«Фонариков не было, были фобии власти. Есть они и сейчас». Историк блокады — о том, кто и кому на самом деле светит с земли

Историк блокады Никита Ломагин ответил вице-спикеру Госдумы Пётру Толстому, который сравнил участников акций солидарности с врагами народа времён войны.

Спустя две недели после того, как Санкт-Петербург отметил 77-ю годовщину полного снятия блокады Ленинграда, с трибуны Государственной думы вице-спикер Пётр Толстой решил напомнить о страшных днях. Удивил контекст. Член фракции «Единая Россия» решил: почему бы не сравнить тех, кто хочет коллективно светить фонариками в вечернее небо, с «перебежчиками-коллаборационистами во время блокады Ленинграда, когда они фонариками подсвечивали цели немецкой авиации». Заявление Толстого, возможно, прошло бы незамеченным, если бы «Фонтанка» не поленилась расшифровать эту пламенную речь. Тем более что в редакции текста вице-спикера на сайте Госдумы слов про блокадный Ленинград уже не оказалось.

Такие чрезвычайные упрощения не работают на благо, а власть даже в тяжёлые блокадные дни шла на диалог с населением, рассказал историк блокады Никита Ломагин. В интервью «Фонтанке» доктор исторических наук авторитетно заявил, что никаких «перебежчиков-коллаборационистов», которые наводили авиацию люфтваффе на город, на самом деле не было.

— Никита Андреевич, 10 февраля в Госдуме прозвучали следующие слова: «…это калька с действий перебежчиков-коллаборационистов во время блокады Ленинграда, когда они фонариками подсвечивали цели немецкой авиации…» Вы много работали в архивах по блокаде. Действительно, есть документы, подтверждающие, что в годы блокады кто-то с земли наводил бомбардировщики?

Выступление Петра Толстого в трибуны Госдумы 10 февраля 2021 года. Момент с упоминанием блокады Ленинграда начинается в записи после 2 минут 54 секунд.

— В городе были страхи, что такое может быть. И эти страхи выразились в конкретных действиях органов государственной безопасности, партийных органов, комсомольского актива, которые действительно в сентябре 1941 года, скорее в превентивном порядке, устраивали облавы. Искали тех, кто мог сигнализировать ракетами. Световыми ракетами! Ни о каких фонариках речи не шло никогда. Предполагалось, что могут сигнализировать немецким самолётам ракетами. Город начали бомбить уже в первую неделю сентября. Принимались соответствующие серьёзные организационные мероприятия для того, чтобы защитить город. Ну и по линии органов госбезопасности, истребительных батальонов такая работа проводилась.

— Что известно о результатах?

— Есть документы, которые свидетельствуют о результатах подобного рода мероприятий. Ни одного ракетчика поймать не удалось. Это первое. Второе. Есть архивные материалы немецкой разведки. И политической, и военной разведки. Так вот, у немцев не было никакой потребности в сентябре месяце, и тем более позже, заниматься подобного рода действиями, поскольку мы с вами знаем, что у немцев была очень хорошо развита аэрофотосъёмка.

Они фактически уже знали, что и где находилось. Были карты всех ленинградских предприятий. Какие объекты нужно подвергать бомбардировкам. Именно поэтому в результате первых же налётов были уничтожены, как известно, Бадаевские склады. Наносились удары по судостроительным предприятиям и так далее. В принципе, до середины сентября, пока не удалось создать надёжный заслон против проникновения в город агентуры противника, немецкие агенты могли переходить через линию фронта и возвращаться, сообщая о тех разрушениях, которые в городе были. Но на самом деле объективных данных было более чем достаточно. Потребности в каком-то наведении снизу не было в принципе. Такую задачу ни военная разведка, ни командование группы армии «Север», корпусов, которые стояли у стен Ленинграда, — никто не ставил. У нас сейчас есть в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга рассекреченный фонд. Документы на немецком службы безопасности SD. Есть об этом документы в московском архиве у Водного стадиона. Там особый архив, где хранятся трофейные материалы. Да, была фобия у властей Ленинграда. Но в реальной жизни такого не было.

