Северная Корея известна как самая закрытая страна в мире. Побывать там считается большой удачей. Эта удача выпала на долю корреспондента «ТС», который в составе делегации Санкт-Петербурга посетил КНДР в начале декабря.
Ну, за революцию
В Пхеньяне на торжественном ужине в честь российской прессы мы пили за социалистическую идею. Корейские гиды, устроившие эту вечеринку в ресторане местного отеля «Корё», одобрительно посматривали на пятерых петербургских журналистов, поднимающих тосты за великое учение чучхе и вечно живого товарища Ким Ир Сена. «Ну, за революцию», – сказал корреспондент «ТС» и поднял фужер с рисовой водкой. Корейские товарищи насторожились.
Возникла томительная пауза, на периферии которой уже можно было различить шум мятежной толпы, штурмующей Кымсусанский дворец. «За Великую Октябрьскую», - уточнил корреспондент, и товарищи понимающе улыбнулись. Кореянка в белоснежном чогори (национальная женская одежда) принесла нам еще немного рисовой водки и зеленых червячков на закуску.
В вечерние часы столица КНДР Пхеньян погружена во тьму, как в сажу. В стране действует строгий режим экономии электричества, в связи с чем с наступлением темноты лампы в домах и гостиницах горят вполнакала. Ярко светятся лишь окна правительственных зданий. Что поделать, в КНДР нет своих энергоресурсов - вздыхают корейские товарищи. И не только энергоресурсов - сокрушаемся мы. В стране нет мобильной связи. Вернее, она есть только у Ким Чен Ира и у правительства КНДР. У правительства Петербурга этой связи нет. Все наши мобильные телефоны изъяли еще в самолете, незадолго перед посадкой в Пхеньяне. В памятке делегации значится, что владение мобильными телефонами на территории Северной Кореи официально запрещено.
В той же памятке ничего не сказано о запрете в КНДР на инакомыслие и свободу совести и вероисповедания. Но мы и без этого знаем, что политической оппозиции в Северной Корее нет. Тюрьмы есть, но их как бы нет – правительство КНДР категорически отрицает существование в отдаленных провинциях страны «гулаговской» системы лагерей, хотя международные правозащитники уже подсчитали, что в здешних тюрьмах по самым скромным подсчетам содержатся не менее 200 тысяч заключенных. Бога в КНДР, разумеется, тоже нет – над страной багровеют пустые небеса. Интернета, чуть менее вездесущего, чем Господь, нет, вместо него функционирует Интранет, локальная связь внутри страны. Горячей воды и отопления в жилых домах нет (экономия, товарищи), и это при минус десяти на термометре. Даже грязи на мостовых Пхеньяна и той нет. Чистота городских улиц какая-то запредельная, инфернальная, мертвая. Почему-то вспоминается планета Шелезяка из советского мультика – та самая, где полезных ископаемых нет, воды нет, населена роботами...
«Познакомьте нас с кем-нибудь из простых пхеньянцев», - просили мы наших сопровождающих. Гиды сурово отмалчивались. Простых пхеньянцев мы видели в основном из окна автобуса, на котором нас возили по городу. Они напоминали серые тени Аида, с которыми Одиссей мог пообщаться, только напившись жертвенной крови. Любая же наша попытка заговорить с живыми тенями Пхеньяна сразу пресекалась. Причем без особых объяснений – нас просто мягко хватали за рукава, подталкивали в спину и тащили под шелест корейской речи прочь от непредсказуемых уличных контактов. На второй день такой плотной товарищеской опеки корреспондент «ТС» затосковал по свободе и заодно по родине, впервые подумав, что там – демократия.
Культ лучезарного из села Мангендэ
Сейчас в КНДР заканчивается 94-й год чучхе от рождества Ким Ир Сена, от рождества же Христова – 2005-й. Календарь чучхе исчисляется с 1912 года - именно в апреле этого года в селе Мангендэ под Пхеньяном родился лучезарный Ким Ир Сен (в переводе - Ким Первое Солнце). Надо отдать должное корейской системе летосчисления – она держится уже почти столетие, в то время как другие «революционные календари» (во Франции или в Советской России) не продержались и двух десятков лет. Пожалуй, это стало возможным только благодаря абсолютной изоляции Северной Кореи от остального мира – все прочие самостийные календари развалились именно в силу необходимости как-то общаться с мировым сообществом, где действует общепринятый европейский календарь.
