"На этом рынке преуспеет тот, кто оторвет от телефона экран..."

- Что такое инновации? И что такое русские инновации?

- В современной экономике для того, чтобы выжить, нужно достаточно хорошо воспринимать все новое. Вот это воспринятое новое, которое стало предметом бизнеса, и называется инновацией.

Есть и другой подход в мировой литературе: это так называемые 10 типов инноваций. Он (подход) подразумевает, что инновация может быть и в технологии, и в рынке, и в бизнес-модели. Но это неформальная сторона вопроса. А мы - «Ингрия» - организация, которую финансирует город Санкт-Петербург. Поскольку деньги государственные, мы должны четко понимать критерии, чтобы, когда приходит аудитор, мы могли сказать, почему этот проект мы сочли инновационным, а этот - нет.

Поэтому мы и сделали методику определения «инновационности» проекта, которая как раз основана на тех 10 типах, о которых я уже говорил. Вот, к примеру, в интернет-проектах много вещей, которые технически не являются невероятно сложными. Так, у нас есть проект социальной сети для застенчивых людей, где им предлагаются темы для разговора, вопросы и ответы. Технологически ничего там сложного нет, но он собрал полмиллиона пользователей. Потому что здесь есть фишка.

- Это пример инновационного проекта?

- Конечно. Вообще Интернет — настолько развитая среда, там «пасется» такое количество разработчиков, что для успеха просто обязательно должна быть «изюминка».

- Как определить, будет проект успешным или нет?

- На эту тему написаны уже тонны пособий, и практически везде присутствует определенное лукавство. Невозможно предсказать, что какая-то идея завоюет мир. Вот возьмите Цукерберга с Facebook. До него было много проектов социальных сетей, которые выглядят ничуть не хуже, предсказать, что в итоге выйдет «мега вау», было почти невозможно.

Вообще идей — стартаперских идей — очень много. Но основное предчувствие успеха возникает тогда, когда ты видишь команду, которая способна делать нестандартные шаги, способна за копейки делать рекламу посредством каких-то творческих вещей...

Чаще всего успех - это вопрос веры. Вот инвестора зацепила идея, чем - никто не знает, может, у него какие-то детские комплексы… А дальше получается смешная история: инвестор поверил, что проект состоится, дал деньги, а поскольку он дал деньги и собралась хорошая команда — проект состоялся. То, что называется самовыполняющееся пророчество. Это химия, это очень эфемерная субстанция. Мне все время кажется — по тем историям, которые я видел, — если ты инвестору понравился, то он найдет способ себя убедить, что проект перспективный, и даст тебе денег.

- В чем причина успеха Apple?

- Я не знаю. Но думаю, что она была в том, что Стив Джобс создал религию параноидального перфекционизма. И люди, которые покупают Apple, были убеждены в том, что они покупают самый лучший продукт на рынке, самый дружественный... Apple последние 10 - 15 лет работали так: ждали, что сделает Microsoft, что будет плохо работать, и потом уже выходили со своим вылизанным до абсолютного совершенства продуктом.

Именно это дает Apple лицо. А в современном мире, если у вас есть собственное лицо, это и есть успех. Мне сейчас, кстати, в этой связи очень интересно противостояние Apple и Samsung. Потому что эту идею перфекционизма Samsung тоже стал воспринимать, обратите внимание, какие у них дизайны! И, судя по судебным, процессам, Apple это беспокоит...

- А причина сложностей Nokia?

- Мне один умный человек из руководства Nokia говорил очень интересную вещь: у Nokia был период, когда она была все время второй. То за Ericsson, то еще за кем-то... и это был лучший период. Компания в каком-то смысле делала то, что делает Apple, - ждала, когда лидер где-то обломится, и делала что-то, что было гораздо лучше. Nokia мы, конечно, обязаны огромным количеством самых лучших вещей, например Nokia 3110, который стал абсолютно доступным мобильным телефоном.

Так вот, в итоге в какой-то момент Nokia оказалась на самой вершине. И начала делать спорную, на мой взгляд, реформу, перенеся R&D (исследования и разработки) в другие страны, удлинив контакты... Пока они этим занимались, появились новые люди, и Nokia оказалась неготова к продолжению соревнования. Что будет дальше, не могу предсказать. Возможно, что-то новое появится в недрах Nokia, что взорвет рынок через год.

- Мало кто берется давать такие прогнозы, но следующая технология, которая взорвет рынок, - что это может быть?