— Вы лично работали с этими документами в архивах?

— Моя докторская диссертация посвящена проблемам политического контроля, деятельности органов государственной безопасности в период блокады Ленинграда. Во всех её проявлениях. Один из многих аспектов ‑ возможное сотрудничество, в той или иной форме. Я изучал нормативные документы. Чего опасались, на что ориентировали центральный аппарат. Каким образом на местах появлялись дополнительные задачи. Так вот, одним из страхов был страх, что кто-то может оказывать содействие противнику, что могут засылать в город агентов. И никаких не детей, конечно… Об этом речи не было. Мобилизовались серьёзные силы, чтобы поймать возможных потенциальных пособников. По факту результат этой работы, с точки зрения поимки, в тех спецсообщениях, что я читал, — это констатация того, что «были проведены облавы». Никого не поймали.

— Откуда же тогда эти смысловые конструкции в головах высокопоставленных представителей власти? Советский детский фильм 1970 года «Зелёные цепочки» виноват? (Герои ленты ‑ школьники блокадного Ленинграда, которые волей случая становятся обладателями чемодана с сигнальным пистолетом и патронами к нему, после выстрела дети оказываются в поле зрения контрразведки, а затем помогают найти немецкого резидента. ‑ Прим. ред.)

— Война ‑ это особое время. Бдительность, воспитание бдительности разными способами ‑ нормальная вещь в военное время. У нас был город-фронт. В Ленинграде, безусловно, вопросам бдительности во всех формах придавалось особое значение. Но надо учитывать контекст. Для этого достаточно просто взять в руки газету «Ленинградская правда» за сентябрь 1941 года и почитать передовые статьи. Какой откровенный разговор вёл Смольный с населением по поводу настоящего и возможного будущего. Немцы ведь сбрасывали листовки разного содержания. Были ужасные и глупые, антисемитского содержания. А были довольно искусные листовки про превращение Ленинграда в открытый город по типу Парижа и так далее. И был диалог власти с населением. Пропаганда занималась безусловным разговором с людьми. Были в Выборгском районе женщины, которые ходили в райком и райисполком на приём к руководителям района, чтобы обсуждать: «Не стоит ли нам подумать о том, как из города вывести женщин и детей, в том числе вступая в переговоры с немцами». Понимаете? Вопрос очень сложный и серьёзный. Вряд ли можно сказать, что женщины, которые думали о собственных детях, предательницы. Председатель райисполкома не передал этих женщин в органы НКВД, а сообщил об этой просьбе дальше в Ленгорисполком Попкову. И только потом уже, когда это дошло до Горкома партии, до Смольного, хватились и сказали: «Кто вас на это науськал?» Стали искать следы. Нет ли за этим немцев? И когда выяснилось по опросам женщин, которые жили в том же доме, что ни о каких немцах здесь речи нету, что у той бедной женщины, которая тогда пришла на приём к председателю райисполкома, один ребёнок умер накануне войны, а второго отправили в эвакуацию, и она ничего не знает, что с ним происходит, а теперь она с новорождённым на руках и боится потерять третьего ребёнка… Понимаете? И когда мы сегодня упрощаем проблемы, делаем все белым и чёрным, то, наверное, это не совсем то, что нужно… Если мы хотим, чтобы общество наше было таким же сплочённым и единым, если мы об этом говорим, когда вспоминаем про войну, что, кстати, правда, народ был единым, то надо знать и помнить, что тогда с людьми власть вела диалог. Даже в те дни с людьми разговаривали! У нас есть вещи коммуникативной практики, которые уже давно вошли в традицию в Санкт-Петербурге. Об этом, в принципе, можно узнать, находясь и в Москве. У нас 8 сентября люди зажигают в окнах свечи. 27 января люди зажигают в окнах свечи. По обсуждаемой логике, это теперь у нас что такое? Кому они светят? Врагам?

