Сбывшиеся детские мечты. Человек, которого инопланетяне носят на руках, а жирафы на шее

В Петербурге есть два места скопления необычных и забавных стеклопластиковых существ. Одна часть из них — персонажи известных сказок. Другая — «неопознанные» загадочные субъекты волшебного мира, сказки про которых еще не написаны.

Эту сказочную живность даже можно назвать городской достопримечательностью. Концентрируется она в одном из парков аттракционов и в крупном торговом центре. И у многих из этих стекловолокнистых зверушек и человечков один и тот же создатель — скульптор и художник Игорь Васильев. Он произвел их на свет уже около ста. «Обогнал Родена», — шутит мастер.

Профессия — удивлять

Работы Игоря Васильева можно встретить не только в Питере, но и в центральном Детском мире столицы. Он оформил несколько первых российских кидбургов — развивающих центров для детей — в Москве, Петербурге, Ростове-на-Дону и Зеленограде.

Игорь называет себя Самоделкиным. Тому, чем он занимается, нигде не учат. Ни Мухинское училище, ни Академию художеств Васильев не кончал. Но при этом база знаний у него довольно серьезная, как и наследственность. Дед и старший брат — живописцы, отец — заслуженный реставратор России, мастер-краснодеревщик, много работавший в Пушкинском и Гатчинском дворцах-музеях. Сам Игорь с 14 лет занимался церковной резьбой — иконами, крестами, киотами. Закончил художественную школу и реставрационный лицей. Его специальность — музейный реставратор произведений из дерева. Он создал серию вполне серьезных концептуальных деревянных скульптур, успешно разошедшуюся по коллекционерам. Не раз участвовал в выставках в Манеже. Кроме того, Игорь Васильев — мебельщик (дома у него нет ни одного купленного предмета интерьера). Но в 2007 году он устроился скульптором в парк аттракционов, и в его жизни началась «новая эра».

Игорь познакомился со стекловолокном и понял, что эта технология очень созвучна его душе.

— Одной из первых моих зверушек стал жирафик, — рассказывает он. — У меня есть старая детская фотография: простенький, выпиленный из фанеры жираф и рядом с ним совершенно счастливый маленький я. В советское время такие фигурки ставили в фотоателье. Когда смотрел раньше на это фото, думал: как было бы здорово сделать такого же жирафика, но объемного. Чтобы ребенок мог не только руку на него положить, а залезть, свеситься. Мои скульптуры — это несбывшиеся детские мечты. Если не я, то неизвестно, сделал ли бы кто-нибудь когда-нибудь что-то похожее.

— Не слишком ли категоричное заявление?

— Ну, подобное творчество, как ни странно, не так уж часто встретишь. Быть может, за исключением Китая. Я объехал 30 стран и знаю, о чем говорю. В некоторых из них глазу вообще не за что зацепиться. Например, я побывал в Латвии, в Даугавпилсе. Что сегодня в Даугавпилсе можно посмотреть, кроме Двинской крепости, построенной русскими? Ничего. Поставь там лягушку из стеклопластика — это будет самая крутая достопримечательность.

В ближайшем к нам парке аттракционов Хельсинки таких скульптур нет даже близко. В Испании, в известном на всю Европу парке Порт Авентура, — единичные фигуры, но это в основном персонажи диснеевских мультиков. В Канкуне — мексиканской столице пляжного отдыха — я видел лишь ослика из «Шрека». Но кого Шреки и Микки-Маусы сегодня могут удивить?

В наши дни по всему миру вместо придумывания чего-то самобытного и оригинального идет тиражирование глобального ширпотреба. Я считаю, в Петербурге такой подход вообще неуместен. Петербуржцы живут в самом красивом городе и, не выезжая из него, видели всё. Их трудно чем-либо удивить. Поэтому, даже создавая скульптуры из стекловолокна для детей, ты все время ставишь перед собой сверхзадачи. Работаешь на пределе своей черепной коробки, придумывая новых персонажей. Мне кажется, для развития нашей страны было бы гораздо полезнее, чтобы мастера во всех сферах искусства и жизни делали что-то свое, а не копировали чужое.

Как полюбить крысу

Игорь Васильев ушел из парка аттракционов в 2009 году. Но до сих пор главными, якорными персонажами там остаются его «ребятки» — команда веселых пожарных, смотритель с фонарем, обезьяна с чемоданами и другие.