- В целом, мне кажется, на этом рынке преуспеет тот, кто оторвет от телефона и сделает максимально мобильными экран и клавиатуру. Вот одна вещь уже прорвалась: это Google очки. Вы смотрите через них, и они вам дорисовывают в этом реальном мире клавиатуру и экран. Вы можете стучать по столу, а на самом деле работать на виртуальном компьютере. Ведь процессоры уже могут быть сколь угодно маленькими. Но никогда не изменится размер глаз и размер пальцев, а значит, кнопки и экран нельзя делать сколь угодно маленькими. Следующий прорыв, мне кажется, где-то тут, в этой области.

- Как оценивать то, что наукоемкие компании уходят на финский, в частности, рынок?

- Страны должны конкурировать за компании, и если вдруг окажется, что поток стартапов уходит в Финляндию, то это не повод закрывать границу и вопить о непатриотизме. Надо побиться головой о стенку - чуть-чуть! - потом надо подумать, что делает не так руководство, признать и исправить.

Но в России все не так плохо. За нами (я сейчас и про «Ингрию» в частности) рынок большой страны, который только просыпается. И все эти стартапы финские, которые хотели бы выйти на российский рынок, пойдут через нас, через русские бизнес-инкубаторы.

- Иностранцев много на российском рынке?

- Если вы видите иностранный венчурный фонд в российском бизнесе, то, скорее всего, это кипрский оффшор. У нас юридически иностранцам обеспечено мало защиты при вложении в российский фонд. Поэтому, когда им предлагают вложиться в российский стартап, они отвечают:«Да, но у нас в Финляндии, если он переедет…»

Вот пример плохой защиты инвестора: обычно научные компетенции находятся в вузах. По нашему законодательству при любой разработке у вуза есть право на патент, большую корпорацию это не устраивает. Поэтому иностранцы еще долго не будут вкладываться в проекты. Но есть совместные фонды, это более перспективно.

- Что происходит на финском рынке стартапов сейчас?

- То, что обычно: стартапы растут, страна маленькая, рынок маленький, он восприимчив к инновациям, но очень быстро насыщается. У финских стартапов перед нами есть большое преимущество: они всегда могут показать, где именно применены их технологии. У нас система пока инертная. Но тот самый интерес больших компаний к инновациям сейчас привлечет финские технологии на русский рынок.

- Какие финские технологии пойдут на русский рынок?

- Я думаю, что – с оговорками – пойдут технологии деревообработки. Оговорки такие: российский ЛПК пока отстает от финского, здесь готовы воспринимать не все. Технологии, предназначенные для того, чтобы свалить сосну и «не повредить цветочек», у нас еще покупать не будут. Может, чуть позже.

Популярно финское материаловедение. Масса потенциала у композитного судостроения, тем более что в Петербурге есть для этого активы. Мы поэтому свой инкубатор и открываем. Страна большая, делать можно много.

- В России много инвесторов?

- В 2010 году я слышал такие оценки: весь объем венчурного капитала России – это примерно столько же, сколько за два месяца принимает Силиконовая долина. Кроме того, средние объемы финансирования у нас меньше. В США 100 тысяч долларов можно получить «под рукопожатие», в России за 20 - 30 тысяч вас могут замучить. Важно еще понимать, что есть инвестиции в IT и инвестиции, связанные с тяжелым железом. Почему это важно? К примеру, интернет-проекты твердых активов не создают. Считается, что актив интернет-проекта – это база пользователей, потому что можно продать рекламу. Есть правило буравчика для их оценки: возьмите количество пользователей интернет-проекта, умножьте на 10 долларов, и вы получите примерную капитализацию. Но если у вас две недели не работает сервер по каким-то причинам, то этой базы нет, все убежали.

Хороший "железный" проект требует инженерной и научной работы до того, как он становится каким-то бизнес-проектом. Если в интернет-проектах работают молодые ребята, которые выросли в постсоветском пространстве, часто говорят по-английски, люди с международным мышлением, то, когда мы говорим о "железе", то появляется пожилой профессор с огромными тараканами в голове и родившийся в то время, когда предпринимательство было уголовно наказуемым…

- А почему у нас нет молодых инженеров?

- Молодые есть, они достаточно быстро, хотя и не очень еще заметно, заполняют нишу. У нас нет 40 - 50-летних. Потому что в 90-е после вузов ребята уходили в торговлю, в бандиты, уезжали за рубеж… И этот возрастной провал очень сильно чувствуется, так, на некоторых кафедрах университета средний возраст преподавателей – 70 лет. Через 10 лет, я думаю, возникнет пул 40-летних инженеров, нормальных. Я слышал такую цифру: из России уехали 250 тысяч специалистов, и это очень много, это вся наука Канады и Скандинавии вместе взятых. Это огромная потеря для России.

- Сейчас меньше людей уезжает за границу работать в науке?

