Александр Тихомиров в Мраморном дворце: Режиссер с палитрой (фото)

30 марта 2011, 07:00 777

В Мраморном дворце открылась выставка Александра Тихомирова – советского художника, который на работе писал портреты Ленина, а для души – картины-притчи.

Александр Тихомиров почти тридцать лет занимался производством портретов Ленина. Он рисовал Ленина при Сталине, при Хрущеве и при Брежневе. Ну и других партийных деятелей включая текущего генсека КПСС. Это была его работа: с 1949 по 1976 год Тихомиров трудился художником на Московском комбинате декоративного искусства. Комбинат конвейерным методом выпускал плакаты для наглядной агитации, потом их размещали на улицах Москвы. Там Тихомиров, в частности, поставил мировой рекорд – создал самый большой в истории портрет Ленина. Холст размером 42 на 22 метра по праздникам вывешивали на фасаде сталинской высотки – здания МИДа.

Ничего этого на выставке, открывшейся в Русском музее, нет. В залах Мраморного дворца висят совсем другие картины. Их Тихомиров писал в свободное от Ленина время и практически не выставлял. Они были нужны ему для себя, «для души». По вечерам и выходным официозный плакатист-декоративщик снимал маску. Под маской скрывался художник-сказитель. На выставке пять десятков холстов и рисунков. Тихомиров – ученик Александра Осмеркина, одного из членов объединения «Бубновый валет», – десятилетиями выкристаллизовывал свою манеру, но «бубнововалетское» влияние заметно в его поздних вещах ничуть не меньше, чем в ученических. К 60-м его картины уже несут все характерные черты, которым живописец не изменит до смерти: торжественно-мрачноватый колорит – красный, багровый, глубокий синий, черный. Резкие, с силой вычерченные линии. Густые рельефные мазки, краска, застывающая выпуклыми жгутами и узлами. И люди.

Люди – единственное, что Тихомиров считал достойным внимания. Точнее, не люди, а персонажи. Каждая его картина – притча, действо, которое художник разыгрывает на холсте, как режиссер на сцене. Не случайно большинство его героев – актеры, шуты, паяцы, петрушки. Люди в масках, люди в гриме, профессия которых – веселить и ужасать, дарить публике вымысел, в сердце которого спрятана правда. Так он и говорил: «Шут – принадлежность общества, именно он говорит правду в лицо». Театр, балаган, его магия завораживали Тихомирова. Завораживало и то, как эта магия рассеивается: его актеры, акробаты, клоуны, не смыв грим, садятся за скудный стол, перекидываются в карты, отправляются в дорогу.

Сама живопись Тихомирова до мозга костей театральна: ему бы не вождей штамповать с понедельника по пятницу, а оформлять спектакли, рисовать декорации. У него всё черечур, всё слишком выразительно. Если свет – то огонь, если тень – то беспросветно черная, если жест – то с надрывом, если голос – то крик. Глядя на картину 1958 года, которая называется «Крик», инстинктивно хочется прикрыть уши руками: даже классик Мунк не так орет краской. У Тихомирова тут натуральный вопль, разверстое живописное «мясо», килограммы краски, с размаху брошенной на холст и застывшей окаменевшим водоворотом. Каждая картина – прежде всего сюжет, каждый сюжет – непременно драма: «Одержимый», «Изгнанник», «Жертва».

Такая надрывная психологичность – не редкость в советской «чуть левой» живописи 1960-80-х. Творческая интеллигенция после работы желала говорить о смысле жизни. На уровень собственно философии она не замахивалась: философия была марксистско-ленинской научной, а вот искания высших смыслов и прочие рассуждения о судьбе и душе – те самые, которые следующим, более циничным поколением были уничижительно названы «духовкой и нетленкой» – оказались для членов творческих союзов настоящей отдушиной. Притча и метафора стали главным выразительным средством и в литературе от Стругацких до Айтматова, и в театре, и – в живописи Александра Тихомирова.

Выставка приурочена к 95-летию художника. Жизнь Тихомирова была долгой: родившийся в Баку за год до революции, он умер в Москве в 1995-м. Никогда не входил ни в какие художественные движения, никогда не был борцом или диссидентом. Вся история советского неофициального искусства с его бульдозерными выставками и квартирными вернисажами прошла мимо него. Ему было уютней в театре собственного духа. Там он был режиссером, который сам создавал своих актеров и не нуждался в зрителях.