Театр на Бронной не обнаружил в современной реальности ни «Вишнёвого сада», ни «Гамлета». Но нашёл «Таню». Критик, профессор кафедры русского театра РГИСИ Николай Песочинский рассказывает, чем примечательны спектакли, показанные богомоловцами на сценах Александринского театра.
Гастроли в Петербурге московского Театра на Бронной, три года возглавляемого Константином Богомоловым, ожидались как неординарное и вызывающее протесты событие. Богомолову, работающему в режиссерской профессии 20 лет и поставившему больше 50 спектаклей, удаётся не терять стойкую репутацию нарушителя спокойствия в русском театре. Он выпускал провокативные манифесты, приводящие в ужас и консерваторов и авангардистов, и не исключено, что их главная цель была как раз в том, чтобы вызвать агрессивную реакцию, заставить коллег отстаивать другие позиции.
О нём написаны фельетоны и диссертации. У нас на театроведческом факультете студентка сочиняла дипломную работу в стиле постиронии: как принято разоблачать этого режиссёра. А что разоблачают? Он читает большую классику как актуальные тексты о современных людях. Он вводит в спектакли исторические реалии, которые кажутся немыслимыми в старых текстах. Он эпатирует преодолением «культурной дистанции», когда очищает живой чувственный слой действия старой литературы. Оказывается, Шекспир (неоднократно), Пушкин, Достоевский (неоднократно), Чехов (неоднократно), Уайльд, советские авторы такой беспощадной «грубой» очистке поддаются, более того, режиссёру (по первому образованию литературоведу) удаётся сохранить суть авторских стилей в переводе на театральный язык.
Теперь Богомолов — художественный руководитель, должен выстраивать репертуар, последовательную программу, думать о постоянной публике, о финансировании и благоволении начальства, собирать труппу, приглашать разных, но не чужих режиссёров. И хорошо бы притом не идти на повторы, не снижать тон, меняться. Три из четырёх показанных у нас спектаклей, премьеры 2022 года самого Богомолова и молодых режиссёров, в общем, продолжают линию манящего и рискованного «профанирования» классики. Это не кажется таким радикальным и вызывающим, как 15 лет назад. И многие зрители «дозрели» (в Петербурге были полные залы по «московским» ценам на билеты). Вопрос теперь в другом — как ожил деконструированный, разобранный на элементы старый текст, когда отброшено его привычное прочтение, когда сломаны шаблонные ходы к его сущности и выстроены новые?
«Вишнёвый сад» поставил молодой режиссёр Микита Ильинчик. У этого режиссера и драматурга есть и свой собственный, отличный от представленного в этом спектакле стиль, но нынешняя постановка сделана полностью в русле сегодняшнего интереса Театра на Бронной.
На сцене жёстко противопоставлены фантомы прошлого и люди настоящего. Это не значит, что одни лучше других. Но они принципиально разные. Раневская (Лариса Богословская) и Гаев (Игорь Миркурбанов) крайне манерны, склонны к снобизму и демагогии, по-своему самодостаточны и бесчувственны, недееспособны, погружены в свои иллюзии об уходящей натуре. Новые люди — Лопахин, Трофимов, Епиходов — примитивнее, грубее, каждый со своими заморочками, они разные, но жизнеспособные. Самыми драматичными персонажами оказываются Аня и Варя, дочери Раневской, верящие в свою кастовую элитарность, выросшие в вишнёвом саду, теперь изгоняемые из него и находящиеся (искренне!) в скорбной позе отверженных, не от мира сего. Ощущения персонажами потери, горя в спектакле вызывают не меньше иронии, чем сочувствия. Так ли прекрасен сейчас этот старый сад, когда-то попавший в энциклопедию, возможно давно высохший и оставшийся лишь клишированным самооправданием для бездействия? (Кстати, и в чеховском тексте на этот вопрос не найти ответа.)
Поделиться«Прошлое» не абстрактно. В сцене бала звучит музыка середины ХХ века. По реплике Фирса, хорошее время было «перед свободой». Идеи спектакля, если их немного упрощать, связаны с потерей иллюзии ясно организованного «целостного» застойного мира и наступлением эпохи живой противоречивой непредсказуемости. Это сыграно артистами подчёркнуто в стиле поведения и с интонациями людей сегодняшних. Текст (как всегда у Богомолова) произносится тихо (в микрофоны), без нажима, без внешней «характерности», так что слышно дыхание и каждое слово, понятны даже мелкие смысловые акценты; лица персонажей (опять же как всегда у Богомолова) укрупняются на видеопроекции, и детально видны мгновенные реакции. В итоге аккуратная постановка, по стилю — Богомолов-лайт.
