38-й Конгресс европейских биохимических обществ (FEBS) – международный форум, который учёные по масштабу и значимости сравнивают с олимпиадами в спорте, завершил работу в Петербурге. Как рассказали "Фонтанке" его организаторы, два года ушло только на то, чтобы убедить западных биохимиков отдать России право принять 38-й конгресс. В результате читать лекции согласились 11 нобелевских лауреатов.
В Петербурге завершил работу 38-й Конгресс европейских биохимических обществ (FEBS) – международный форум, который учёные по масштабу и значимости сравнивают с олимпиадами в спорте. Как рассказали "Фонтанке" его организаторы, два года ушло только на то, чтобы убедить западных биохимиков отдать России право принять 38-й конгресс. В результате читать лекции в Петербурге согласились 11 нобелевских лауреатов.
Конгресс, который открывался очень торжественно, в присутствии членов правительства страны и губернатора Петербурга, закрывали в четверг, 11 июля, скромно и очень коротко. В павильоны "Ленэкспо", где проходили все мероприятия, учёные в этот день приехали уже с чемоданами. Многие сразу после церемонии спешили в аэропорт. Прощались очень тепло, обнимались, фотографировались, и отовсюду слышались вариации на тему wonderful и excellent. Меньше чем за неделю западные гости увидели русский балет и Петергоф, побывали в Эрмитаже и прокатились по Неве. Если говорить о науке, то на конгрессе состоялись 18 пленарных лекций, 38 симпозиумов, в общей сложности – больше 80 научных заседаний.
Больше всего лекторов приехало из США – 62 человека. Второе место поделили Россия и Германия – по 45 докладчиков. Третье заняла Великобритания – 44 спикера. Выступали учёные из Франции, Швейцарии, Швеции, Испании, Японии, Нидерландов, ЮАР – всего из 26 государств. Стран, приславших на конгресс в Россию просто слушателей, было больше. В нём участвовали больше 2,5 тысячи учёных, из них почти тысяча – молодёжь.
Тридцать лет назад
На право принять форум самых выдающихся биохимиков планеты каждый год претендуют ведущие научные державы мира, и право это разыгрывается между кандидатами – как "билет" страны-хозяйки Олимпиады. Организаторы конгресса рассказали "Фонтанке", как непросто было нашей стране заполучить это мероприятие.
Советский Союз однажды такое право получал. Это было почти 30 лет назад – в 1984-м в Москве. Одним из организаторов выступал выдающийся биохимик, академик, вице-президент РАН Юрий Овчинников. Он же тогда возглавлял FEBS.
– Это было очень торжественное, очень масштабное мероприятие, – рассказала "Фонтанке" супруга академика, биолог Татьяна Овчинникова. – Тогда странам тоже непросто было заполучить право на его проведение, но в Советском Союзе в те годы биология, молекулярная биология, биотехнологии очень бурно развивались, и это было известно в мире.
В Москву, продолжает она, тогда приехали больше 3 тысяч делегатов со всего мира. В том числе – дважды лауреат Нобелевской премии по химии Лайнус Поллинг и нобелевский лауреат химик Дороти Кроуфут-Ходжкин.
– Всё было организовано блестяще, – вспоминает Татьяна Овчинникова. – Тогда только открылся Центр международной торговли, Хаммеровский центр, там проходили лекции и встречи с учёными. А открывали конгресс в Кремлёвском дворце съездов. Всё было на высшем уровне. Прошло почти 30 лет, а многие до сих пор вспоминают.
Однако в последние годы Россию не рассматривали даже как кандидата в организаторы такого рода форума.
– В силу разных причин, объективных и субъективных, была такая дискриминация русской науки, о нас просто забыли, – говорит молекулярный биолог, член-корреспондент РАН, председатель программного комитета 38-го конгресса FEBS Сергей Кочетков. – Все эти годы на разных мероприятиях было очень мало докладчиков из России.
