«Это не попытка исследовать военные организации». Владимир Битоков представил в Петербурге фильм о погибшем в Сирии

Ученик Сокурова представил фильм «Мама, я дома» с Ксенией Раппопорт и Юрой Борисовым о безуспешности поисков правды.

На «Ленфильме» показали картину режиссера Владимира Битокова, ученика Александра Сокурова, — «Мама, я дома». Главная героиня, которую сыграла Ксения Раппопорт, потеряла сына в Сирии, куда он отправился с ЧВК (частной военной компанией). После премьеры режиссер рассказал, что на этом широкий прокат фильма практически закончен: найти прокатчика в России для него не удалось. Притом, что вторую главную роль в ленте сыграл актер-сенсация всех фестивалей этого года Юра Борисов, а зрители как один хвалили картину после просмотра. Одним из самых частых вопросов, которые задавали режиссеру, — как ему вообще позволили ее снять.

Ее зовут Тоня. Она единственная женщина-водитель автобуса в Нальчике, и из разговора чиновников, которые заняты подготовкой визита гостей из Москвы, зритель узнает, что Тоня — герой: недавно она вывела на улицу людей, которые могли погибнуть в чрезвычайной ситуации. У нее есть бесхарактерная забитая дочь и малолетний внук, который однажды от стресса перестал разговаривать. А еще есть сын, точнее, был: зритель становится свидетелем того, как женщину вызывают военачальники, рассказывают, что тот погиб «как герой», буднично передают его награды и пачку денег компенсации, в том числе и «за молчание». Впрочем, как выяснится потом, награды — такие же негосударственные, как и войска, где служил Женя. «В принципе, мы с вами можем сделать такие же и друг друга награждать», — объясняет кадровый военачальник матери погибшего.

С этого для Тони начинается борьба: женщина отказывается верить в гибель сына, от которого ей не передали ни одной вещи, и не вернули тела, сославшись, что от него мало чего осталось. Кроме того, Тоня вспоминает, что ее дочь Ксения получала СМС от брата на два дня позже названной ей даты гибели. В то, что сообщение могло слишком долго идти из-за проблем со связью, мать не верит.

Фильмов о российских военных в Сирии выходит немало: в ноябре было «Небо», на днях выйдет «Однажды в пустыне» — но у них совершенно другая, героическая тематика. Были фильмы о российских ЧВК, снятые в том числе и на деньги бизнесмена Евгения Пригожина, — и это тоже совсем другая история. Но открытый прямой разговор о том, что остается семьям погибших, и о том, как их заставляют молчать о случившемся, на кинематографическом поле все еще не освоен.

Александр Сокуров, который в свое время заметил и вывел Владимира Битокова на его сегодняшний уровень, (премьера фильма «Мама, я дома» проходила на Венецианском кинофестивале) сам в той же Венеции, на биеннале современного искусства, в национальном павильоне России начинал разговор о том, что стране еще только предстоит осмысление возвращения своих «блудных сыновей»: как их примет Родина, какими они вернутся? Об этом была его инсталляция, которую позднее показали в Эрмитаже.

Фильм Битокова продолжил этот разговор: один из персонажей картины — тот, чьего имени зритель так и не узнает (его играет Юра Борисов), — как и сын героини, воевал в Сирии. Приставленный к ней, чтобы «заткнуть ей рот» и не дать выходить с протестами и требовать расследования произошедшего с ее сыном, он, видя упорство женщины, постепенно переходит на ее сторону. Но это, зритель понимает, уже художественный домысел. Хотя насчет самого факта, что к родственникам погибшего могут «подселить» сотрудника, режиссер уверяет, что это сегодня возможно.

«Я такой истории не знаю, и сначала мне это казалось совсем уж выдумкой, — ответил на вопрос «Фонтанки» Владимир Битоков. — Но когда мы с Юрой работали над ролью, мы встретились с кое-какими людьми. Секретно. Без шуток. И нам говорят, что «да, это абсолютно верно» — могут сделать все что угодно, совершенно спокойно. Юра очень дотошный человек, и у него были сомнения. А если у Юры есть сомнения, их надо развеять, обязательно. Потому что если вдруг сказать «это не твое дело», то Юра сломается. Юра должен знать все досконально. И поэтому мы через сложные схемы вышли на кое-каких людей, с которыми встретились, они нам все рассказали. Многое рассказали, по сравнению с чем подселение вот такого «сына» не кажется очень уж страшным. Поэтому Юра в это поверил и сыграл».

