Евгений Вышенков: «Это была катастрофа. Сеня отвечает: «Я клоун что ли?»

«Фонтанка» продолжает цикл материалов, посвященный двадцатилетию сериала «Бандитский Петербург», снятого по сценарию Андрея Константинова.

Ключевая сцена сезона под названием «Адвокат»: очная ставка лирического героя Дмитрия Певцова Сергея Челищева с Мишей-Стрелянным на даче Виктора Павловича Говорова (Антибиотика). Один из героев этой сцены, Евгений Вышенков, в интервью «Фонтанке» рассказал о том, как подбирались герои за столом, как снимавшихся в сериале преследовала слава и как сложились судьбы 20 лет спустя.

— Это все началось со звонка Андрея Константинова вам на мобильный.

— Когда этот фильм начинали снимать, от искусства я был далек. Андрея я знаю всю жизнь. А Бортко ни разу не видел, поэтому мне было интересно. Я даже приехал к нему на квартиру и посмотрел на него. Я знал, что фильм снимается на небольшие деньги, и я постоянно слышал, что кто-то кого-то просит то квартиру уступить, то что-то достать. Тогда это было абсолютно нормально. Никто не думал, что мало денег, просто так жили. Соответственно, звонок Андрея со словами: «Жень, слушай, мы тут снимаем сцену, и нам нужны бандиты, самые фактурные, чтобы люди посмотрели и сразу всё поняли». А тогда, да и сейчас, это были спортсмены. Я приезжаю к ребятам. У меня была задача найти настоящих. Еще я знал, что снимаются 1990-е годы, а это время больших людей. Настоящая братва, первая братва — это была братва абсолютно выше ростом, абсолютно сильнее. Она заходит куда-то, и все понимают, что это бронтозавры.

— Тяжёлый вес, греко-римская, вольная.

— Совершенно верно. Визуальное потребление было необычайно важно, это был актив. И я выбираю двоих. Одного зовут Сеня — где-то 115 килограммов он весил. Второй — Серёга. Этот чуть-чуть за 100. При этом абсолютно понятные лица. Сеню бы снимать в каком-то новом прочтении Собакевича.

— Опять же про бизнес.

— Да. Сеня — как старинный шкаф. Его если поставить, то уже не вынести. Человек неимоверной силы, который редко занимался спортом, а если бы занимался, был бы выдающимся чемпионом. Не занимаясь совершенно, он жал 180–200 кг легко. Поэтому на стрелках, если его ударяли по голове, он не очень чувствовал, а человеку потом становилось грустно. И плюс он засиженный, у него какие-то змеи бегут по рукам. И еще в субкультуре братвы его звали «Знамя совести». На каких бы разговорах он ни был, он жутко переживал, если что-то происходило не по понятиям. Из него в тридцатых годах получился бы фантастически правильный вор в законе. При этом в такие моменты он забывал и интересы своей стороны. Его иронично все уважали, потому что все всегда тянули одеяло на свою сторону, а он умудрялся возвыситься над спором. Второй — это Серёжа Плотников. Это светлый человек, такой очень агрессивный боксёр. Боксёр, который приятен в разговоре, но в конфликте он за долю секунды вспыхивает и становится боевой машиной, которая сметает все на своем пути. Ему от состояния, где он улыбается, до состояния ракеты нужно примерно четверть секунды. С мощнейшим боковым ударом. Узкая талия, широкие плечи — красавец.

— Треугольник.

— Ага. И плюс высокого роста. Абсолютно подходит. Я им говорю: «Ребята, надо помочь». А тогда журналисты и киношники были милыми людьми, которые занимаются какими-то милыми вещами, абсолютно никому не нужными. Ларёк с водкой «Абсолют» был важнее кино. Бортко там или не Бортко — все равно. Да хоть Феллини. И вот мы с ними едем. Я сам сглупил, сказав, что это буквально на 20–25 минут. Приезжаем на эту правительственную дачу, и я быстро понимаю, что в 20 минут мы не уложимся. Я увидел массу людей: кто-то кого-то гримирует, кто-то что-то выставляет — идет настоящее производство. До моих знакомых это тоже достаточно быстро дошло. И я понимаю, что я должен их удержать, потому что они начали нервничать: вокруг ходит огромное количество людей, которые не обращают на них никакого внимания, хотя они явно выше их всех по всем показателям. И я постоянно с ними курю, говорю: ну так и так, надо, это фильм, ну давайте. Я понимаю, что мне спорить и злиться нельзя. И вот доходит до этой сцены. Всех рассаживают, Бортко начинает объяснять, а Сеня бурчит: «Да что я, не понимаю, как себя вести что ли?» А он ведь только утром себя так вел. Бортко говорит: «А у вас есть цепи золотые? А вы можете надеть их поверх одежды, чтобы они были видны?» Это была катастрофа. Сеня отвечает: «Я клоун что ли?» И Сеня был прав, потому что, если бы он так пришел на настоящую стрелку, ему бы люди сказали. Начались съемки. Потом — спасибо-спасибо. Я обратно их везу и стараюсь как-то сгладить, потому что это было часа четыре.

— Андрей Дмитриевич рассказывал, что в какой-то момент девушка подошла к ним и попросила в ведомости расписаться за 150 рублей их гонораров. И это вызвало, мягко говоря, недоумение.

— Да-да. Об этом тут же забыли. Потом вышел фильм. И произошло следующее. Тогда братва вся сидела в офисах, где обязательно были телевизоры. Всё это смотрелось, потому что в офисах не работали, а сидели в ожидании, как группа захвата при ожидании сигнала на выезд.

— Когда позовут поля.