"Сломать эту ситуацию", по выражению профессора Кочеткова, сумел биохимик Александр Габибов – президент Российского биохимического общества и член-корреспондент РАН. Он, говорят коллеги, потратил несколько лет жизни на то, чтобы России удалось подать заявку на проведение конгресса. И выиграть.
После этого можно было рассылать приглашения научным светилам.
– Мы почти не получали отказов, – говорит сопредседатель программного комитета Марина Третьяк. – Почти все соглашались, хотя речь идёт о людях, у которых научные программы расписаны на годы вперёд.
Петербург, не Москва
Зато теперь участие в качестве ведущих докладчиков подтвердили уже не двое, как 30 лет назад, а 11 нобелевских лауреатов в области химии, физиологии и медицины: Сидней Альтман, Курт Вютрих, Ада Йонат, Роджер Корнберг, Жан-Мари Лен, Ричард Робертс, Сусуму Тонегава, Жюль Хоффман, Роберт Хубер, Аарон Чехановер, Джек Шостак.
Единственным городом, говорят в оргкомитете, где мог пройти 38-й конгресс, был Петербург.
– Не будем заблуждаться: в большой части это связано всё-таки не с наукой, а с соображениями туристическими, – признаёт Сергей Кочетков. – В Москву многие просто не поехали бы. Хотя бы потому, что Москву многие учёные видели, а посмотреть Петербург – это такое приятное дополнение к научной программе.
Однако в городе на Неве нет Хаммеровского центра и Кремлёвского дворца. И организаторы столкнулись с проблемами, которые поначалу казались неразрешимыми. Идеальным местом для форума считалась гостиница "Прибалтийская". Для тех мероприятий, которые не вместились бы в её конференц-залы, можно было поставить шатёр на площади перед отелем. Но наша "Прибалтийская" оказалась биохимикам не по карману.
Оставалась Гавань. Но именно в те дни, когда научные светила запланировали конгресс, в "Ленэкспо" проходил Военно-морской салон. Военные не соглашались уступить ни пяди.
– Изначально планировалось, что мы получим прекрасный зал с хорошей акустикой, и там будут проходить лекции нобелевских лауреатов, – рассказывает Марина Третьяк. – Но сражаться с военными трудно. И в мае, когда мы увидели павильоны, которые нам разрешат занять, просто стало страшно. Пришлось эти павильоны застраивать, они без потолков, всё это отразилось на акустике. Во время лекции Ады Йонат у нас над головами летали "Стрижи". Хотя если честно, то и на других конгрессах в других странах похожие вещи тоже случаются.
Другой проблемой могло стать получение трёх тысяч виз для учёных.
– Здесь нам помогло правительство: вышло распоряжение о том, чтобы участникам конгресса был предоставлен режим наибольшего благоприятствования, – продолжает Марина Третьяк. – Визы учёным выдавались на основании телексных распоряжений МИДа. Многие получали визу прямо в день обращения.
В результате, считают организаторы, всё получилось.
Кандидаты на утечку
Научные итоги конгресса, где даже просто названия лекций человеку непосвящённому непонятны, наверное, мы объяснить не сумеем. Сквозной темой была объявлена борьба с раком, но, по словам профессора Кочеткова, это сейчас – "везде сплошная тема, потому что всем понятно, что это важно". Каких-то прорывов в этой области конгресс не показал.
– Конгресс призван не для того, чтобы показать какие-то сенсационные результаты, – объясняет Сергей Кочетков, – а чтобы показать общий уровень. Это смотр ежегодных достижений. Крупные открытия, переворот в науке – это ведь бывает редко. Но тут мы видим какие-то новые подходы, новые результаты. Люди слушают доклады, вместе обсуждают проблемы. Сейчас ведь очень многие исследования проводятся совместно разными лабораториями, поэтому такого рода симпозиумы очень полезны. Чтобы ты доложил, что ты сам сделал, увидел, чего добились коллеги, и завязал необходимые контакты, которые нужны в дальнейшей работе. А некоторые симпозиумы были подобраны так, что на них собрались очень хорошо знакомые друг с другом люди, и они просто обменивались последними результатами.
