Есть ли жизнь после кризиса?

Дно мирового кризиса практически достигнуто, и во втором полугодии в западных экономиках может начаться подъем. Но этот подъем, вопреки надеждам, может не стать спасительным для России. Это лишь один из сценариев, обсуждавшихся на круглом столе под эгидой «Фонтанки» в Европейском университете в Петербурге. Варианты развития кризиса и выхода из него рассматривали московские участники группы "Общественная антикризисная инициатива", представители петербургского Центра исследований модернизации и экспертного сообщества.

- Кризис носит всемирный характер, но каждая страна переживает его по-своему, – перефразировал классика экс-депутат Госдумы Владимир Рыжков. - Острота кризиса в России – результат деятельности правительства за предшествующие годы. При этом в последние 7 месяцев механизм принятия решений не изменился, а в обществе тоже нет запроса на изменения. Поэтому правительство и дальше будет вести политику, уже доказавшую свою бесперспективность.

По словам Рыжкова, этот вывод подтверждает антикризисная программа правительства, обнародованная на днях, которая не содержит ни одного нового тезиса, ограничиваясь изложением того, что произошло. В предыдущих правительственных документах речь идет, в частности, и о региональном неравенстве, неразвитости общественных институтов, отсутствии конкуренции, бюрократическом зажиме. «Но позвольте, то, что мы так тяжело проходим кризис, это прямой результат той политики, которая проводилась последние восемь лет», - считает Владимир Рыжков.

Директор по макроэкономическим исследованиям Высшей школы экономики Сергей Алексашенко говорит, что российские власти просто не верили, что страна может столкнуться с кризисом. «Мне кажется, когда осенью мы слышали заявления президента и премьера, что вообще-то у нас островок стабильности, что наша задача сохранить рост, они искренне в это верили», - оценил уровень экономического предвидения российских лидеров ученый.

Алексашенко отметил, что с начала кризиса Россия столкнулась с двумя явлениями, определившими специфику развития событий в стране. Это падение спроса на сырьевые товары и, собственная заслуга, тяга к заимствованиям на внешних рынках. Внешний долг вырос до 500 млрд, а на конец 2008-2009 год приходится выплата 200 млрд, что составляет 12 процентов ВВП.

«Два этих обстоятельства привели к тому, что российская экономика из того состояния, когда все было замечательно и показатели росли месяц от месяца, с сентября стала ломать эти тренды. Сначала уменьшились валютные резервы, потом начал падать фондовый рынок, потом пошел спад производства, стали останавливаться стройки, затем начали падать доходы бюджета. В результате, треть валютных резервов исчезла», - обрисовал Сергей Алексашенко картину экономического развития последних месяцев.

Находясь в блаженном неведении, всю осень правительство давало очень много обещаний, рассчитывая, что 200 млрд долларов, которые есть у Минфина в Стабфонде, хватит на всех. Главной задачей было провозглашено сохранение экономического роста. В результате к концу 2008 года объем выданных обещаний превысил 12% ВВП. К этому времени поспели отчеты о состоянии экономики в ноябре, и стало очевидно — денег уже нет. А если выполнить все данные обещания - никаких резервов не останется вовсе.

«Только тут к властям пришло осознание, что вообще-то в стране все плохо. С конца декабря они перестали выдавать новые обещания, а в январе стали пересматривать бюджет. Сегодня мы можем говорить, что российская экономика находится в состоянии рецессии, и оснований ожидать нового резкого падения, которое наблюдалось осенью, нет. Все, что могло остановиться — остановилось, все, что могло упасть — упало», - резюмировал Сергей Алексашенко.

В обозримом будущем экономика будет заложником двух процессов. В первую очередь, положения в экономике США. В зависимости от того, как быстро она завершит свое падение, будет меняться объем мировой торговли и, в конечном счете, цены на сырье. «Понятно, что в стране, в которой в первой половине 2008 года 93% доходов от экспорта составляли доходы от экспорта сырья, одна надежда — чтобы сырье опять было нужно. То есть нам нужны два фактора — чтобы цены выросли и чтобы объемы восстановились, поскольку сам по себе рост цен не покроет дефицита бюджета», - объяснил экономист.

Даже если цена на нефть повысится до 60 долларов, то бюджет будет получать дополнительно 2 млрд в месяц при дефиците около 95 в год. По оценкам экспертов, ждать восстановления мирового инвестиционного климата придется несколько лет. А до тех пор перспективы российской экономики могут быть связаны только с внутренним спросом. Экономико-политическая система, успешно просуществовавшая до середины прошлого года, рухнула. Чтобы экономика начала дышать, нужно, чтобы у людей были доходы, а компании начали производить что-то, что они не производили до сих пор. С учетом сокращения импорта здесь есть возможности для роста.