— Точно. Первая эмоция была: ха-ха-ха, это всё неправда. Это было отношение ни к Бортко, ни к Константинову, такое было отношение к кино. Они были профессионалы и понимали, что так не бывает. Хотя в жизни бывает все. Но произошла удивительная вещь — через короткое время им понравилось. Это вопрос не правдивости. Это вопрос интонации.

— Говорили, что восприятие «Крестного отца» в итальянских семьях тоже быстро поменялось.

— Да-да. Но «Крестный отец» — это вообще аномалия. До тех людей быстро дошло, что это великая реклама, что они попадали в вечность. Я думаю, что это дошло до боссов, и они поняли, что это им принесёт какие-то дивиденды. Так и получилось. В случае с «Бандитским Петербургом» было другое. Это просто понравилось, как песня. Параллельно с этим началась какая-то очень ироничная слава этой сцены.

— И это вас, как я понимаю, раздражало.

— Да. Нужно понимать, что это было 20 лет назад. У меня был другой возраст, другая энергия, отчасти другой круг общения. И вдруг мне не люди, кто внутри этого круга, а, допустим, продавщица мороженого говорит: «О, я вас знаю». И это начало раздражать, потому что это противоречило моему представлению о самом себе: «Я вам что, клоун?» И вот эта фраза: «Ой, а вы актёр?» Я хорошо отношусь и относился к актёрам, но я не актёр. У меня есть другие достоинства. Плюс это слышали многие вокруг. Над этим начали подтрунивать. На тренировку прихожу, еще куда-то прихожу: «О, привет, звезда экрана». И эти двое — Сеня и Сережа — туда же. Я говорю: «Вы-то куда?» А они: «Да мы-то что, так... актеры второго плана. Без тебя-то сцены не было бы». Когда один раз над тобой пошутили, это нормально, но когда ты постоянно находишься в бульоне шуток, ты начинаешь злиться, понимая, что ты всё равно проиграешь. И наступил кульминационный момент. Я даже помню это озеро в Выборгском районе Ленобласти. Нас было человек шесть, все такие борцы. Заходим в воду. Навстречу идут 18–19 летние девчонки, две или три. Мы заходим в воду, они выходят из нее, и вдруг они останавливаются и говорят: «О, Светка, смотри, это он снимался в «Бандитском Петербурге». А вокруг меня стоят 5–6 здоровых человек в трусах и начинают ржать. Я уже не хочу купаться, я на взводе. Говорю: «Купайтесь одни, я ухожу». Вот такое состояние нервности было. Но оно, разумеется, прошло.

— Как эта сцена выглядит сейчас?

— У меня следующий взгляд. Я вижу некий кадр, который должен отражать то время. В этом кадре я помню Андрея Константинова, который сидел в пиджаке. Рядом сидел некий актёр такой большой и еще четыре человека. Это был Роман Цепов, Семён, Сергей и я. Автора убираем, актёра убираем и осталось четверо. Все четверо прошли через аресты, при этом у всех четверых эти хлопоты были связаны с девяностыми годами. Это оружие и вымогательство, которое ректор Европейского университета Волков нежно назвал силовым предпринимательством.

— Вымогательство и оружие — две ценности 1990-х.

— Две основные. Исходя из этого, могу сказать, что это документальный фильм. В то время у меня не было такого взгляда. Я никогда не думал об этом, потому что так много было всего вокруг, что это выглядело естественно. А теперь, внимание, вопрос: а есть ли другой какой-нибудь фильм в истории кинематографии, где в кадре столько таких людей с такой биографией? Я не помню. В советском кино были штучные сюжеты, как, например, сидевший при Сталине Жженов. Но есть ли другой такой фильм, где в одном кадре сидят автор и четыре человека, которые никаким образом не связаны с кино, но так или иначе находились в камерах и вот снимаются в кино и в роли самих себя?

— Прошло 20 лет, и как сложились судьбы?

— Роман Цепов — это человек, нырнувший в силовую политику начала нулевых. Причем в высшую политику. И мы знаем, что он был убит. Государство его ликвидировало. Дальше можно написать, как про Кеннеди, 28 томов. Осталось ещё три человека. Я — это я. Я сейчас с Андреем, у всех на виду. Остальные два — Семён и Сергей. Семён — это невидимый почетный пенсионер, которому из уважения старшие товарищи платят некую пенсию, который ничего не делает, бурчит на мир, потому что он не востребован. Ну нет больше людей, которые пригласят его и спросят: а как надо? А он-то знает, как надо. И он понимает, что это все неправильно. Но его не слышат. Он ходит в спортзал. Когда у него хорошее настроение, он жмет 200, а когда плохое, он просто бурчит. И на улице вы увидите просто такого большого пожилого человека. У Сергея другая история. Он где-то водитель, где-то что-то поможет. У него нет образования, нельзя говорить, что он шибко умный или интеллектуальный. Он стал представителем пролетариата. И сейчас он может подъехать на какой-то фуре, кто-то будет разгружать какие-то доски, кто-то сделает ему замечание, и никто не догадается, что 25 лет назад это была некая фигура на доске и все знали, что если есть какая-то конфликтная история, то Сережа пробьет любую фалангу Македонского насквозь. Я видел ситуации с его участием, от которых ненадолго, но терялся. Если бы не было девяностых, он, наверное, был бы мощным советским боксером, о котором писал бы «Советский спорт», закончил бы Университет физической культуры имени Лесгафта, защитил бы диссертацию, был бы на первых полосах. А про Бортко — мы видели, как он то ли выбирался в губернаторы, то ли отказывался выбираться. Так и хочется сказать: Владимир Владимирович, вы же сняли «Идиота»... ну и снимайте нам дальше.

Беседовал Федор Погорелов, для «Фонтанки.ру»