Историческая фантастика Антона Мухина. «ЭМАС». Главы XXIII и XXIV

«Фонтанка» публикует новый роман журналиста Антона Мухина. Главы «ЭМАСа» будут выходить по две в день. Читайте вместе с нами о том, как противостоять диктатуре сети.

О чем эта история

ЭМАС — социальная сеть, электромеханический адресный стол, созданный на базе телеграфа и механических компьютеров-табуляторов, появившихся в России во время всеобщей переписи 1897 года. Как и всякая соцсеть, она стремится установить полный контроль над своими абонентами. И лишь отверженные, прячущиеся на старообрядческом Громовском кладбище за Варшавской железной дорогой, подозревают, что абонентский номер — и есть предсказанное число зверя. Но не они одни восстанут против ЭМАСа.

XXIII

Егор отказывался верить, что Ламкерт убит Ольгой, хотя не верить в это не было никакой причины. Уже вечерние газеты сообщили первые подробности, назвав имя убийцы — разыскиваемая полицией за покушение на министра Ларова девица Никонова. Да и логика всех последних событий подсказывала, что это не мог быть никто иной.

В пакгаузе все были ошарашены, и даже не радовались смерти этого ближайшего пособника зверя, а только говорили «наша Оля» и потерянно смотрели по сторонам, как будто надеялись увидеть её, как обычно, в углу, сжимающей ладонями кружку горячего чая.

Егор же и вовсе физически ощущал, как рухнул мир. Да, теперь уже не было смысла скрывать от самого себя — он любил её. И то, что она пошла на убийство одна, без этого хлыща Клыкова, доказывало — их ничего не связывало. Ольга была чиста.

— Поздравляю вас, Егор, всё складывается как нельзя лучше, — Пётр Ипполитович, обыкновенно очень тонко чувствующий настроения, в этот раз как будто ослеп. Впервые за всё это время он выпил — видимо, на радостях от того, что его план реализуется почти буквально, — и потерял связь с окружающим миром.

— Как же это складывается? — зло спросил Егор.

— Всё по моему сценарию, — гордо ответил чиновник. — Ольгу, такую хорошую и безгрешную, повесят. У нас будет свой распятый Бог!

— Ольгу повесят… повесят, — повторил Егор, как будто только сейчас осознав её будущее.

— Пойдемте на воздух, — сказал чиновник. — Здесь много ушей.

Он вышел на улицу, и Егор следом за ним.

— Всё, как я говорил. Тысячу лет людей воспитывали, что Бог будет принесен в жертву злу и тем самым победит его. И вот это случилось! Вы боялись, как бы вам самому не пришлось им становиться — но обошлось. Ольга — мертвый Бог, а вы — её живой пророк. Можем даже выкопать её потом из могилы и объявить, что она воскресла. Ха-ха! Нельзя недооценивать глупость и суеверие народа!

Победоносцев явно упивался своей мыслью.

— Мы должны её спасти! — решительно сказал Егор.

— Что?

— Мы её спасем. Всего сейчас безномерных около тысячи, из них процентов 10 готовы на любое действие. Кареты, перевозящие преступников, обычно имеют слабое охранение — сто человек передушат жандармов голыми руками. А ведь мы можем достать и оружие! А если напасть на месте казни, то легко будет спрятаться и сразу уехать в Финляндию!

— Егор, я вас не узнаю. Вы с ума сошли.

— Ваше мнение меня не волнует. Довольно и того, что благодаря вам мои руки в крови этого несчастного инженера.

— Егор, вы не имеете права всё разрушить, — Пётр Ипполитович, казалось, даже протрезвел.

— Не имею? Да кто вы вообще такой, чтобы говорить мне о моих правах?!

— Я? Да я, если вам угодно знать, имею право называться отцом всего нашего движения не меньше, чем вы, Егор. Пока вы ходите по лавкам Гостиного двора, выбирая себе костюмы, и снимаете барскую квартиру на Садовой, в которую по вечерам приезжают непонятные девицы, я занимаюсь всеми делами организации!