Игорь не любит работать по проектам, потому что его душа просит чуда и удивления. А удивление у человека может вызвать только то, чего он еще не встречал. Его звери не хрестоматийные. Жирафик немного похож на собачку, собачка на аватара, в медведе есть что-то волчье. А у зайца выросли когти, как у дракона: получился древний первобытный зверь — «предок всех зайцев».

— Обыкновенного зайчика легко сделают 35 или даже 350 скульпторов. А заяц с драконьими когтями родился только в моей дурной голове, — замечает Игорь Васильев.

Образы в его голове возникают по-разному. Например, скульптура «Первый на грибе» навеяна походами в лес и неоднократно переживаемой ситуацией, когда ты раздвигаешь елки, видишь перед собой удивительной красоты подосиновик или белый, у тебя захватывает дух, но вдруг, приглядевшись, испытываешь разочарование: тебя опередили! Гриб «надкусан»! А под шляпкой сидит виновник твоего огорчения — какой-нибудь слизень или улитка. Эту ситуацию Игорь Васильев и запечатлел в стеклопластике.

Одна из «фишек» Васильева — делать зверолюдей. Так он называет скульптуры очеловеченных животных. Их создание — занятие, требующее вдохновения, терпения и творческих мук. Например, чтобы изваять крысу, Игорю пришлось это животное полюбить.

— Далеко не все люди хорошо относятся к крысам, — говорит он. — Я не исключение. Поэтому мне нужно было сделать мою крысу обаятельной, чтобы она своим видом никого не отталкивала. Особенно детей. Для этого я создавал ее больше похожей на мышку и еще трогательно старомодной — с устаревшей сумочкой, платье в цветочек. Весь ее облик выполнен в теплых тонах. Только когда я сам смог полюбить эту крысу, она у меня получилась. Это тот редкий случай, когда я более или менее остался доволен своей работой. Вообще же если доволен, то считай в творческом смысле ты труп. К своим работам всегда надо относиться критически.

Обращает на себя внимание также, что человечки и зверушки Васильева неуловимо похожи друг на друга. И на... самого Игоря.

— Не подумайте, что я пытаюсь себя увековечить в своих слонах, крысах, медведях, — улыбается Игорь. — Это происходит на бессознательном уровне. Кого человек чаще всего видит в жизни? Себя в зеркале. Рука, лицо и любая другая часть тела каждого из нас связаны между собой. И эта связь хоть чуть-чуть да проявится в твоем творчестве. Это норма для каждого скульптора и художника. Если, конечно, он пишет не по проектору с заряженным в него фото, как теперь стало модно. Но все такие «проекторные» картины — безликие. А когда художник пишет с натуры, он всегда в чем-то непроизвольно отображает на картине себя. Если присмотреться к моим скульптурам, они все чуть-чуть похожи на меня и, соответственно, между собой. Как дети.

Медведь для Маши

У некоторых образы рождаются во сне. У Игоря Васильева все иначе.

— Я как Веласкес, — усмехается он. — Да, бывает, что-то приснится или что-то придумаю. Но стоит оказаться в мастерской, как все придумки развеиваются, и рождается что-то новое — ты берешь нож, и пошел крошить. Аппетит приходит во время еды, а вдохновение во время работы.

Каждое из созданий Игоря Васильева не просто забавляет детей и взрослую публику, но и несет какую-то мысль. Например, для Детского мира в Москве он изготовил ростральную колонну. На одном ростре (носу корабля) изображено женское лицо, на другом — мужское. Эта колонна — символ победы над папой и мамой, символ того, что ребенок вырос.

А мишку с коробом на спине мастер изобразил, во-первых, в цветах российского флага (белые валенки, синие штаны, красная рубаха), а во-вторых — немножко растерянным, потому что «свои сказки народ стал забывать».

Короб за плечами медведя Игорь задумал таким, чтобы в него можно было посадить реальную Машу или любого другого ребенка. Возможно, это единственный в России мишка с «действующим коробом».

— Интересна реакция детей, — замечает Игорь Васильев, — Малыши не хотят в короб лезть — плачут, орут. Я свою младшую дочь, когда ей было годика полтора, так и не смог запихать. А в 7–8 лет дети в короб уже забираются с удовольствием.