— Боюсь, что в логике Петра Толстого это вполне может стать подсветкой врагам…

— Ну что тут сказать… А так, надо сразу же делать какие-то экскурсы в 1941 год? В городе уже в течение многих лет развиваются свои практики солидарности, которые связаны с блокадой. Здесь, в нашем городе, принято вспоминать не предателей. Здесь вспоминают героев и погибших.

— Получается, что вплетение этой искажённой памяти о блокаде, которую позволяют себе политики в Госдуме, в современный контекст не очень хорошо пахнет?

— Я считаю, что каждый человек имеет право на своё мнение. Ну вот такое мнение у Петра Толстого. Он это знает про Ленинград. Конечно, хотелось бы, чтобы уважаемый человек, который достойно представляет Россию в Парламентской Ассамблее Совета Европы, всё-таки знал факты… Но я не хочу давать ему никаких советов. Для меня огоньки в руках моих земляков — это совершенно другие символы. Кто-то видит в фонариках коллаборационизм. И будет его искать в истории 80-летней давности. Но для меня акции памяти, которые в последние 20 лет в городе происходят, и работа «Комитета 8 сентября», и «Бессмертный полк», — они немного о другом…

— Очевидно, что высокопоставленным москвичам стоит немного почитать на эту тему, если художественный вымысел стал реальностью. С чего имеет смысл начать вице-спикеру Госдумы Толстому?

— Самое лучшее, что можно прочесть, ‑ «Блокадная книга» Гранина и Адамовича. Но я не собираюсь что-либо советовать взрослым людям. Не мое дело давать советы.

— Но ведь они вещают на всю страну!

— Николай, ну мы же взрослые люди. Всё, что я могу сказать по этому поводу, просто. Того, о чём говорили в Госдуме, не было. Были фобии власти. Были они и тогда. Есть они и сейчас. Реальные фобии. Искать искали. Силы тратили. Могло это быть? В принципе, могло. Было? Нет. Никто там ничего не подсвечивал. Тогда бдительность проявили. И сейчас проявляют… Вторая важная вещь. Про то, как люди это помнят, наряду с важными вещами, возложением цветов и венков на Пискарёвском кладбище и в других мемориальных местах, проведение разных встреч, в том числе с ветеранами и блокадниками, есть ещё и движение снизу. Люди читают имена погибших. Зажигают свечи. Люди могут выражать солидарность как угодно. А вот эта вот эксплуатация столь важных тем, их чрезвычайное упрощение, не работает на объединение… Не работает. На мой взгляд, власти надо разговаривать с молодыми людьми. Надо пытаться их понять, а не записывать сразу в «пятую колонну». Людей с фонариками запишут в предатели Родины?

— Уже записали. «Призывы светить фонариками в темноте. На самом деле это не милая акция про любовь. Это не просто попытка мобилизации молодёжи. Это такая цветная технология Шарпа», — рассказал Толстой с трибуны Думы про американского идеолога ненасильственного протеста Джина Шарпа тем, кто ещё не знал о нём.

— Это же смешно. Ну что это такое? В то время в Ленинграде был диалог. Несмотря на то, что реальный враг на самом деле был у ворот. Город ждал штурма. Никто не знал, что Гитлер отменил своё решение брать город штурмом. Предпочёл покорить его голодом и разрушением, через бомбёжки и артобстрелы. Никто этого не знал. И власть вела диалог. Разговаривала. Разъясняла. И кстати, ту женщину, о которой я рассказал, да, её допросили. Она несколько раз встречалась со следователем секретно-политического отдела. Но её освободили. С ней ничего не сделали. Провели профилактические мероприятия. Ну должен быть здравый смысл! Если мы будем всё время повышать ставки, то какая будет следующей? Что дальше? Это называется игра ва-банк. Так нельзя делать... Это не по-государственному.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанка.ру»