— Так вы и за мной шпионили, — прошипел Егор.

— Более того, зная, как вы поступили со старичком Афанасием, я попросил сделать мне несколько ваших фотографических карточек с этими барышнями, которые, если меня найдут мертвым, будут распубликованы во всех газетах, о чём мною дано поручение нотариусу. А то вдруг вам придет в голову огреть меня камнем по голове и бросить на рельсы?

— Не найдут, — мрачно сказал Егор, вынимая из кармана нож.

— Егор, что вы делаете?! — в ужасе закричал чиновник.

Не отвечая на этот вопрос, Хрулёв несколько раз ударил его ножом.

XXIV

В действительности, однако, Егор переоценил свои силы. Он давно ночевал в пакгаузе ночь через ночь, часто отлучался, а повседневными делами заведовал Пётр Ипполитович. Без него было трудно, и только на то, чтобы собрать сотню самых надежных безномерных понадобилось три дня. Хрулёв справедливо полагал, что нападать лучше на месте казни, которая, как он знал, обычно совершается в Лисьем Носу. Но точное место было ему неизвестно. Еще два дня, и, озадачив всех безномерных поиском хоть каких-то сведений, он нашел человека, чей зять служил в крепостном гарнизоне и дважды сопровождал преступников. От него стало известно, что часов около пяти утра специальный поезд прибывает на станцию Лисий Нос, откуда осужденных с небольшим конвоем ведут на место, находящееся саженях в пятистах, где к тому моменту уже готова виселица.

Из этих слов выходило, что план Хрулёва мог иметь шансы на успех. Виселицу строят заранее, значит, можно успеть подготовиться. В распоряжении Егора было около 30 револьверов, и вооруженные ими люди отбыли, под видом дачников, в Лисий Нос. Они распределили между собой дежурства, следя одновременно и за станцией, и за указанным солдатом местом, что позволяло вовремя организовать засаду и отбить Ольгу. Сам Егор ликвидировал квартиру на Садовой, переселился в пакгауз, откуда почти не выходил, велел доставлять себе все газеты, особенно экстренные выпуски, и погрузился в долгое томительное ожидание. Несколько раз он слышал тихое Ольгино дыхание и видел её закутанный в одеяло силуэт в углу, но оказывалось, что это просто переходное состояние между сном и явью, когда сознание дорисовывает реальность вокруг желаемыми, но невозможными деталями.

Жизнь в общине между тем потихоньку входила в привычное русло, и в четверг один чиновник-охотник, сам человек думающий и осмысленно выступающий против ЭМАСа, привел в пакгауз любопытного, как он сказал Егору, новообретенного. Человек этот был встречен им на улице шедшим с совершенно потерянным видом и охотно откликнулся на рассуждения о пагубности машин.

Егор нехотя поднялся со своей лежанки, отчего сидевшая в углу Ольга вздрогнула и поспешила исчезнуть, и вышел встречать приведенного.

— Что же, говорят, вы видите в ЭМАСе преграду на пути человеческого счастья? — спросил Хрулёв.

— Я считаю, что машины только и способны сделать человечество счастливым, однако лично меня они оскорбили, и оскорбление это таково, что не может быть ни прощено, ни забыто. Я, извините за метафору, нахожусь в состоянии отвергнутого любовника, поэтому готов совершенно бескорыстно помочь вам в уничтожении ЭМАСа, — сказал Фещенко.

Утро принесло дурную весть. Еще до того, как появились газеты, экран ЭМАСа на Обводном, видимый от пакгауза, высветил: «Свершилась казнь над террористкой Никоновой, убившей О-Ф. И. Ламкерта, сообщ. ПТА».