Религия в КНДР фактически запрещена (атеизм не пощадил даже традиционные для корейцев буддийские верования), поэтому поклонение Ким Ир Сену и его сыну Ким Чен Иру приняло форму светского культа, в котором первому отведена роль Бога-отца, а второму - Бога-сына. Святым корейским духом, надо полагать, является учение чучхе (в переводе с корейского – самостийность, самобытность).
Чучхе – своего рода культ белокурой бестии, приспособленный северокорейскими брюнетами для бестии из села Мангендэ. В постулатах чучхе гораздо больше корейского национализма, нежели марксистско-ленинского интернационализма. Когда корреспондент «ТС» спросил корейских товарищей о том, не собираются ли они строить коммунизм, возникла пауза еще более томительная, нежели после тоста за революцию. Термин «коммунизм» не в ходу у пхеньянской элиты – гораздо более употребим «национальный социализм». Покойный Ким Ир Сен не просто социалистический вождь и «вечный президент КНДР» - он отец нации. В северокорейском библиотечном центре – так называемом Народном дворце учебы – его очередная многометровая скульптура возвышается на фоне мозаики с изображением горной цепи Пэктусан, где, по преданию, зародился корейский этнос. Да и чистота крови в стране чучхе отслеживается с не меньшей тщательностью, нежели когда-то в арийской Германии: говорят, в тюрьмах Северной Кореи новорожденных, родившихся от связей с иностранцами, топчут сапогами охранники на глазах у провинившихся матерей. Неудивительно, что при такой беспощадности нравов КНДР – страна фактически мононациональная: единственную диаспору, которая как-то умудряется ладить с местной властью, составляют китайцы (около 20 тысяч человек из 23,3 миллиона населения Северной Кореи).
«Трудный поход»
Режим Кир Ир Сена впервые пошатнулся в 1991 году, с распадом Советского Союза и расползанием бывшего социалистического лагеря по новым сферам влияния. Северная Корея выстояла в этом невиданном весеннем половодье - огромной глыбой льда, не пожелавшей таять на радость международному империализму. Политический режим там еще более ужесточился, репрессии, говорят, стали невыносимы. Михаил Горбачев был объявлен «Иудой ХХ века», а его «новое мышление» - «троянским конем, запущенным Западом в социализм». При этом историческое поражение социализма в России и странах Восточной Европы было охарактеризовано как временное. Сын одряхлевшего Ким Ир Сена – Ким Чен Ир, которому через несколько лет предстояло самому стать во главе КНДР, торжественно пообещал своему народу, что «социализм... благодаря своей научности и правдивости непременно будет возрожден и добьется окончательной победы». Однако вплоть до обещанного возрождения страна фактически перешла на осадное положение.
В июле 83 года чучхе (1994) скончался Ким Ир Сен. Покойного вождя мумифицировали и положили в хрустальный гроб в его роскошном Кымсусанском дворце, который по этому случаю был превращен в усыпальницу. Трудовая партия Кореи (которую в нашей стране окрестили бы «партией власти») провозгласила «Трудный поход» - концепцию выживания страны во враждебном окружении.
«Трудный поход» оказался действительно трудным. В европейской и российской печати неоднократно всплывали сообщения, что население Северной Кореи массово умирает от голода и болезней – из-за отсутствия в стране продуктовых и энергетических запасов. Впрочем, даже официальная статистика, которую нам сообщили во время пребывания в КНДР, печальна: средняя месячная зарплата корейского пролетария – 3 доллара в месяц, среднего государственного клерка – 10 долларов. Правда, правительство Северной Кореи уверяет, что снабжает народ основными необходимыми продуктами и товарами через бесплатную карточную систему. По карточкам здесь можно получить рис (суточная норма для корейца – 700 граммов), зерновые культуры и одежду для себя и детей.
Зная об этом, как-то трудно понять, кому принадлежат шикарные коттеджи, разбросанные в окрестностях одной из правительственных резиденций. Понятно, что основным и, пожалуй, единственным олигархом Северной Кореи является Ким Чен Ир, но одному человеку, даже приравненному к живому богу, трудно жить в стольких местах сразу. Да и мелковаты эти коттеджи для центральной фигуры чучхейского пантеона.
