Как российские элиты поведут себя после вынужденного приземления на родине

Как российские элиты поведут себя после вынужденного приземления на родине, объясняет политолог Владимир Гельман.

До февраля 2022 года чиновники и крупные бизнесмены в России вели себя как «кочевые бандиты» по Мансуру Олсону и Мартину Макгуайру. Президент Владимир Путин в своем мартовском выступлении тоже отметил это явление, назвав тех, кто «зарабатывает деньги здесь, а живет там», национал-предателями. Казалось бы, новые реалии вынуждают российские элиты из «кочевых бандитов» становиться «бандитами стационарными». Последняя модель поведения полезнее для государства, потому что заставляет «бандита» мыслить на перспективу и все же заботиться о развитии и процветании своей территории. Но инноваций от противного не получится, считает кандидат политических наук Владимир Гельман: уныние элит важнее, чем публичная риторика властей.

В интервью «Фонтанке» политолог объяснил, чего боятся те россияне, у которых было все, и на что теперь надеяться всем остальным.

— Недавно вы опубликовали научную статью о том, как в современной России используется миф о «хорошем Советском Союзе». Значит ли это, что нас все-таки ждет «возвращение в СССР»? И какой это будет период? Застой или террор?

— Я не думаю, что речь идет о полном возвращении в Советский Союз. Скорее, о внедрении в современную практику отдельных элементов советского периода. Например, возрождение автомобильного бренда «Москвич» (который в народе называли «ведро с гайками»). В СССР были индустриальные министерства, которые в целом показали свою неэффективность в управлении экономикой. Их опыт сейчас перенимают крупные государственные компании, которые пытаются вести себя как преемники этих министерств. А на деле служат для извлечения ренты своими руководителями. Часть практик, которые реально существовали в Советском Союзе, также воспринимаются как пример для подражания: государственный контроль над СМИ, ограниченные репрессии в отношении инакомыслящих, закрытый пул тех, кто управляет страной и имеет привилегированный статус. В то же время другие признаки советского прошлого отбрасываются. Например, низкий уровень социального неравенства и государственные социальные гарантии.

— То есть все то, что с благодарностью «за наше счастливое детство» вспоминают сегодня родившиеся в СССР?

— Совершенно верно. В то же время добавляются элементы, которых в Советском Союзе не было. Например, доступ чиновников к практически неограниченному обогащению. Да, было «хлопковое дело», но это, скорее, из ряда вон выходящий случай. Обычно советская система ставила барьеры для личного обогащения чиновников. Сегодня таких барьеров нет.

— У элит хотя бы по этой причине должно быть хорошее настроение. Но тот же ПМЭФ показал, что чиновники и представители крупного бизнеса стали еще более замкнуты, а после пленарного заседания предпочли не делиться впечатлениями от выступления президента, а сбежать через недоступные для журналистов выходы из зала. Почему?

— На ПМЭФ содержательно важным было не столько выступление Путина, сколько высказывания тех чиновников, которые отвечают за экономику. Это и заявление Грефа, что на уровень 2021 года Россия сможет вернуться только через 10 лет, и слова Набиуллиной о том, что «санкции будут вечными». В целом это говорит об унынии и растерянности российских высокопоставленных экономических чиновников. И такие оценки важнее, чем публичная риторика Путина.

— Не все представители элиты были готовы к изъятию яхт и отлучению от зарубежной недвижимости. Это уныние или копящееся недовольство?

— Недовольство, действительно, есть. Но даже самым высокопоставленным гражданам его приходится оставлять при себе. Для представителей элиты риски гораздо выше, чем для обычных граждан. Простого человека могут оштрафовать за какое-нибудь антимилитаристское высказывание. Да, суммы штрафов немаленькие, а наказание за повторное такое нарушение может быть связано с тюремным заключением. Но если с таким же высказыванием выступит представитель элит, он рискует не просто лишиться своего статуса, но и практически сразу же получить уголовное дело за злоупотребления на занимаемой им должности. На каждого найдется компромат, который может быть пущен в ход в любой момент.

— По этой причине Олег Дерипаска, например, постил в соцсетях видео с колосками ржи и говорил, что никуда не поедет, а будет собирать урожай, а уже на следующий день в первых рядах слушал президента на ПМЭФ?

— В отношении олигархов есть такие же рычаги влияния. Нарываться никто не хочет.

— Запад, отнимая у обычных граждан какой-нибудь «Apple Pay» или «Макдоналдс», говорит российскому обывателю: «Иди сначала повлияй на свою власть, а потом будут тебе радости цивилизованного мира». А могут ли массы в принципе повлиять на что-то, причем не только в России?

— Санкции призваны экономически ослабить Россию в целом, а не оказать давление на конкретного человека, который не сможет провести платеж по карте или купить себе привычные товары. Задача санкций — максимально затруднить для России проведение агрессивной внешней политики. Рядовые потребители — всего лишь побочные жертвы этого процесса.

— В своих публикациях вы сравниваете российские элиты с «кочевыми бандитами» по Мансуру Олсону и Мартину Макгуайру: они извлекали ренту в России, а легализовать ее предпочитали за рубежом. Выходит, что последние события вынуждают российские элиты из кочевых бандитов становиться бандитами стационарными, которые заинтересованы в «возделывании» своей «делянки»?