Другой молодой режиссёр, Александр Молочников, пытается овладеть ранним незавершённым сочинением Чехова «Пьеса без названия» способом монтажа аттракционов, когда и форма каждого отдельного номера важна сама по себе, а не как способ выразить сюжет. Да, у Чехова саркастически представлено собрание скучающих и млеющих дам в дачном имении, и у них всех внутри «Платонов болит» — так назвали спектакль. Значит, есть повод для ознакомления с нравами современной «элиты». «Элита» чувствует себя даже не свободно, а разнузданно и самовыражается. Закономерно 18+. Сегодняшний декаданс изображён в формах избыточно эффектного концерта с репризами, музыкальными хитами, танцами, стенд-ап-монологами, баттлами-диалогами. Музыка живая, исполнена отлично, многие артисты известны по телесериалам (Варвара Шмыкова, Светлана Ходченкова, Екатерина Варнава) и интересны сами по себе, независимо от ролей. Почти получилась циркизация театра. И в ней не оказалось места для драмы и самоубийства интеллигентного героя, лишнего человека, интроверта Платонова, что были у Чехова.
Поделиться Замысел «другой», новой пьесы про Гамлета принёс на Бронную ещё один молодой режиссёр, выпускник мастерской Андрея Могучего Эдгар Закарян. Это так полно совпало с нынешней программой театра, что к репетициям Закаряна присоединился Богомолов, и они сочиняли спектакль вместе. Фантазия уходила от первоисточника за границы первоначального замысла всё дальше и дальше, он получил название «Гамлет in Moscow» и приписку с самоиронией: «Все, что осталось от Шекспира после встречи с Богомоловым».
ПоделитьсяДействие помещено в среду крупных воротил российского бизнеса. Гамлет Гамлетович Гамлетман, вернувшись из Лондона, начинает выяснять, почему его отца в больнице мать с дядей решили отключить от систем жизнеобеспечения. А дело в том, что Клавдий Иосифович не хотел отдать финансовую империю коматозного брата в руки вдовы. Теперь дядя Клавдий боится разоблачения, организует взрыв самолёта, в котором его дети Рози и Гильди должны сопровождать Гамлета якобы к Спилбергу на кинопробы. Но Гамлет решает не лететь. Он снимает об отце фильм, и на премьере его убивает его годовалый (!) сын (гротеск: его играет взрослый актер), которого ему родила Офелия, таджикская уборщица в доме Гамлетманов...
Если всерьёз рассказывать сюжет в подробностях, скажут: «нелепость, бред». Фантазия без тормозов. Эпатирующее саморазвитие ассоциаций в спонтанном мозговом штурме, впрочем, не без самоиронии сочинителей. Получилось безусловно смешно. Как любит Богомолов, на сцене паноптикум нашей реальности: карикатуры на семьи олигархов, трудовых мигрантов, кинозвёзд. Социальный спектр широк: от хора таджикских дворников, появляющихся в зрительном зале с песней «Moskau» группы «Чингис-хан» до философской речи раввина на свадьбе Клавдия с Гертрудой в синагоге и склочной пресс-конференции на кинофестивале.
Действие пронизано огромным количеством конкретных отсылок к сегодняшней культуре, к медийно раскрученным реальным именам, заигранным песням, высоколобым и скандальным обсуждениям вопросов искусства. Этот «шум культуры» звучит ужасающе.
Все без исключения действующие лица оказываются мерзавцами, включая отца Гамлета (Евгений Перевалов), криминального бизнесмена 90-х годов, Гертруду (Яна Енжаева), ненавидящую детей, и в первую очередь сына, Полония (Игорь Миркурбанов), убившего своего брата-филолога... И все готовы при благоприятных обстоятельствах избавиться друг от друга. У Гамлета нет никого близкого, вместо Горацио тут некая кинодива (в исполнении Александры Ребенок), которая наряду с многочисленными мужьями забавляется и с сыном, и с отцом Гамлетманами, причём с отцом и в его статусе призрака, а сыну объясняет, как, по Фрейду, разрешить эдипов комплекс через секс с матерью.
