«Я не могу без фигурного катания». Интервью с фигуристом Андреем Мозалевым

О неудачной для себя Олимпиаде, допинге Валиевой и непростых временах для российских спортсменов — петербургский фигурист Андрей Мозалев рассказал в интервью отделу спорта «Фонтанки».

Олимпиада в Пекине стала первой для фигуриста из Петербурга Андрея Мозалева. Дебют получился спорным: 19-е место из 29 возможных. С одной стороны, для 18-летнего спортсмена это первые Игры в жизни. С другой — будет ли еще шанс с учетом внешнеполитической обстановки? Андрей, кажется, и сам это понимает.

— Для вас это была первая Олимпиада. Какие остались впечатления?

— Новые эмоции, новые впечатления. Лично я получил кайф от этого праздника. Да, более опытные товарищи говорят, что из-за всех этих ограничений это мало напоминает настоящую Олимпиаду. Не знаю. Мне очень все понравилось, кроме того, что нельзя было никуда выйти, надо было везде ходить в масках и каждый день сдавать тесты на коронавирус.

— Журналистов в один из дней все-таки вывезли на экскурсию в Пекин. Вам так не повезло?

— Нет. Все Игры просидели в деревне. Да я и не поехал бы. Слишком велик риск заразиться.

— Рассказывают жуткие истории про тесты. Палочку, которой брали анализы, засовывали настолько глубоко и грубо, что у некоторых кровь шла.

— В самой деревне было еще как-то терпимо: брали изо рта. А вот когда мы только приехали и сдавали тест в аэропорту, было примерно как вы описываете. Эти палочки засовывали чуть ли не до мозга.

— Слышал, что на финальных сборах в Красноярске фигуристы чуть ли не строем ходили между номерами, катком и столовой.

— Такого, чтобы прям строем, не было, но, конечно, нам нельзя было вообще никуда выходить. У нас была своя столовая, свой коридор, свой лифт.

— Тяжело в такой обстановке, когда даже не на что переключиться?

— Может, кому-то и было трудно, но для меня это обычный режим. В Петербурге у меня все примерно так же происходит: тренировка, дом, тренировка, дом. И так каждый день. Я редко куда-то выбираюсь, потому что устаю. Силы остаются только на дорогу до дома. Я прихожу и сразу ложусь отдыхать.

— Бытовые условия на Олимпиаде какими были?

— Мы жили в трехкомнатной квартире: я, Женя Семененко и Марк Кондратюк.

— Конкурентов поселили в один номер? Ну и вы там ходили и друг на друга исподлобья смотрели?

— Не. Всё соперничество остается на льду. В жизни мы друзья. Так было даже веселее. Потому что обычно живешь по двое, а тут сразу три человека.

— Российские биатлонисты развлекались тем, что наполняли презервативы, которые им выдавали в олимпийской деревне, колой и бросали туда «ментос».

— Ну мы таким не страдали. Мы ходили гулять по прилегающей территории, еще там была такая игровая, где стояли бильярд, настольный теннис, аэрохоккей, настольный футбол. Плюс играли в номере в карты. Видимо, нам было не настолько скучно, как биатлонистам.

— Олимпийские презервативы-то привезли в качестве сувениров?

— Не.

— А Бин Дунь Дуня?

— Да, даже двух.

— Говорят, там за ним целая охота была.

— Да, партии завозили в магазины в определенное время. Нужно было прийти за полчаса и отстоять приличную очередь. Я купил двух, а кто-то брал по пять-шесть.

— Сколько у вас было времени перед началом турнира одиночников?

— Мы прилетели за восемь дней до короткой программы. В день была одна тренировка по полчаса. Маловато, конечно. Но все были в одинаковых условиях.

— Перед короткой программой нервничали?

— Волновался немного, но настраивался как на обычный старт. Это даже не старт, скорее праздник. Поэтому в душе был подъем. Я понимал, насколько круто, что я вообще здесь оказался.

— Как-то по особенному подходили к постановке программ в олимпийский сезон?

— В принципе, все, как обычно. Сначала придумывали связки. Потом всё комбинировали. Сложности, конечно, какие-то были, но незначительные.

— У вас получился яркий образ Христофора Колумба в произвольной программе. Как родилась идея?

— Кирилл Анатольевич (Давыденко, тренер Мозалева. — Ред.) давно вынашивал эту идею. Но только в этом сезоне решились ее осуществить.

— Как проходил процесс утверждения костюма?

— Тут тоже все стандартно было. Сначала мы отправили музыку. Высказали свои идеи. Нам прислали эскизы. Мы что-то доработали, утвердили и потом уже приступили к изготовлению. Около трех недель на все ушло. Может, чуть больше.

— Как оцениваете итоги своего выступления?

— Плохо оцениваю. В короткой программе я упал, сделал одинарный аксель вместо тройного. В произвольной — еще два падения. Но мы уже сделали определенные выводы и работаем дальше.

— Но вы же говорили, что не нервничали и Олимпиада для вас — праздник. Что же тогда произошло?