Еще какое-то время Егор надеялся, что это ошибка, поскольку отправленные в Лисий Нос безномерные должны были немедленно послать гонца, как только обнаружится приготовление виселицы, а его не было. Но вскоре из газет стали известны ужасные подробности: Ольгу доставили из крепости не на поезде, а пароходом, и казнили в другом месте, недалеко от берега. Паровозом, как уже слишком поздно догадался Егор, пользовались только зимой.

Ольга, сидевшая в углу его комнаты, теперь не уходила даже когда Егор вставал с лежанки, и исчезала, только если он приближался к ней вплотную и пытался схватить за руку.

Всё происходило ровно так, как говорил Победоносцев, чьё исчезновение, кстати, на фоне казни Ольги никто не заметил. Егор, который почти не вставал с лежанки, вдруг случайно обратил внимание, что у кого-то из безномерных вместо распятия висит на шее маленький тряпичный узелок. Приглядевшись, он понял, что такие носят многие. Это были тряпочки, в середину которых клали камешек, а потом перетягивали ниткой так, что свободная ткань свисала вниз, и сверху получался шарик. Выходило как фигурка висящей Ольги с надетым на голову мешком.

Егор ничего им не говорил и давно уже не выступал с проповедями, но видел, как все сжались, приткнулись друг к другу, разговаривали вполголоса и не смеялись. Уже мало кто уходил из пакгауза ночевать домой, в нём стало тесно и появился запах.

— Машины со стороны кажутся непобедимыми, но на самом деле их слабость в их силе, — сказал Фещенко, войдя без стука в комнату Егора. Он один из всех, казалось, сохранил здравый рассудок.

Егор лениво повернул голову и вопросительно посмотрел на него.

— У вас в общине больше тысячи человек. Если каждый будет отправлять в день хотя бы по 10 электрограмм, за несколько месяцев можно оповестить весь город. Не говоря о том, что число ваших сторонников будет расти.

— Позволить зверю возложить на себя печать? — безразлично спросил Егор.

— Хоть вы-то не повторяйте эту чушь, разумный же человек, — скривился Фещенко.

— Даже если я разумный — не все здесь такие.

— Не все. Разумные, которых большинство, будут писать о неразумных.

— А что о них писать?

— О том, как они умирают.

— Как же они будут умирать?

— Они будут умирать, останавливая машины. Послушайте, вы знаете, как в Риме первые христиане — изгои общества, чужеземцы и вольноотпущенники — победили язычников — богатых, могущественных, ученых и умных? Их травили в театрах дикими зверьми на потеху публике, а потому эта публика приняла их веру. Римляне убивали их, кротких и покорных, но задавались вопросом: а не лучше ли они нас, погрязших в разврате и обжорстве? И чем больше убивали, тем больше понимали: да, лучше. Ты жрешь неделю или год, но потом тебе надоедает, и ты спрашиваешь себя: а что кроме? Но всё, что кроме, — у них.

Фещенко не знал очкастого чиновника, но сравнивая общину безномерных с христианами, говорил ровно как он. Ольга (она теперь не куталась в одеяло, а носила шаль так, чтобы, перебросив свободный конец через плечо, закрыть шею) встала со своего места в ногах Егоровой лежанки.

— Я уйду пока, а ты послушай, он дело говорит, — сказала она.

— Хорошо, как скажешь, — ответил Егор.

— А? — переспросил Фещенко.

— Нет, ничего. Так и что вы предлагаете?

— Вам нужно разделить людей на две части. Наиболее... — тут Фещенко запнулся, подбирая слово, — убежденных, кто не приемлет ЭМАС и готов умереть. И тех, кто может в ЭМАСе об этом писать.

— И что будут делать первые?

— Видите ли, специфика машин — в том, что они хорошо работают, пока всё происходит по заложенным в них правилам. Но как только ситуация выходит за рамки правил, машины ломаются. Поэтому победить их легко, нужно только знать, где эти рамки. Я — знаю.

Продолжение следует.