Роскошь административных зданий здесь вообще в порядке вещей. Сдержанная и по-советски тяжеловесная в правительственных учреждениях, таких, как Мансудэйский дворец съездов, она достигает своего пика в главной резиденции Ким Чен Ира «Тысяча цветов», где по ярким восточным коврам скользят с подобострастными лицами десятки корейских клерков. Разумеется, здесь есть и горячая вода, и отопление, и даже дорогая сенсорная сантехника в туалетных комнатах и гостиничных номерах для VIP-гостей.
К сожалению, мы видели Северную Корею только с этой стороны – протокольно-официальной. Бесконечные приемы, подписание соглашений и званые обеды – вот обязательная (и я бы даже сказал – нелегкая) доля журналиста, прикрепленного к официальной делегации. Попробуйте целый день напролет есть зеленых червячков заодно с электрическими скатами и политкорректно желать приятного аппетита внимательным корейским товарищам.
Впрочем, пять минут свободы в Северной Корее у меня все-таки было. Во время осмотра мемориального домика, в котором родился незабвенный Ким Ир Сен, мне удалось незаметно отойти от делегации и углубиться в окрестный парк. Окрика в спину не последовало. Я шел по аллее в совершенном одиночестве, почти физически ощущая, что такое свобода. Дятел на сосне работал клювом, как отбойным молотком, – он тоже был свободен и ничего не знал об идеях чучхе. Попавшаяся навстречу кореянка в испуге шарахнулась в сторону. Я нацелился на нее фотоаппаратом, но она закрыла руками лицо и быстро засеменила прочь – совсем как заяц от фоторужья Шарика из знаменитого мультика про Простоквашино. «Неужели я такой страшный?» - самокритично подумал корреспондент «ТС», но тут из боковой аллеи вырулил черный автомобиль, и открывший дверь кореец, до этого не говоривший по-русски, сказал мне на хорошем русском языке: «Садись, поехали». Я сел в темноватый салон, и мы поехали.
Валерий Береснев
ПОЛНОСТЬЮ ТЕКСТ ЧИТАЙТЕ В НОВОМ ВЫПУСКЕ ГАЗЕТЫ «ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК» ОТ 19 ДЕКАБРЯ
Почему Ким Чен Ир не принял Валентину Матвиенко?
Официальную делегацию Санкт-Петербурга в Северной Корее встречали тепло и радушно. Настолько радушно, насколько на это вообще способна страна, которая с подозрением относится к окружающему миру, и настолько тепло, насколько это было возможно в плохо отапливаемом Пхеньяне. Губернатора Петербурга Валентину Матвиенко принял в Мансудэйском дворце съездов премьер Кабинета министров КНДР Пак Пон Джу. Но вот верховный правитель Северной Кореи Ким Чен Ир почему-то не удостоил Матвиенко аудиенции. Перед нами извинились и объяснили, что в настоящий момент председатель Государственного комитета обороны (именно такую должность официально занимает Ким Чен Ир) находится с инспекцией в северных провинциях своей страны.
Вряд ли невнимание Ким Чен Ира к русским гостям было воспринято с обидой. На встрече с премьером Кабинета министров Валентина Матвиенко передала для Ким Чен Ира медаль, учрежденную к 300-летию Санкт-Петербурга, и привет от Владимира Путина. Но некоторое недоумение от этой несостоявшейся встречи все-таки осталось у участников делегации. Ведь мы привезли им выгодные контракты и предложения модернизировать энергетику страны, которая находится в глубоком кризисе и обречена на быстрое умирание в условиях экономической блокады. И вообще - от того, удастся или нет корейцам обновить свою экономику, зависит устойчивость политического режима в КНДР.
Возможно, Ким Чен Иру было действительно не до нас. Но возможно и другое: делегация субъекта Федерации РФ – это все-таки не тот уровень, до рукопожатной встречи с которым спускаются живые боги. В Северной Корее, несмотря на социалистический фасад, очень распространена кастовость и строгие иерархические правила. В частности, петербургских журналистов, прилетевших вместе с делегацией, сразу же зачислили в касту пониже, нежели чиновников Смольного. Это выразилось в том, что нас поселили в четырехзвездочной гостинице (в то время как остальных – в пятизвездочной) и заставили носить на рукаве синие повязки с белыми иероглифами, которые обозначали прессу и которые мы в шутку прозвали «звездами Давида».