потому что работают промышленные предприятия, потому что отлажена система тылового технического обеспечения. На сегодняшний день вот эти проблемы, которые имели место быть, они решены практически полностью.
Может быть, где-то частные моменты есть, но это только подтверждает то, что сегодня у нас нет проблем с обеспечением техникой, вооружением, боеприпасами и другими средствами. Да, периодически говорят, что беспилотников мало, но беспилотники, понимаете, это абсолютно расходный материал, это как ручная граната в середине ХХ века. Хорошо, когда их много, плохо, когда их одна-две. То же самое сегодня с беспилотниками. Но то, что делает наша промышленность, то, что сегодня делает масса энтузиастов, производящих эти беспилотники в огромном количестве, — я вам это открыто говорю, что на сегодняшний день ни одна армия мира не имеет такой практики, как вооруженные силы Российской Федерации, в применении различных типов беспилотников в самых разных условиях и конфигурациях. Потом еще очень долго будут писать разные научные статьи и работы, разбирая наши действия.
— Производство собственных беспилотников в России наладилось?
— Наладилось. Начиная от самых простейших, так называемых FPV-дронов, заканчивая различными модификациями: ударными, разведывательными и многими-многими другими. Вот вы говорили, что до Москвы долетали беспилотники. Ну, долетали. Сейчас не долетает ничего. Всё, что летит, — всё подавляется на подступах. А до Киева, до Одессы, до румынской границы долетает всё, что надо. И летит туда, куда надо. Вот вся разница.
— Отзыв ратификации договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Когда это произошло, вы говорили, что это [отзыв ратификации] развяжет России руки и позволит проводить ядерные испытания. Случившееся повлияло на расстановку сил?
— Нет. Мы говорили, что мы готовы будем проводить эти испытания в ответ на действия наших бывших партнеров по договорному процессу. Поскольку партнеры пока ведут себя в этом вопросе относительно благоразумно, у нас нет необходимости первыми проводить эти испытания. Но мы готовы это сделать в любой момент.
Прямого влияния на ход специальной военной операции это решение не оказывает, но оно оказывает очень серьезное влияние на общую ситуацию в мире, на осознание американцами своего места. Если раньше они считали себя вторыми после Бога, то сейчас уже таковыми не считают. Можно сколько угодно рассказывать нам что-нибудь в Интернете, сказочки братьев Гримм и не только, но слушайте — вот эта израильская армия, про которую столько всего написали, рассказали, какая она могучая, какая она сильная, какая она оснащенная, какая она современная. Ну и что? Три месяца продолжается операция в секторе Газа против палестинских боевиков, у которых нет авиации, у которых практически нет артиллерии, нет бронетехники, нет флота, ничего нет. И всё никак не закончат, и всё никак не могут. Только потери растут, растут, растут, растут.
Поэтому те решения, которые приняты были относительно приостановления нашего участия в ряде договоров, это всё открыло американцам глаза. Во всяком случае, мы продолжаем на это надеяться — рано или поздно заставить их сесть за стол переговоров, но уже на нормальной, адекватной позиции. Не то что, как они до этого считали, — «вы будете делать то, что мы напишем,
а мы напишем то, что надо нам». Нет. Наша позиция теперь во всяком случае услышана, и мы надеемся, что она будет принята.
— А садиться за стол переговоров мы будем с США? Не с Украиной?
— Мы же речь сейчас ведем о договорном процессе относительно доступа к вооружению и всеобъемлющих ядерных испытаний. Что касается СВО — до тех пор, пока цели не будут достигнуты, она будет продолжаться, об этом президент сказал четко и ясно.
— Честно говоря, мне до сих пор не видятся четкими цели специальной военной операции. Где этот финал? Если мы проводим параллели с 1945 годом, то знамя над Рейхстагом было финалом. А в случае со специальной военной операцией, где должно быть установлено знамя?
— Здесь не столь важно — где, а важно, что это знамя должно быть установлено. Это раз. И два — вооружённые силы Украины должны прекратить своё существование как сила, которая является угрозой для нас. Вот и всё. А то, что от неё [Украины] останется, должно стать нейтральным государством. Нейтральным. Ни членом НАТО, без натовских войск на её территории. Нейтральным. Всё.
— Как за этот год изменился статус Украины в глазах мирового сообщества?
— Если в 2022 году Украине рисовали портрет жертвы, и такой героической даже жертвы, то сегодня это надоедливая попрошайка, грязная, вонючая, противная, которая продолжает клянчить денег на всё у своих соседей и родственников.
— События в Израиле и секторе Газа повлияли на перемены в отношении к России, к Украине?
— Это повлияло, но не путём переключения внимания, а путём сравнения. Это то, о чём мы с вами только что говорили.
— Очевидно, что есть довольно большая группа людей, которая обвиняет Россию в агрессии, но поддерживает действия Израиля.