— После прилета почему-то было сложно себя собрать в физическом плане. Я уже перед прокатами понимал, что что-то идет не так.

— Возможно, не хватило как раз тренировок?

— Может. Честно говоря, не хотелось бы об этом говорить.

— Сильно расстроились?

— Расстроился, конечно, что не смог показать 100% своих возможностей. Но это для меня первая Олимпиада, мне всего 18. Наверное, не совсем правильно думать, что впереди еще много времени. Но я все равно надеюсь, что для меня это не последние Игры. Как минимум это был хороший опыт.

— 19-е место сильно ударило по самооценке?

— Сейчас я уже забыл об этом. Олимпиада прошла, и я работаю дальше.

— Тренер что сказал после произвольной?

— Сказал, что ничего страшного в этом нет, все равно очень большой и крутой опыт. Мы идем как одно целое. Переживаем вместе победы и поражения.

— За выступлениями других фигуристов следили?

— Только произвольную. Изначально ставил на победу Чена.

— Почему не Ханю?

— Не знаю. Как-то больше верил в Чена. Тем более Ханю и так уже двукратный.

— Ханю пытался исполнить четверной аксель — то, чего еще никто не делал. Увы, не получилось. Это же был сумасшедший риск не только с точки зрения оценок, но и для здоровья.

— Наверное, он хотел окончательно оставить свой след в истории фигурного катания.

— Вы на тренировках пробовали исполнить четверной аксель?

— Нет. Но я думаю, через какое-то время попытаюсь.

— Женское катание не успели посмотреть?

— Нет. Мы уже 12 февраля уехали, то есть через два дня после произвольной. Нам сказали, что лучше не оставаться, потому что, мало ли, положительный тест и придется задержаться еще на 10 дней.

— Еще одной страшилкой олимпийского Пекина стало питание. Кормили мало и невкусно.

— У нас в деревне был большой выбор еды, но даже что-то европейское на вкус было такое… специфическое.

— Было ли ощущение напряжения из-за отсутствия флага и гимна?

— Лично я не почувствовал. Мне кажется, все и так знали, что мы из России.

— Ситуация с Валиевой как-то повлияла психологически?

— Ну как сказать. Конечно, я расстроился за Камилу. Мы ее с мальчиками поддерживали как могли. Со стороны она не выглядела убитой из-за этой истории. А что у нее внутри происходило, никто не знает.

— Что лично для вас изменилось с того момента, как вы вернулись с Олимпиады?

— Честно? Я до сих пор с трудом верю в то, что выступил на Олимпиаде. Для меня это всегда было чем-то вроде мечты. Я получил бесценный опыт и теперь буду готовиться дальше.

— Через 4 года мы вас увидим на Олимпиаде?

— Время покажет, сейчас сложно что-то загадывать.

— Ну теперь уже у вас же наверняка будет цель не просто попасть на Олимпиаду?

— Хотелось бы занять место в тройке.

— Как для вас начался путь в фигурном катании?

— Ну у меня сначала каталась сестра. Мама ее возила на тренировки, а меня не могли оставить одного дома. Приходилось брать с собой. И я как-то сказал: «А когда я уже буду кататься?» Мама тогда еще думала: отдавать меня в гимнастику или тоже в фигурное катание? В итоге выбрали фигурное катание. На коньки я встал где-то в два года, а именно в группу пошел в 5 лет.

— Ни разу не хотелось уйти?

— Нет. В 8 лет мама спросила, хочу ли я дальше продолжать. Ответил, что да, хочу. И мы тогда перешли к Кириллу Анатольевичу.

— Какие взлеты, падения были у вас?

— Честно говоря, я думал, что вообще никуда не выберусь. Потому что я был на Мемориале Жука сначала 17-й, потом 11-й. Короче, далеко за пределами первой десятки. Только в последний раз 7-е место занял. Потом пытался еще попасть на первенство, ездил по этапам Кубка России. Долго ничего не получалось.

— И что же потом случилось?

— Сложно сказать. Просто в один момент щелкнуло. Я попал в сборную, поехал на юниорский Гран-при. Лет 14–15 мне было. И я с первого раза выиграл этап Гран-при. Это стало такой неожиданностью для меня. Для выхода в финал не хватило буквально двух баллов. Зато в следующем сезоне я выиграл оба своих этапа. И с того момента все пошло в горку.

— До этого были сомнения, стоит ли вообще продолжать?

— Разные мысли крутились. Временами было очень трудно, но я все равно верил.

— Почему пошли учиться на тренера, а не выбрали другую специальность, в качестве запасного плана?

— Я чувствую, что не могу без фигурного катания. Хочу посвятить свою жизнь этому. Думаю, у меня есть задатки, чтобы впоследствии стать тренером. Я иногда уже занимаюсь с маленькими ребятами.

— Ближайшие планы какие?

— Сейчас такое время, что сложно строить какие-то планы, особенно что касается соревнований. Надо просто продолжать работать.

— За новостями о том, как российских спортсменов исключают отовсюду, с какими эмоциями следите?

— Неприятно это все, но хочется верить в лучшее.

Записал Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»