— Хороший вопрос, на который нет ответа. Просто потому, что с такой ситуацией, как сегодня, ни Россия, ни другие страны еще не сталкивались. Предыдущие десятилетия российские элиты, действительно, использовали нехитрую стратегию: максимально извлечь ренту у себя дома, а легализовать ее в других странах, обеспечивая для себя и своих родных безбедное будущее. Россия в этом плане не уникальна. В некоторых государствах в Африке южнее Сахары или в Центральной Азии элиты ведут себя примерно так же. Сейчас для российских элит эта возможность схлопывается. Те, кто успел сбежать до февраля 2022 года за границу или вывести активы, могут продолжать вести свой образ жизни. Но более-менее заметные фигуры уровня Петра Авена или Романа Абрамовича сталкиваются с проблемами. Для тех, чья деятельность была сосредоточена внутри России, возможности легализации ренты за границей утрачены. Как поведут себя эти люди? Начнут ли вкладываться в развитие страны? Я сильно сомневаюсь, что они будут что-то делать для укрепления российской экономики или повышения качества государства. Просто потому, что все предыдущие десятилетия все их интересы были направлены на иное.

— А что им еще останется?

— Даже потеряв значительную часть своего богатства, они все равно останутся богатыми людьми и, скорее всего, будут легализовывать полученную ренту внутри страны. В России достаточно возможностей для того, чтобы безбедно жить, если ты лоялен и имеешь доступ к бесконтрольному обогащению.

— То есть «рента» пойдет не на развитие, а на строительство каких-нибудь дворцов?

— Да, именно это я и предполагаю. Экономика схлопывается, и нет смысла вкладываться в инновации. Шансы на то, что инновационные продукты улучшат положение в экономике страны, не очень велики.

— Но вилла или яхта на Лазурном берегу не мозолили глаза российскому населению или конкурентам из среды той же российской элиты. А что будет, если та же яхта встанет где-нибудь на Волге?

— Перемещение богатств из-за рубежа в Россию ни на что не повлияет. Кроме того, государство будет больше тратить на Росгвардию и другие силовые структуры. Возрастут и риски для тех, кто попытается выступить против чиновников или олигархов.

— В новых условиях элитам, вероятно, хочется получить гарантии наследования привилегий и статуса.

— Что-то мне подсказывает, что династическую преемственность детям обеспечить будет очень тяжело. Есть страны, где существуют монархии и наследственная аристократия, которые опираются на традицию. Но я слабо себе представляю, что дети наших чиновников окажутся способны удерживать те позиции, которые они занимают сейчас, когда их родители перестанут пребывать у власти. Если мы посмотрим на многие страны, где подобная практика существует, мы увидим, что наследственная преемственность далеко не всегда оказывается успешной.

— Но ведь, например, в Сингапуре страной управляет семья, воспринимающая государство как собственную корпорацию. И заинтересованная в развитии и процветании этой корпорации. Почему у нас не может так случиться?

— Сингапур — это совершенно особый случай. Маленький остров, у власти находится семья, члены которой являлись крупными землевладельцами еще до «сингапурского экономического чуда». И это исключение, подтверждающее правило. Американский экономист Дэни Родрик сказал, что «на одного Ли Куан Ю в Сингапуре приходится много Мобуту». Мобуту был легендарным правителем-казнокрадом в Заире, который богатую по африканским меркам страну довел до обнищания и упадка. У власти он находился более 30 лет.

— Путин на ПМЭФ заявил курс на экономическую оттепель: отказ от проверок, смягчение законодательства. Среднему классу намекнули, что можно начинать расти?

— Путин много раз заявлял о том, что «не надо кошмарить бизнес», а его так и продолжают кошмарить. Кроме того, чтобы экономика развивалась, нужны условия не только связанные с послаблениями для бизнеса, но и рост доходов граждан. Тогда будет расти спрос на товары и услуги. Ничего такого сейчас не ожидается. Резко просело производство автомобилей, многие другие сферы реального сектора экономики сокращаются. Специалисты, такие, как эконом-географ Наталья Зубаревич, говорят, что ничего хорошего в российской экономике ждать не приходится, особенно в секторах и регионах, которые связаны с высокими технологиями и продвинутыми производственными цепочками. Сходного мнения придерживаются и оппозиционные политики (как, например, Борис Вишневский): причины кризисных явлений прежде всего — политические. И тем чиновникам, кто делает мрачные прогнозы о возвращении к уровню 2021 года не ранее чем через десять лет, это тоже ясно.

— А почему бы нашим производствам не начать расти, если после демонстративного ухода ряда западных корпораций освобождаются целые ниши на российском рынке? Газировки же импортозаместились, и недели не прошло.

— В 2014 году в России ввели контрсанкции на многие виды продуктов питания из Европы. Улучшилось ли положение в нашей экономике? Очевидно, нет. От них выиграли некоторые крупные товаропроизводители, которые захватили часть рынка после ухода зарубежных компаний. Но качественно положение дел не сильно изменилось. Всякий раз, приезжая в Россию из Финляндии, я везу с собой сыр своим петербургским знакомым, которые говорят, что сыр, который продается в России, низкого качества. Производители сыров от контрсанкций выиграли, но потребители этого не почувствовали. К тому же, когда с рынка уходит часть производителей какой-либо продукции, конкуренция ослабевает и остальные производители поднимают цены. Думаю, этот аспект импортозамещения российские потребители на себе уже ощутили и будут еще острее ощущать в дальнейшем.

— А на что остается нам надеяться? Если за скобками этой задачи оставить предположение, что политическая причина кризисных явлений закончится завтра.

— До тех пор, пока спецоперация продолжается, строить какие-либо прогнозы на восстановление экономики не получится. На то, что Россия как-то будет выруливать из нынешней ситуации в ближайшие годы, шансы, откровенно говоря, невелики. Все, что нам остается сейчас, — хорошо делать свою работу, делать то, что должно, и, как говорится, будь что будет.

Венера Галеева,

«Фонтанка.ру»