— Ну, безусловно. Это известный прием — называть белое черным, черное белым. Папаша Геббельс еще говорил: «Чем страшнее ложь, тем легче в нее верится». Нового-то под солнцем нет. Слушайте, они за неполных три месяца угробили 20 тысяч мирных жителей Палестины, из которых две трети — это женщины и дети. На ровном месте. Объявляют эвакуацию, тут же отрабатывают по колоннам. Бьют по больницам, бьют по лагерям беженцев. Ну что это такое? Это же за гранью добра и зла. И потом нам что-то рассказывают про мораль какую-то, про демократические ценности. В чём здесь демократия? Ведь, смотрите, после вот этой вот высосанной из пальца Бучи они нам ничего вообще даже не пытаются предъявлять по поводу какого-то неприемлемого ущерба для мирного населения. Потому что этого ущерба для мирного населения Украины нет. Его нет от слова «совсем» и никак. Потому что если бы хоть что-то было, то, зная и понимая способности наших бывших партнеров, они бы что-то такое бы рассказали. Но нет же, ничего же нет. А то, что происходит в Газе, вообще не волнует никого из всего просвещенного Запада.
— Была еще история с похищением украинских детей и принудительным их усыновлением.
— Знаете, пусть они посчитают, сколько они украинских детей вывезли на Запад, пустили на органы, сколько отдали в подпольные притоны для безобразий разных и прочих-прочих-прочих вещей. Я уже давно пришёл к выводу, что если Запад в чём-то начинает обвинять Россию, значит, именно это он и делает сам, только в кратном масштабе.
— Год назад мы говорили с вами о повышении нижней планки призывного возраста с 18 до 21 года, о создании Ленинградского военного округа, чуть позже, весной, мы говорили о цифровых военкоматах, об электронных повестках, о едином реестре воинского учёта — какие еще из наших с вами ожиданий не сбылись?
— Ленинградский военный округ будет в самое ближайшее время. Что касается призывного возраста, с 1 января 2024 года он будет повышен…
— Но не будет повышения нижней планки.
— Да, до 30 повысили.
— Да, будет только повышение до 30 лет, до 21 года не будет, как изначально планировалось. Пока нет физически ни электронных повесток, ни единого реестра воинского учета, о нем уже даже перестали говорить.
— О нем не перестали говорить, работа по его созданию продолжается. Достаточно такая непростая работа, Минцифры очень много делает в этом направлении. Ведь можно, конечно, сказать, что создали, а на самом деле будет одна там какая-то картинка. Так нельзя. Если мы что-то говорим, значит, мы должны это дело довести до конца. И я абсолютно убежден, что к 2025 году эта работа будет практически завершена.
— Что стало для вас разочарованием года? Какое событие?
— В этом году хорошего гораздо больше, чем разочарования.
— А что разочаровало больше: мятеж Пригожина или его гибель?
— Следующий вопрос.
— Как изменился статус министра обороны Шойгу за этот год? Его положение стало крепче?
— Я не знаю. Не могу оценивать.
— Какое событие вас приятно удивило в этом году?
— Выдвижение Владимира Владимировича Путина в кандидаты в президенты.
— Это вас удивило?
— Это меня порадовало.
— Только за последние два года Госдумой очень серьезно было перелопачено законодательство, и конкретно — комитетом по обороне, который вы возглавляете, была проведена реформа законодательства, касающаяся вопросов военной службы и обороны. Сейчас задача, которая была поставлена, — она уже достигнута? Цель исполнена или нас ждут еще новые поправки?
— Вы правы, мы очень много сделали за этот уходящий год. Но жизнь не стоит на месте. Поэтому у нас есть в работе еще несколько законопроектов. Я уверен, в весенней сессии они увидят свет. Они все направлены на то, чтобы наш человек в погонах был более социально защищен, чтобы его члены семьи, и родные, и близкие тоже были более социально защищены. И все наши законодательные инициативы направлены на то, чтобы наша страна была сильнее, наши вооруженные силы были мощнее, наш народ был спокойным и счастливым.
— Какие именно законодательные инициативы нас ждут весной?
— Давайте мы подождем начала сессии.
— По данным Минобороны, в 2023 году на контракт было принято 410 тысяч человек, министр обороны Шойгу говорит, что до конца 2024 года число контрактников увеличат до 745 тысяч. Такой численности недостаточно, чтобы распустить те
— Во-первых, нет никакой необходимости никого распускать.
— Всё же в обществе есть некоторый запрос на справедливость. Те же жены мобилизованных периодически выступают за ротацию, почему бы не пойти им навстречу?
— У нас в 41-м году армия мирного времени практически перестала существовать. Было много погибших, много пленных. Ту же Москву отстаивали по большей части панфиловцы, которые в Казахстане формировались, московские дивизии, ополчение. И что, их надо было всех тоже распустить потом? Вы представляете себе, что, например, осенью 42-го года, когда мы были прижаты к Волге, пришла бы депутация жен к Кремлю и сказала: «Иосиф Виссарионович, а вы давайте-ка отпустите тех, кого в 41-м призвали. Они же уже год воюют. Это что ж такое? Справедливость должна быть». Ведь никому это не приходит в голову. Но сегодня, нет-нет, вот это всё вбрасывается. Это вбрасывается нашими недругами, это всё ципсошно-церэушные наработочки.