Одним из самых замечательных событий конгресса профессор Кочетков назвал постерные доклады. Это особая форма лекций, когда сотни молодых учёных развешивают на стендах плакаты, иллюстрирующие их разработки. Сами обмениваются друг с другом информацией, их достижения оценивают старшие коллеги, которые ходят по залу со стендами, как по вернисажу.
– Я представляю постер, касающийся исследований антиоксидантных свойств пептида Апелин-12 и его структурного аналога, разработанного и синтезированного в нашем кардиоцентре, – объясняет "Фонтанке" невысокая худенькая девушка. – Этот аналог будет более устойчив, чем природный пептид, сможет дольше циркулировать в крови, дольше сохранять свою структуру и защищать сердце от ишемически-реперфузионного повреждения.
Если всё это перевести на общедоступный язык, то Юлия Пелагейкина, младший научный сотрудник лаборатории метаболизма сердца Научно-исследовательского кардиологического центра в Москве, участвует в разработке препарата, который должен защитить клетки сердца от последствий ишемии. Сейчас лекарство проходит доклинические испытания.
– Мы изучаем функционирование рибосом, ответственных за биосинтез белка, – пытается доходчиво объяснить Андрей Терещенко с химического факультета МГУ. – В нашей работе найден метод высокоэффективного скрининга очень широкого пласта антибиотиков по взаимодействию с бактериальной рибосомой…
Андрей, если попросту, ищет способ выбирать такой антибиотик для каждого организма, к которому у этого организма не будет вырабатываться устойчивость.
Надо отметить, что именно такого рода постерные доклады часто приводят к "утечке мозгов": между стендами ходят, оценивая научные достижения молодых российских коллег, главы крупных западных лабораторий. Наши учёные, если их разговорить, признаются: это – шанс получить позицию за границей.
Но постерные лекции с не меньшим интересом слушают и представители крупнейших российских фармкомпаний. Если они сочтут разработку, представленную на плакате, перспективной, может появиться новое отечественное лекарство. Впрочем, говорит представитель московского фармкластера "Северного" и эксперт "Сколково" Игорь Любимов, этот конгресс – мероприятие всё-таки фундаментальное, прикладная наука здесь представлена в меньшей степени.
Молодые и такие непрактичные
Бывает, "мозги утекают" вместе с разработками. Или разработки уходят отдельно: наши учёные часто не имеют патентов – не то что международных, а бывает, и российских. Это отмечает эксперт Игорь Любимов.
– Нам важна не только научная и практическая, но ещё и патентная составляющая разработки, а наши учёные часто к жизни не приспособлены, – разводит он руками. – На Западе все знают, что нужно сначала запатентовать свои разработки, а потом уже публиковать. А у нас сразу публикуют.
На конгрессе он заметил, например, одну интересную идею, которая могла стать лекарством против рака.
– Но нет главного – патента, – сожалеет Любимов. – Всё опубликовали, рассказали, показали! Полное отсутствие администрирования проекта, эта стадия просто пропущена – так люди наукой увлеклись! Теперь под это даже государство не даст денег.
Российский патент большинство учёных всё-таки оформляют. Но он защищает их детище только в нашей стране. Международный патент получает гораздо меньшее число авторов. Это объясняется не столько непрактичностью, сколько нищетой наших институтов: каждый международный патент обходится в десятки тысяч евро. Без защиты идея может стать добычей западных акул. Во всяком случае, так любят объяснять отсутствие прорывов в российской науке: дескать, украли.
Игорь Любимов отмечает, что постерные доклады западных учёных даже оформлением своим показывают, что они ориентированы на будущую коммерциализацию. Молодые представители России часто занимаются чистой наукой. Наукой ради науки. Может быть, общаясь на таких конгрессах с зарубежными коллегами, они получат ещё один навык.
Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"