Фильм не сосредоточен на том, что происходит в Сирии — на месте этой страны могла быть и другая, о чем зрители неоднократно спрашивали режиссера после показа картины в Петербурге. Тот неизменно отвечал: речь о действиях ЧВК именно в Сирии — потому, что об этом военном конфликте, во-первых, хорошо известно, и ракурс рассмотрения вопроса в картине не смещается на политические разногласия, как это было бы в случае с Донбассом. Плюс режиссер картины — Владимир Битоков — сам из Нальчика, а на Кавказе немало мужчин уехало воевать в Сирию, причем по разные стороны конфликта, что само по себе отдельная трагедия региона.

Отсутствие споров по исходному вопросу позволило режиссеру сосредоточиться на горе женщины и ее борьбе с системой.

«Для меня это фильм в первую очередь про мать, — пояснил Битоков. — Не про войну, не про ЧВК, это не попытка исследовать военные организации. Война на Донбассе обязательно бы ради какой-то справедливости и правды потребовала внутренних разбирательств в себе, потому что она слишком уж неоднозначна. И в этом смысле, и в смысле сюжета война в Сирии была таким безусловным фактором, о котором все знают. Все знают, что там есть ЧВК и регулярная армия, все знают, что там идет война, но при этом никто не знает ее смысла. И в этом ключе эта война в Сирии позволила избежать внутреннего разбирательства в самой войне. Мы сказали «Сирия» — и вы уже все понимаете».

Совсем трудно узнаваемая в роли Тони Ксения Раппопорт становится в некоторых кадрах даже визуально синонимична героине Фрэнсис Макдорманд в фильме «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» — оскароносной картине, где сильная женщина также пыталась добиться от системы правды, но в расследовании гибели своей дочери. Но российский фильм еще острее, еще болезненнее — и в силу более близкого нашему зрителю темперамента героини Раппопорт, и в силу реалий столкновения с системой, которые показаны будто бы фоном: вот чиновник отдает приказ заткнуть журналистов, а вот полиция рассуждает, как бы выдать Тоню за террористку, чтобы упростить решение задачи и оправдать ее уничтожение.

В качестве параллельной истории и, возможно, метафоры происходящего в целом в стране зрителю рассказывают о судьбе бывшей дачи генсеков, которую то решают взорвать, то, отменив в последний момент приказ, реставрировать под резиденцию для «самого» (в одном из кадров на стене при обрушении штукатурки обнажается портрет Сталина, и удивленному чиновнику более опытный коллега говорит, мол, при нынешнем политическом курсе не надо закрашивать). В конце концов, начальство от нее отказывается, и объект оставляют на усмотрение растерянным временщикам: что хотите, то и делайте. Предположить ее будущее нетрудно, о нем обмолвились и сами чиновники, пытаясь объяснить происхождение протестных надписей на стенах, мол, «бомжи заходят», не обращайте внимания. И если так, все еще грустнее.

Впрочем, фильм заканчивается не беспросветно: увидев мир не без добрых людей, а во враге — друга, Тоня впервые за картину улыбается.

«Почему нет прокатчика — не мне судить. По причинам темы, по причинам пандемии или по причинам того, что они не видят в этом перспективы — не мне судить», — говорит Владимир Битоков. На вопрос «Фонтанки» о том, не поставит ли эта проблема барьер для дальнейшей работы, режиссер ответил, что «перед авторским кино в целом задачи окупиться не стоит, потому что все понимают, когда вкладывают десятки миллионов рублей в фильм — никто не ожидает их вернуть» (продюсеры картины — Александр Роднянский и Сергей Мелькумов). Это деньги в никуда, это все ради фильма».

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»

Картина будет доступен для просмотра на «Кинопоиске» с 26 февраля.