Всякому восприятию свое время. Оно зависит не только от возраста, но и от настроения, особенно если зритель — человек без художественного образования. Игорь Васильев давно это понял.

— Нравится — не нравится — понятия субъективные и относительные. Я в этом не раз убеждался, в том числе и в своей семье. Выставлю перед близкими десять новых картин — у всех абсолютно разное мнение. Не факт, что картина, которая нравится мне, понравится еще кому-то. И наоборот, та, что мне не нравится, может понравиться всем. Такой вот парадокс. Большую роль в восприятии играет настроение человека. Одна и та же картина сегодня ему нравится, а завтра уже нет — потому что настроение поменялось. Очень многие художники мучаются — стараются сделать какую-то вещь идеальной с их точки зрения. И напрасно. Люди остаются к ней равнодушны. А бывает, картина написалась быстро, далась художнику без труда и ему почти безразлична, но попала в топ. К этому надо относиться спокойно и философски. Как к чему-то непостижимому. Надо просто работать и работать, а там как Бог даст.

Игорю иногда кажется, что, когда он работает, его ножиком или кистью движет кто-то свыше. Пусть даже он создает не серьезные бронзовые или гранитные монументы, а забавных зверюшек из стеклопластика.

Агрессивная детская среда

— Сколько стоит изготовить одну такую скульптуру? Сколько на это уходит времени?

— По деньгам стоимость затрат на одну фигуру сопоставима с комплектом зимней резины премиум-класса. А по времени — от 3 недель (если это какой-нибудь грибочек) до 2 месяцев (за такой срок я сделал двухметрового орла).

Технология создания этих скульптур примерно такая же, как при изготовлении лодок и бамперов, обвесов для спортивных автомобилей. Сперва вырезается фигура из пенопласта, потом она покрывается в несколько слоев стеклотканью с полиэфирной композицией из смолы и затвердителя. В некоторых местах — например, на плечах и спинах животных — толщина слоев может достигать нескольких сантиметров. Потому что на эти места любят забираться дети, а иногда и нетрезвые взрослые. Зверушки должны выдерживать груз. Изначально в парке аттракционов эта опция не предусматривалась, но жизнь внесла свои коррективы.

Сами по себе фигуры из стеклопластика могут жить лет сто-двести. Но это если в витрине за стеклом. А если дети изо дня в день им рвут уши и по ним ползают?

Игорь, в отличие от коллег, никогда не пользуется классической для таких скульптур краской — специальным гелькоутом. Потому что она делает фигуры типовыми, одинаковыми по цветовой гамме. И сама краска, и способ ее нанесения не подразумевают никаких переходов одного цвета в другой — если белый, так белый, если зеленый, так зеленый. Поэтому Игорь красит свои скульптуры хорошей мебельной краской. Но у нее есть два минуса. Она выгорает на солнце и истирается, если ее слишком сильно тереть. А поскольку его зверушки и человечки существуют в «агрессивной ребячьей среде», краску на их спинах, лицах и мордах приходится периодически обновлять.

— Все мои работы вандалоустойчивые, — информирует Игорь Васильев, — рассчитаны на то, чтобы дети на них забирались. Я все-таки столяр-краснодеревщик, могу сделать мебель, которая прослужит сто лет. У меня дома на любом кресле можно спокойно сидеть на подлокотнике, не боясь, что он отломается.

Перед тем как выпустить скульптуру к детям, Игорь проводит крэш-тесты — рвет ее, ломает, пинает ногами. А еще нередко отдает на растерзание младшей дочке. Та зовет своих друзей, и они всей компанией по зверушке или человечку лазают, прыгают. Только удостоверившись, что скульптура крепка и надежна, Игорь приступает к покраске.

Несчастные случаи с его существами исключены еще и по той причине, что они, прежде чем сломаться, предупредят. У стеклопластика есть одна особенность: под нагрузкой он ведет себя как дерево — перед тем как переломиться, трещит. Ребенок испугается этого треска и оставит фигуру в покое.

Самые затертые детьми и, следовательно, самые ими любимые — жирафик, медведь с коробом, розовый слон и ковбой на хамелеоне. Ребятня не может их сломать уже 10 лет. Слон, по словам Игоря, вообще выдерживает страшнейшие нагрузки — на него можно залезать всей семьей, включая бабушек и дедушек.