- Люди продолжают уезжать, хотя был момент, когда поток замедлился, это было связано с тем, что ожидалось, что в науку в России вольют большие деньги и вот она полетит. Их действительно влили, ведь начиная с 2006 года в вузы вкладывают какие-то атомные деньги. Но оказалось, что купить оборудование – это только часть задачи. Еще нужно время, 10 - 15 лет, чтобы все заработало. Знаете, как в Канаде решили вопрос с полицией? Там она тоже брала взятки, там тоже были проблемы. Им подняли зарплаты, подняли бонусы… а потом прошло 15 лет.

- В России есть научная среда?

- И да, и нет. Есть области, в которых Россия лидирует…

- IT?

- В IT у нас - как везде. Нет, это, к примеру, материаловедение, хотя в чем-то оно провалено полностью, например в исследованиях композитов: Россия была лидером в этой области в 80-е годы…Сейчас это лидерство нужно создавать заново, к счастью, этим занялись активные, нормальные ребята, которые серьезно вкладываются в R&D. В России очень сильно то, что связано с атомной энергией. Вот один пример: у нас с 60-х годов уран обогащают центрифугами. В США только что закончился (неудачно!) проект по внедрению центрифуг при обогащении урана. Центрифуга вращается с частотой полторы тысячи оборотов в секунду, непрерывно, в течение 30 лет. Вы понимаете, какого уровня там поддерживающие технологии?

Есть отрасли, где все очень хорошо, но есть огромные провалы. К примеру, в России толком никто не умеет проектировать чипы… Сейчас в Зеленограде что-то начинается – в проект начал инвестировать Галицкий (Almaz Capital). А это человек с колоссальным предвидением.

- Это правда, что основные деньги сосредоточены в Москве и в Санкт-Петербурге?

- Большая часть. Хотя есть деньги и в Тюмени, и в Салехарде… Но культура вложения денег существует только в считанных точках. Это Питер и Москва, это Казань – там сейчас очень хорошо развиваются инвестфонды. Может быть, Новосибирск.

- Что такое культура вложения денег?

- Вот три основные ошибки русского неопытного венчурного инвестора.

Первая: «У меня есть деньги, даю их тебе, через сколько месяцев ты мне вернешь втрое больше?» Стартап говорит, что хорошо, если через пять лет удвоится капитализация, а что там до ликвидности… Ладно, инвестор соглашается, что это долгая история…

Вторая ошибка: «Теперь давай посмотрим, что ты из себя представляешь. Я готов, я буду вкладываться, поэтому я начинаю тебя изучать». Изучает полгода. «А вот чего у тебя в бизнес-плане два чайника по 600 рублей?..» Стартап за эти полгода либо умрет, либо найдет какого-то другого инвестора.

Третья ошибка: «Давай я вам буду помогать управлять компанией. У меня большой опыт. Давайте в вашем стартапе из трех человек введем бизнес-процессы»… Стартап умер. Потому что компании из трех человек выстраивать бизнес-процессы не надо, у нее другая система управления. Стартап сначала стреляет – потом целится, у него стратегия возникает в конце…

- Много инвесторов, которые не знают, как работать со стартапами?

- Сейчас очень интересный момент происходит в России: до сих пор вложения в стартапы делали люди, которые хорошо в этом деле соображают, а теперь зашевелились люди из недвижимости. К примеру, в наш стартап вложился один из крупнейших представителей этого рынка. Им стало интересно попробовать венчур, но он не понимает специфики. И вот тут появляются бизнес-инкубаторы, и становится востребованной та помощь, которую мы можем оказать неопытным инвесторам, – консультирование, управление...

- В чем вообще интерес инвестора? Деньги?

- Декларируемый – да, деньги. На самом деле… кто его знает. Вот расскажу, как я поднимаю маленькие вложения для проектов. Прихожу и говорю: «Слушай, у тебя есть 1,5 миллиона рублей, ты все равно эти деньги куда-нибудь за год… денешь, куда не надо. В казино проиграешь, машину разобьешь». Один человек мне говорит: «Я вчера на бирже 10 миллионов проиграл». Я говорю: «Здесь ты тоже их проиграешь. Но! Тебе будет интересно. Ты посмотришь на забавных людей, будет поляна проектов, кому-то можешь помочь, у тебя ведь большой бизнес-опыт. Вот. А вообще, кто его знает, может, где-то за углом сидит новый Google и ждет копеечку». На это люди идут. Не все, конечно, а те люди, у которых что-то есть в голове, есть деньги, запросы полностью удовлетворены, и человек начал оглядываться, чем бы… поразвлекаться. И таких становится все больше и больше. Это одна часть новых инвесторов.

- А другая часть?