Гамлет Гамлетович (Александр Шумский) — артист, так озабоченный карьерой, что не приехал ни к умирающему отцу, ни на его похороны. То, что осталось от философских монологов, он произносит с театральной аффектацией: ведь он «играл» шекспировского Гамлета в Лондоне. В этой роли он остаётся и когда пытается разобраться в случившемся с отцом. Офелией, таджикской уборщицей в его доме, он пользуется исключительно для секса и потом самым грубым образом от неё отделывается
Современная жизнь произвела отмену феномена Гамлета. В балагане негодяев и пошляков, который мы видим, не может быть «гамлетизма», никого не может мучить сомнение, «быть или не быть». Этот слоган варьируется в спектакле многократно и всегда выворачивается похабным образом, типа «дать или не дать». Кончились попытки осмысления жизненно важных проблем.
Печальные смыслы пунктиром иногда возникают в неровном спектакле. Лихо закрученный сюжет похож на дерево, многочисленные ответвления которого всё больше и больше отдаляются от ствола-смысла. Шоу постепенно распадается на номера. Мир без Гамлета должен был бы ужасать, но он только смешит.
Возможно, Богомолов чувствует некоторую усталость механизма гротескной трансформации вечных текстов. Его новый спектакль, показанный на гастролях, — другого рода.
Пьеса советского драматурга Алексея Арбузова «Таня», написанная в 1938 году, в общем, по-советски концептуальная: счастье — для независимых и сильных. Пока героиня живёт только жизнью мужа, не работает, она закономерно перестаёт быть ему интересна и она его теряет. И лишь потом в труде, в активном жизненном развитии она находит свой успешный независимый путь и вместе с ним — личное счастье. В знаменитом телевизионном фильме Эфроса в 1970-е годы было всё наоборот: настоящей полной жизнью для Тани — Ольги Яковлевой было соединить всё своё существование с любимым Германом, трагедией — потерять его и потерять себя «невзрослую», и дальше быть сильной, чтобы эту трагедию как-нибудь преодолевать.
Поделиться У Богомолова вышел виртуозный психологический спектакль, с современным способом игры (без бытовой характерности и без этюдных вариаций), с подробнейшими линиями изменений чувств, увидеть которые позволяют крупные планы видеопроекции. Пьеса вынута из своей конкретной эпохи (в отличие от постановки этого режиссёра в БДТ «Слава», где всерьёз были сыграны и прочувствованы люди сталинского времени). «Таня» — про сегодняшнего человека, про такую логику и такие чувства, которые реальны сейчас.
Анна Потокина — Таня — с самого начала сильный человек. Она одинокая, умная, другая, чем все, с кем рядом существует. С самого начала она — ведущая в отношениях с Германом, как бы ни была ему предана, а он ведомый. Тем трагичнее для неё понимание неизбежности конца этих отношений. Германа Даниил Чуп здесь играет человеком без свойств, и не талантливым, как в пьесе, и не таким мрачновато-загадочным чудом, как у Гафта в фильме Эфроса. Просто он ей не равен, он не может её понять, и Тане приходится отказаться от него, от жизни, которую она придумала. Она совершает этот поступок сильного человека. Она делает свой выбор: принять компромиссное существование или пойти одиноким путём, быть или не быть. И дальше, потеряв иллюзии, преодолевает этапы жизни сильного человека. Даже смерть ребёнка она встречает стоически, без отчаяния. Она находит своеобразное освобождение, когда через несколько лет обнаруживает, что у Германа всё сложилось так, как ему бы хотелось, и есть сын Юрик, о котором тот когда-то мечтал. И это следующая стадия жизни несломленного человека вопреки постоянной враждебности обстоятельств, своеобразный катарсис, очищение страданием.
Здесь Богомолов нашёл трагического героя и похожую на гамлетизм идею. То, что не обнаруживалось в современных отражениях шекспировского текста. Кстати, нашёл и чеховское тоже, трагизм повседневности, растворённый в преодолении бесконечного ряда несчастливых дней и лет.
Вероятно, Петербург увидел Театр на Бронной в момент осмысления направлений и изменения маршрутов. Противоположность «Платонова» и «Тани» слишком очевидна. Четыре премьеры, вышедшие одна за другой за два месяца весны 2022 года, готовились долго («Платонов» — целый год, и вряд ли Молочников сейчас начал бы ставить такой спектакль), в них есть отголоски ушедшего времени. Реальность меняется. Может быть, и для Константина Богомолова наступает время другого Гамлета и другого «Вишнёвого сада».
Николай Песочинский, специально для «Фонтанки.ру»
