Павленский стал ближе к Ван Гогу (видео)

В знак протеста против "карательной психиатрии" акционист (или, как объявили даже центральные телеканалы, – художник) Пётр Павленский разделся догола, влез на стену Института Сербского в Москве и отрезал себе мочку уха. Смысл очередного членовредительства, устроенного уже признанным мастером этого жанра, можно было понять по учреждению, которое он использовал в качестве "полотна". Специалисты в области искусства разделились в оценке акции. А насчёт психиатров давно известно: они художника не признают своим пациентом. "Фонтанка" изучила творчество "нового Ван Гога" с разных сторон.

Видеозапись последней акции Петра Павленского появилась в воскресенье вечером в Youtube. Для тех, кто не посмотрел, кратко перескажем содержание. На стене, которой обнесён, судя по всему, двор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, на одном уровне с лампочкой фонарного столба, сидит неизвестно как попавший туда человек с босыми серыми пятками. Правой рукой он поднимает огромный нож и, помогая левой, быстро проводит лезвием у мочки правого уха. И сидит дальше. По телу стекают две тоненькие красные струйки. Скорая помощь, полиция и МЧС сначала озадаченно ходят вдоль стены, потом обсуждают, что делать, потом складывают на асфальте у стены синие маты, а потом стаскивают человека совсем в другую сторону. Не туда, где маты, а во двор Института Сербского. Всё.

На странице Петра Павленского в Фейсбуке размещена аннотация к акции "Отделение" – так её назвал художник (авторские орфография и пунктуация сохранены. – Прим. "Фонтанки.ру"): "Нож отделяет мочку уха от тела. Бетонная стена психиатрии отделяет общество разумных от безумных больных. Возвращая использование психиатрии в политических целях – полицейский аппарат возвращает себе власть определять порог между разумом и безумием. Вооружаясь психиатрическими диагнозами, бюрократ в белом халате отрезает от общества те куски, которые мешают ему установить монолитный диктат единой для всех и обязательной для каждого нормы. Ампутированный фрагмент никогда не вернется на прежнее место, если формалин не сохранит его для научного изучения – перед ним остается разложение. Умерли дьяволы, бесы и прочая нечисть, но их смерть породила тварь еще ненасытнее в своем служении букве закона. Ментальная болезнь. Институт психиатрии – аппарат исключения, который общество не сможет исключить, пока не избавится от веры в нового демона".

– Акция посвящена всем политическим активистам, которые оказались так или иначе под преследованием, административным или уголовным, и в отношении которых применяются психиатрические методы борьбы, – объяснил "Фонтанке" смысл поступка художника его адвокат Дмитрий Динзе.

Напомним, что Пётр Павленский, акционист (по мнению некоторых – художник), уже будоражил общественность такого рода актами гражданского мужества. В июле позапрошлого года он зашил себе рот, протестуя против "дела Pussy Riot" (акция "Шок"), потом лёг у Мариинского дворца, обмотав колючей проволокой своё голое тело ("Туша"), а год назад, аккурат в День милиции, уселся на Красной площади и гвоздём прибил мошонку к брусчатке ("Фиксация"). В феврале этого года он и трое его друзей у храма Спаса на Крови жгли покрышки. Та акция проходила под флагами Украины, называлась "Майдан", и после неё в отношении автора возбудили уголовное дело по статье о вандализме.

Пять раз Павленского после его акций посылали к психиатру. По словам адвоката, он прошёл 4 освидетельствования и одну экспертизу, и теперь имеет 5 письменных подтверждений своего психического здоровья. Но в рамках "антивандального" дела по "Майдану" следствие и прокуратура хотят видеть шестой документ.

– В отношении Павленского пытаются применить принудительные меры медицинского характера, – говорит Дмитрий Динзе. – Но пока безуспешно.

Безуспешно, зато очень настойчиво: следствие и прокуратура подавали в суд ходатайство о назначении экспертизы три раза. Трижды суд им отказывал, в последний раз – за два дня до "Отделения", 17 октября.

Что именно хочет найти следствие с помощью экспертизы – можно догадаться. В психиатрии есть такое понятие: синдром Ван Гога. Под этим подразумевают стремление пациента что-нибудь себе отрезать. У Павленского почти все последние акции связаны с членовредительством, а теперь дошло и до бесповоротного "отделения" части тела. Да ещё и такой части, что имя голландского постимпрессиониста просто сразу приходит на ум.

Синдром Ван Гога

Психиатр Лев Щеглов, ректор Института психологии и сексологии, не стал рассматривать конкретно случай художника Павленского: "Заочно диагноза специалист никогда не ставит". Но дать отвлечённую оценку согласился. По его мнению, в подобном случае возможны три варианта объяснений поступка художника.

– Первый вариант – всё это проявления психического расстройства: клинические симптомы выплеснулись в медийное пространство. И всё, – тут, по мнению доктора, обсуждать больше нечего.

Но гораздо более вероятны, по его мнению, два других варианта.

– Второй – это сугубо художественная акция, – продолжает доктор Щеглов. – Да, иногда нам понять это сложно. Да – это провокация, которая сродни новому осознанию времени. Ведь когда художники начали писать смерть в виде женщины с косой, а итоги войны – в виде горы черепов, это тоже многим казалось категорически антихудожественным и невозможным. К сожалению, современное искусство – это незаконнорождённое дитя времени. А время сегодня жестоко и в какой-то степени ужасающе.