- Корпорации. Я знаю уже вторую крупную организацию, которая собирается организовать у себя корпоративный бизнес-инкубатор и венчурный фонд. У большой компании всегда есть, во-первых, желание привлечь технологии для собственных целей, во-вторых, в собственном НИОКРе возникает масса вещей, которые, с одной стороны, им напрямую не годятся, с другой – бросить жалко. И вот для переработки этой ситуации нужен корпоративный бизнес-инкубатор. С точки зрения большого корпоративного правления, если у вас есть маленький проектик, который не имеет отношения к корпоративному производству, то его надо отпустить во внешнюю среду, иначе он умрет. Вот Nokia сделали очень классную вещь: они раздали бесплатно или почти бесплатно очень много непрофильных патентов в прошлом и позапрошлых годах.

Какое-то движение пошло в России в последний год. Из-за нескольких факторов. Первый – давление сверху. Госкорпорации в России сейчас часто обязывают к тому, чтобы у них «все было инновационно». Кто-то к этому подходит формально – не буду говорить кто, хотя это крупные сырьевые холдинги. Кто-то озаботился этим всерьез, потому что есть страх ВТО.

- Страх перед ВТО действительно есть?

- Есть, ведь мы на самом деле не готовы к ВТО, причем не столько технологически, сколько юридически. Подозреваю, что сейчас возникнет много мелких споров, в которых наших юристов будут бить, как детей. Потому что наша страна не готова использовать тот инструментарий, который применяется в других странах для защиты собственных интересов. Вот пример: ВТО говорит, что в ЕС надо снижать субсидии на сельское хозяйство. Но если не давать субсидий фермерам, то европейская сельхозпродукция проиграет американцам. Что европейцы делают? Они начинают позиционировать это как «органическое хозяйство». Эта курица экологическая, а эта – обычная. Экологическая курица может стоить в три раза дороже, мы ее вывели из конкурентного рынка. И мы фермеру не платим дотации, мы поощряем экологическое хозяйство. Экология, как вы понимаете, тут ни при чем, это те же субсидии, которые запретило ВТО, просто названы по-другому. Так делается в ЕС, в России этому пока еще надо учиться. Поэтому наши боятся ВТО и на всякий случай начали увлекаться инновациями.

- А третий фактор роста активности инвесторов?

- Большая просветительская роль российской венчурной компании (ОАО РВК — государственный фонд фондов и институт развития РФ). Они всем уже проели мозг, и сейчас наконец это начало давать результаты.

- Сколково выживет? Иногда говорят, что «Силиконовую долину нельзя насадить сверху».

- Есть много таких создаваемых сверху проектов. Это и King Abdella Univercity of Science and Technology, и в Японии есть похожий проект: они приглашают на отличные условия мировых ученых, дают им хорошую зарплату, и за это время он должен создать там лабораторию из японцев. Я надеюсь, что со «Сколково» получится. Правда, у них есть определенные сложности, нет опоры на среду, то есть нет массы стартапов и фондов, которым нужно было бы "Сколково". Они пока не прошли точку невозврата.

- В России сильно меняется система образования, причем оценки очень неоднозначны. Это опасно?

- Мировая система образования переживает смену парадигмы: уходит концепция университета как места, куда нужно ходить на лекции, университет становится местом, где можно поиграть, попытаться самореализоваться в разных отраслях. Ведь все больше требуются не тысячи математиков, а маленькое количество людей, которые работают в математике с определенной заточкой. Я сам – продукт советской школы образования, у меня не было ни разу повода пожаловаться. Это не только уйма знаний, но и четкое понимание того, что я могу любую тему с нуля за два месяца поднять. Тебе поставили задачу – ты ее решаешь, изучая по ходу то, чего тебе не хватает. На физфаке университета преподавали программирование полсеместра. Вместе с тем из него вышло много хороших программистов. Нас учили не все знать, а знать, где взять, сейчас эту способность специалистов к перенастройке высшая школа теряет. Вот американское образование до бакалавра - это именно накачка знаний, модулей… Российское образование – выставление принципов и методов. В Штатах в средней школе большая часть теорем дается почти без доказательств. Это приводит к тому, что целый пласт населения не имеет критического мышления. И на вопрос о том, почему Америка называется Америкой, можно получить ответ: «Потому что это страна свободы и равных возможностей».

- В России так тоже может случиться?

- В России ничего страшного не произойдет. Потому что сами наши противоречивые, непростые, часто нелогичные условия жизни приводят к тому, что в этой стране формируются люди, которые плохо себя чувствуют в штатной ситуации, но во внештатной быстро и умело находят выход. И вот это ключевая особенность, на которую можно наложить разные системы образования, и при этом мышление сохранится.