Не надо их слушать. Ведь призвали кого? Призвали военнообязанных граждан Российской Федерации. Каждый военнообязанный гражданин Российской Федерации должен быть готов в любое время по велению Родины прийти и выполнить задачу. Поэтому тут никакой социальной справедливости.
— Я бы с вами согласилась, если бы не одно но: в Великую Отечественную воевала действительно вся страна, а здесь речь идет лишь об одном проценте от общего мобилизационного резерва. И справедливость тогда уж в том заключается, что или всех мобилизовать, как это было в годы Великой Отечественной войны, или отпустить тех, кто не готов заключить контракт.
— Во-первых, необходимости всеобщей мобилизации нет на сегодняшний день. И в ближайшей перспективе эта необходимость не появится. Понимаете, ведь эти люди [мобилизованные], они уже год воюют, они стали профессионалами своего дела. И вы предлагаете вместо профессионалов своего дела набрать других, а потом еще долгое время их готовить? Вот именно этого и хотят наши недруги. Поэтому здесь нет никакой социальной справедливости. За то, что люди выполняют задачи, они получают необходимые социальные блага и прочие, прочие, прочие дела. Более защищённого на сегодня человека, чем тот, кто был мобилизован, и его семьи просто нет в нашей стране, поэтому давайте не будем лукавить. Ребята воюют, слава им за это. Огромное спасибо и дай им Бог всем здоровья. Они выполнят эту задачу.
— Вы в силу своей депутатской деятельности, наверное, часто общаетесь с гражданами. Как, на ваш взгляд, изменились настроения в обществе по отношению к событиям на Украине, к власти, к армии? Произошли ли за этот год какие-то существенные изменения в сравнении с 2022 годом?
— Да, мне кажется, что произошли. Люди стали более глубже понимать суть происходящего, из-за чего и почему началась специальная военная операция. Единение народа вокруг нашего верховного главнокомандующего показывает то, что мы абсолютно на правильном пути. Люди сегодня понимают, что это необходимо. Люди понимают, что без этого было нельзя. Люди понимают, что надо закончить то, что начали.
— А что больше повлияло на такие перемены — переоценка ценностей или фактически действующий запрет открыто высказывать свое мнение, если оно отличается от «линии партии»?
— Русского человека ни от чего невозможно отучить, если он этого не хочет. Уж сколько запретов мы не видели в прошлый век, еще раньше. Если человек это не принимает, то он это и не примет. Нет, сегодня люди, еще раз подчеркиваю, они поняли смысл происходящего. Если на начальном этапе они воспринимали это всё более с эмоциональной стороны, то сейчас они поняли, что действительно это было необходимо. Это вопрос жизни и смерти нашей страны. В буквальном смысле этого слова. Или мы будем независимыми, суверенными, сильными, с которыми считаются, или мы будем такими полурабами, об которых все будут вытирать ноги. Вот весь расклад. И народ это понял.
— За этот год изменился даже ваш личный статус. Вы вошли в состав Высшего партийного совета «Единой России». Ощущаете важность момента? Что это для вас значит?
— Для меня это значит, что то, что делает комитет обороны и я как его председатель, нужно нашей стране, нужно нашей армии, нужно нашей партии «Единая Россия». И партия тем самым признает этот результат. Я очень благодарен тем, что меня включили в состав Высшего партийного совета, я понимаю, что это все равно аванс в какой-то мере, и буду делать всё, чтобы это доверие партии и доверие Родины оправдать.
— Что ожидает нас в следующем году, как будут развиваться события?
— Надо понимать, что ничего быстрого и легкого в ближайшие дни не произойдет. Нужно четко понимать, что наш противник будет делать всё, чтобы испортить нам выборы. Сорвать он, естественно, не сможет, а вот испортить будет стараться. И наши эти бывшие партнеры, западные, они будут пытаться изгадить нам большой праздник. Поэтому надо полагать, что ими может быть принято решение о передаче Украине дополнительного высокоточного оружия большей дальности, чем у них есть на сегодня. Видимо, появятся F-16 (истребитель американского производства) где-то в феврале, в начале марта. И будут пытаться вот так вот жалить в какие-то уязвимые места для того, чтобы потом раздувать из этого информационную «перемогу». Но суть ведь это не изменит. Наше наступление продолжится. И, я надеюсь, в 2024 году мы с вами услышим еще о разных городах, над которыми будет поднято Знамя Победы.
— С каким настроением страна входит в 2024 год?
— С уверенностью в завтрашнем дне. Не с надеждой, как это было в прошлом году, а с уверенностью.
Беседовала Юлия Никитина, «Фонтанка.ру»