Однако климат для развития бизнеса в России остается неблагоприятным. «Да, росли доходы, росли зарплаты, но за последние пять лет, то есть, даже в хорошие годы, российская экономика вообще не создавала новых рабочих мест. А сейчас спад», - пояснил Сергей Алексашенко.

В этой ситуации у власти, как обычно, есть два варианта действий. Например, решиться на радикальную политико-экономическую реформу, которая повлечет за собой снятие бюрократических барьеров и эффективную борьбу с коррупцией. Однако, по мнению Сергея Алексашенко, такие шаги возможны только в крайнем случае, когда ситуация станет неуправляемой или если во главе правительства окажется некий «просвещенный государь».

Пока же власти придерживаются иной стратегии, поддерживая относительную стабильность в экономике в ручном режиме. «Грубо говоря, вице-премьер проводит совещание с потребителями, спрашивает: "Ты сколько купишь?", потом звонит производителю и говорит — произведи мне в течение столько-то и продай по такой-то цене. И это действительно идет в настоящее время. Это видно по стенограммам заседаний правительства. Вопрос в том, как долго таким образом можно будет удерживать систему. Если спад спроса на сырье и товары будет длиться год-полтора, то шансы пережить существуют. А вот если три-четыре, то я боюсь, что такую квазисоветскую систему ожидает такой же конец, который ожидал СССР», - завершил свой доклад Алексашенко.

Экономист Владислав Иноземцев соглашается, что «правительство просто хочет дожить до эпохи, когда вновь наступят высокие цены на ресурсы. Это реально за счет имеющихся резервов, но говорить о развитии экономики в таком случае не приходится».

В условиях кризиса практически все страны прикладывают значительные усилия, чтобы снижать себестоимость товаров и оптимизировать расходы. Однако, по мнению Иноземцева, в повестке российского правительства такая задача стоит чуть ли не на последнем месте: бюджетные расходы увеличиваются, но никто не пытается сделать их более эффективными. Некоторые программы, на которых ныне решили сэкономить, закрываются, вместо того, чтобы попытаться в принципе оптимизировать расходы по всем действующим инициативам.

«Власть не хочет экономить на тех золотых жилах, на которых она в последние годы паразитировала с точки зрения распила бюджетных денег. Пока отношение к этому не изменится, я думаю, у нас не слишком большие шансы воспользоваться даже теми преимуществами, которые принесет посткризисное восстановление мировой экономики», - проследил скрытую логику правительства Владислав Иноземцев.

Дно кризиса на Западе достигнуто, и во втором полугодии можно ожидать подъема. Но насколько подъем на Западе может оказаться спасительным для нашей экономики? Таких безумных закупок сырья, которые делались в последние годы, больше не будет. Там экономика выйдет из кризиса более эффективной, и наша промышленность может просто не вписаться в новую структуру.

Профессор Европейского университета Владимир Гельман попытался ответить на вопрос о том, когда следует ждать изменений в обществе:

- В истории есть полно примеров, когда авторитарные режимы успешно проходили через кризисы и наоборот. Имеет значение не глубина, а продолжительность кризиса. Между общим положением, которое ухудшается, и доверием населения к власти, остающимся пока примерно на прежнем уровне, есть шаг 1-1,5 года. Те оценки, которые сформированы сегодня, относятся к временам высоких цен на нефть. То есть, чем дольше кризис, тем больше вероятность, что изменения в обществе произойдут.

Надо сказать, что такой сценарий не вызвал большого энтузиазма у участников обсуждения.

Андрей Рогачев, попросивший называть его просто предпринимателем, имеет свою теорию: кризис взялся от того, что 90 процентов людей в мире работают за еду, а финансовыми потоками управляют те, кто не работает. США говорят: если мы будем и дальше потреблять, всем будет хорошо. Однако реальную экономику нельзя стимулировать спросом. Рост можно стимулировать мотивацией людей к работе.

За скобками остался ответ на вопрос – чем можно стимулировать мотивацию: идеями о светлом будущем или страхом, как это уже было, либо спросом, как это происходит сейчас. Третьего пока не изобрели, но, возможно, обретение новых ценностей станет главным достижением нынешних экономических катаклизмов.

Все сошлись на известных тезисах, которые предложил проректор Европейского университета Вадим Волков: кризис действительно может стать временем качественных изменений, если власть, бизнес и общество не упустят эту возможность.

«Фонтанка.ру»

Справка: Группа Общественная антикризисная инициатива организована в конце прошлого года по инициативе экс-президента СССР Михаила Горбачева, банкира Александра Лебедева и политика Владимира Рыжкова. Участники группы – экономисты, бизнесмены и политики предлагают свои оценки ситуации в стране и рецепты преодоления кризиса.