Курьезный Ленин и серьезный Пушкин

Игорь Васильев редко работает по предварительному эскизу.

— Все-таки скульптура в отличие от живописи — трехмерна. И как бы прекрасно она ни выглядела с одного ракурса, у нее существуют и другие — сбоку, сзади, — замечает он. — На картинке вроде чудесно, а когда воплощаешь эскиз в материале, то и дело вылезает какая-нибудь ерунда.

Сразу приходит на ум классический пример с памятником Ленину на Московской площади, изготовленным по проекту Михаила Аникушина. Он стал архитектурным курьезом из-за того, что под определенным углом рука вождя — та, которая без кепки и чуть отставлена в сторону, очень похожа на детородный орган. Из-за чего даже были протесты и жалобы граждан, а скульптор не получил госпремию, хотя на нее выдвигался.

— О чем и речь, — откликается Игорь Васильев на этот пример. — Такое могло произойти потому, что сам скульптор памятник не делал. Над такими монументами обычно работает куча народу. Все выполняется по проекту. А в мастерской или в цеху с этого угла, возможно, погрешность и нельзя было увидеть. У меня никогда не получалось, чтобы скульптура повторила эскиз. Всегда возникали какие-нибудь нюансы.

Творчество для Игоря Васильева на первом месте. Многих своих персонажей он изначально делает для себя — держит на даче, летом расставляет их на участке. И только потом по возможности «пристраивает в хорошие руки».

Бывали случаи, когда он не мог наступить на «горло собственной песне». Например, так вышло со скульптурой Пушкина. Васильеву ее заказал один книжный магазин. По замыслу его директора, Пушкин, сидя на скамейке, должен был завлекать людей в торговую точку — наклоняться к присевшему рядом с ним потенциальному покупателю и его приобнимать. Но Игорь от проекта отошел, сделал Пушкина смотрящим перед собой и с «широко распахнутыми» руками.

— Для меня Пушкин один из славнейших людей нашего Отечества, — объясняет Игорь Васильев. — Он настолько велик, что не может обнимать кого-то одного. Он хочет обнять всех. И принадлежит всем. Я не смог через себя перешагнуть и создать скульптуру такой, какой ее не чувствую. Поэтому сделал по-своему. Владелец магазина от такого моего Пушкина отказался.

Выручил хозяин торгово-развлекательного центра, где находится магазин. Он выкупил скульптуру Васильева. Ее разместили не внутри книжного магазина, а снаружи. Но вообще-то, по нынешним временам Игорь совершил поступок немыслимый — нарушил волю заказчика!

Сегодня это большая проблема.

— Я заметил, что художественные вузы в последнее время воспитывают не столько авторов, сколько исполнителей. Купируют в молодых художниках и скульпторах творческое начало, — говорит Игорь Васильев. — Сперва студенты-академисты привыкают слушать профессора, выполнять то, что он требует. Дальше такое же отношение переносится на заказчика. Они ждут, что кто-то придет и скажет: «Нужно сделать вот это и вот так». Естественно, я говорю не про всех выпускников, но про многих. После «художки» они становятся какими-то недееспособными. У меня достаточно знакомых дипломированных художников или скульпторов, которые годами ничего не пишут — только работают. Занимаются, например, дизайном в какой-нибудь фирме, но при этом своих картин или скульптур у них нет.

— Может, им просто некогда? Много работы, заказов.

— Нет, тут дело в другом. Просто они могут без этого жить. Этим исполнитель от автора и отличается. Жванецкий как-то сказал, что писАть, как и пИсать, нужно только тогда, когда уже не можешь этого не делать. Исполнитель без приказа что будет исполнять? Ничего. А автор — то, что он и собирался исполнить.

— Я то думал и не раз слышал от самих художников, что только в художественном вузе и могут обучить настоящему мастерству.

— Мастерству, да. Прекрасному, отточенному. Учат технике, но не «химии творчества». А прогибаясь под заказчика, ты теряешь свое лицо. Для академистов, впрочем, потеря лица не страшна. Их именно к этому и приучают. К тому, что есть общий для всех эталон, и на него надо равняться. Академистам важно, чтобы у них была хорошая модель. А у творческого человека модели может и не быть вовсе. И он ждет не приказа или заказа, а только своего внутреннего порыва, толчка, вдохновения. И порой сам не знает, что у него в итоге получится.