Третий вариант, по мнению доктора, сочетает два предыдущих.

– Автор – безусловно, современный художник со своими дикими, странными и многих приводящими в содрогание акциями, – рассуждает он. – Всё это делается сознательно, так же, как в своё время Энди Уорхолл сознательно сделал произведением искусства банки с кока-колой. Но в то же время художник имеет некие психические особенности.

Всё-таки в большей степени доктор склоняется к тому, что Павленский здоров. Как раз из-за отрезанного уха.

– Он выбрал наиболее лёгкий вариант, – считает доктор. – Вот если бы он себе отсёк гениталии или выковырял глаз, это бы его больше приближало к учреждению типа Скворцова-Степанова. Но тут, с одной стороны, это самотравматизация, с другой – наиболее безобидная. Это мякоть, это небольшое в общем-то уродство, это отсутствие нарушений и исчезновений каких-то функций.

Если бы перед доктором Щегловым оказался другой пациент со свежеотрезанным ухом, по фамилии Ван Гог, психиатр был бы менее уверен в его здоровье.

– В случае с Ван Гогом я бы больше склонился в сторону психической патологии, – предполагает он. – Каждый художник – это всё-таки дитя времени, как бы он ни претендовал на вневременность. И во времена Ван Гога не было того, что сейчас считается частью современного искусства. Не было представлений об инсталляциях, перформансах и тому подобного. Второе: мы не знаем о заявлениях Ван Гога, подобных заявлениям Павленского. Ван Гог не заявлял, что хочет к чему-то привлечь внимание. Это не было жестом. Это не было манифестом. Поэтому, скорее всего, вангоговский случай относится к первому варианту – психиатрический случай великого художника. А случай Павленского обязательно имеет художественную, эстетическую, провокационную составляющую. Но вот сколько в ней процентов художественного жеста, а сколько – психических особенностей, это можно узнать только после тщательного знакомства с личностью.

Тут надо добавить, что творческое наследие Петра Павленского всё-таки немного скромнее, чем у Ван Гога. Но всё ещё впереди. В конце концов, на момент отрезания мочки уха голландец сумел продать всего одну картину.

Художник и соавторы

Ювелир Андрей Ананов отнёсся к художнику Петру Павленскому скептически.

– Пикассо был в молодости гениальным рисовальщиком, мог портрет изобразить абсолютно узнаваемо и талантливо, – сказал Ананов. – Потом ему показалось, что он видит мир немного иначе. И он имел на это право, потому что изначально у него была школа, он мог доказать любому, что он художник. А когда человек школы не имеет, но имеет гвоздь, молоток и Красную площадь… Это забавно, но ничего общего с искусством не имеет.

Совсем по-другому оценил творчество Петра Павленского искусствовед Александр Боровский – заведующий отделом новейших течений Государственного Русского музея.

– Он, безусловно, художник, – уверенно сказал специалист по современному искусству. – Потому что акционизм – это часть современного искусства. Надо быть диким человеком, чтобы пытаться его куда-то задвинуть. Это достаточно респектабельное, утвердившееся в истории искусств явление – когда художник, пытаясь закрепить в сознании свои идеи, использует не живопись, не графику, а именно акцию.

Павленский, по словам Александра Боровского, – не просто художник, а "художник радикального склада". У него акция сближается с социальной активностью.

– Здесь возникают некоторые сложности чисто стратегического порядка, – объясняет искусствовед. – Потому что художник переходит грань и начинает действовать как социальный активист. Это тоже вполне уважаемая деятельность, необходимая в любой современной культуре. Наш автор балансирует где-то на грани того и другого.

– Поэтому естественно, что его стараются принизить, прижать, в психушку отвести – что совсем уж неприлично, – рассуждает Боровский. – Он неприятен, он многих шокирует. Он действительно балансирует на грани такой социальной демонстрационной борьбы. Мне кажется, что стратегически он в чём-то неправ, потому что демонстрирует он, в общем-то, очевидное – те нарушения в нашем общественном устройстве, которые видны и без таких акций. Но это его право, и я считаю, что это имеет право на существование.

Художественное произведение акциониста – это не только сама акция, но и правильно подобранное название, и даже вызванный резонанс. В итоге тот, кто подвергает гонениям художника, помогает ему достичь максимального эффекта.

– Когда начинается давление, когда начинаются репрессии – значит, художник выполнил свою функцию, – говорит Боровский. – И те, кто его старается прищучить, становятся его соавторами.

Сняв Петра Павленского со стены, его ещё раз сводили на освидетельствование к психиатру. И тоже, если говорить об интересе следствия, безрезультатно: его опять признали здоровым. Если, конечно, не считать утраченной части уха. Потом у него подозревали ещё воспаление лёгких, потому что в минувшее воскресенье в Москве было холодновато. Но и это, как рассказал адвокат Динзе, не подтвердилось. С самим художником "Фонтанке" не удалось поговорить, потому что в больнице Боткина, куда его привезли после акции, он оказался в том же, в чём сидел на стене, то есть – без ничего. Без одежды, без средств связи и без мочки уха.

Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"