Крамольные мысли о современном искусстве

Во время пандемии торговые центры и парки аттракционов закрылись и Игорю Васильеву свои скульптуры некуда стало пристраивать. Но даже это трудное время он использовал в творческих целях — начал писать картины. Они у него такие же своеобразные, как и фигуры из стеклопластика.

«Тигроослы и гигантская морковь», «Броненосец и арбузы», «Люди и два тигроверблюда», «Коалы в огне»... — вот названия некоторых картин Игоря Васильева. В 2019 году, вскоре после того, как он написал «коал», в Австралии и вправду начались сильные пожары, ставшие стихийным бедствием, из-за которого погибли тысячи этих животных. А еще раньше, в 2011-м, после того как Игорь Васильев изваял птицу Сирин и сознательно старался придать ее лицу «сирийские черты», началась война в Сирии. Такие предвестия (а у Игоря их было немало) часто сопутствуют творческим людям.

Игорю Васильеву не по душе ни академизм, ни абстракционизм. Для него первый скучен, второй нарочит. Он даже высказывает на этот счет крамольные для художественной среды мысли.

— Мне кажется, так называемым современным концептуальным искусством занимаются те, кто на деле не может создать ничего стоящего. В отличие, например, от столпов абстракционизма Малевича, Кандинского, Филонова или Родченко. Им было что сказать. Все они были хорошими художниками. Но открыли новую эру в живописи в знак протеста — против появления фотографии. Раньше художники на чем зарабатывали? В основном на портретах (картины других жанров продавались редко и не позволяли художникам стабильно безбедно жить). А с появлением фотоателье портреты для многих потенциальных заказчиков утратили смысл. Художники остались без заработков. Тогда часть из них в знак протеста и начала рвать каноны академизма и переворачивать все с ног на голову. Но современное абстрактное искусство уже совсем не то. Оно вылилось в кураторские проекты, позволяющие превратить в искусство любое г... Главное, чтобы этого г... было много. И чтобы был хороший куратор.

— Поясните, как работают кураторские проекты?

— Все просто. Есть несколько топовых искусствоведов, которые могут наполнить смыслом самые бессмысленные работы, красиво и душевно описать, что изобразил на картине художник, — так, что им хочется верить. Сами картины могут быть фломастером намалеваны, но прочитав рецензии искусствоведа-куратора, человек начинает смотреть на них другими глазами.

— То есть картины теперь особо и не надо смотреть, про них надо читать? Законодательствуют искусствоведы, а не художники?

— Разумеется. Это бизнес. И в нем одна даже талантливая работа на миллион, над которой художник год сидел, вообще не нужна. И даже десять талантливых. А нужен товарный лист из 200 абстракций, которые можно нашлепать за пару недель. Нужен топовый куратор-искусствовед, который сможет их раскрутить. Если каждую из картин оценить в 100 тысяч рублей и умножить на 200 штук, то уже получается приличная сумма, которую можно распилить на троих — между художником, искусствоведом и галерейщиком. Известна история, когда один режиссер-любитель снимал фильм про Бэнкси, понял технологию и после этого сам стал художником. Написал свои картины, нанял галерею и все работы успешно распродал. Не только отбил затраты, но еще и нормально заработал. Оказалось несложно.

Сам Игорь Васильев продолжает идти сложным путем. И остается верен себе. У него нет искусствоведа-куратора. Он по-прежнему работает для себя. И не жалуется на жизнь. Пришла пандемия? Что ж, появилась возможность сосредоточиться на живописи — то, что прежде было задвинуто на второй план, вышло на первый. Упали доходы? Так он и раньше особо не шиковал. Престижные машины и большие квартиры всегда считал шелухой. Все деньги, остававшиеся от трат на еду и работу, вкладывал в путешествия, а теперь все равно границы закрыты. Зато за последние два года Игорь написал 200 картин и у его творчества появилось много новых поклонников.

Игорю Васильеву по-прежнему хочется удивления, чуда. И он продолжает удивлять и чудить.

Владлен Чертинов, специально для Фонтанки