Поделиться«Фонтанка» побывала в залах Зимнего дворца и выяснила, мог ли оригинал Рафаэля оказаться в Нижнем Тагиле, почему Рафаэль был лучшим пиарщиком, нежели Микеланджело, и что на выставке делают контрастные караваджисты.
Пять веков, сотни художников, открывавших Рафаэля или отрицавших его, пользующихся его наработками и вступающих с ним в искрометный диалог. Вещи из Эрмитажа, Британского музея, венской Альбертины, ГМИИ
Выставка «Линия Рафаэля. 1520–2020» посвящена пятисотлетию со дня смерти художника. Она занимает три зала, но кажется гораздо больше — простое и эффектное архитектурное решение с арками и деликатная, но прицельная подсветка люстр делают свое дело. Кураторы предупреждают, что из-за пандемии работа над каталогом затянулась — он будет готов позже, но в каждом зале есть сопроводительные тексты. Обратите на них внимание — это образные превью, а не сухие выжимки из книжки по истории искусства.
Бросается в глаза пока что пустая ниша в первом зале — там будет «Прекрасная садовница» Рафаэля, которую должны привезти из Лувра в середине или конце января — во всяком случае, на это надеются в Эрмитаже.
«Мы хотели это сделать (привезти «Садовницу». — Прим. А. С.) до новогодних праздников и договорились с Лувром, что с первого декабря мы активно этим займёмся, — рассказывает одна из кураторов выставки, научный сотрудник отдела западноевропейского изобразительного искусства Эрмитажа Зоя Купцова. — Но Лувр закрыли ещё раз, до шестнадцатого декабря. Дальше начинаются рождественские каникулы, а потом начинаются каникулы у нас. Мы работаем, а таможня — нет. И у нас, и у них. Мы очень долго добивались появления «Прекрасной садовницы», ведь она впервые выйдет на публику после реставрации. Поэтому эрмитажная «Мадонна Бенуа» Леонардо участвовала в выставке в Лувре — мы договорились, что взамен нам дадут «Прекрасную садовницу».
Встречают зрителя фрески с виллы Стати-Маттеи — эрмитажная гордость и одновременно сложность. Зоя Купцова отмечает, что это единственные в России ренессансные фрески, поэтому их особенно трудно реставрировать. Тем не менее с 2015 года их расчищают от поздних записей. Сохранность разная — композиции, которые были в глубине лоджии, выглядят лучше. Ясные, с чисто рафаэлевской композиционной гармонией, это старинные фрески с античных стен из сердца Рима, с Палатинского холма.
ПоделитьсяВ Петербурге они оказались благодаря нетерпимости церкви к сюжетам с обнаженными языческими богами и страсти маркиза Кампаны к коллекционированию. В XVI веке фрески находились в лоджии, построенной внутри античных стен древнеримского дворца Августов на Палатине. В 1520 году тогдашний хозяин виллы женился, и фрески заказали по случаю свадьбы. Они рассказывают историю любви, начиная с рождения Венеры. Принято считать, что над фресками работала мастерская Рафаэля (после его смерти), а одну из работ в Эрмитаже приписывают Джулио Романо — любимому ученику мастера. В 1836–1838 годах, когда будущий император Александр II в статусе наследника ездил в Рим, он писал Николаю I, что был на той самой вилле. Уже после его визита виллу продали монахиням, которым языческие боги, понятно, не понравились, поэтому фрески купил маркиз Кампана, переведя на холст. А когда знаменитую коллекцию Кампаны распродавали, в Россию вместе с антиками отправились и фрески — может именно потому, что когда-то приглянулись Александру II.
«Венера, которая когда-то развязывала сандалию, теперь вынимает занозу, — комментирует Купцова раскрытие изначальной живописи. — «Венера, раненная Амуром» закончена, а все остальное — это разные стадии реставрации».
ПоделитьсяЛюбопытна фреска с пейзажем — после реставрации XIX века с неё исчезла Венера и до сих пор не вернулась. На выставке есть гравюра со схожей иконографией, да и исследования показали, что под пейзажем скрывается богиня любви. Пока на поверхности — только пробные шурфы реставраторов. Явится ли Венера миру, пока не ясно, ведь ради неё придётся уничтожить живопись XIX века. После выставки фреска, как и остальные, вернётся к реставраторам.
Среди примечательных вещей — так называемая «Тагильская Мадонна» из Нижнетагильского музея изобразительных искусств.
«Это вещь загадочная и знаменитая, — рассказывает о картине Зоя Купцова. — Её обнаружили в Нижнем Тагиле в 1924 году в доме, который когда-то принадлежал семейству Демидовых. Отправили в реставрационный центр, там её долго изучал Игорь Грабарь».
Через некоторое время, побывав в других музеях, доска вернулась в Нижний Тагил. Её история впечатляет: Джорджо Вазари писал, что Рафаэль по заказу папы Льва X создал «Мадонну» с такой же иконографией — она укрывала младенца Иисуса пологом. Оригинал Рафаэля обитал в римской церкви Санта-Мария дель Пополо. Её много копировали и гравировали, но в какой-то момент современники запутались, где работа Рафаэля среди многочисленных копий, оригинал как будто исчез. После наполеоновских войн нить совсем потерялась, только позднее в XIX веке нашли две архетипичных копии, в Италии и во Франции. Находка в доме Демидовых — важная часть этого детектива. И она вполне может быть высококлассной копией или даже подлинником Рафаэля.
«У всех Мадонн, которых мы знаем как копии, есть лента (элемент одежды. — Прим. А. С.), но нигде нет подписи, — подчёркивает Купцова. — И только в тагильской Мадонне есть подпись: «Рафаэль урбинский написал». И есть дата — 1509 год». Сейчас на экспликации сказано, что «Тагильская Мадонна» приписывается Рафаэлю.
У Эрмитажа не было цели собрать как можно больше оригиналов Рафаэля, поэтому даже знаменитую местную «Мадонну с Младенцем» не включили в экспозицию. Была идея показать, как работает художническая мысль, как длится та самая «линия». И в третьем зале вы обнаружите, что «Воин-освободитель» в берлинском Трептов-парке — продолжение этой же линии, ведь у него иконография рафаэлевской Мадонны.
Причину такого обильного цитирования Рафаэля «Фонтанке» объяснила Зоя Купцова. Всё началось ещё при жизни мастера — он, например, очень дружил с граверами, поэтому его работы массово тиражировались — так он себя продвигал. Был отличным пиарщиком.
Поделиться«Да, здесь можно применять современные термины, — говорит куратор. — Рафаэль сам все впитывал как губка, все самое-самое, что он видел, — того же Микеланджело и Леонардо. Он очень быстро принимал новые технологии и сразу понял, что такое серийная гравюра. Я не буду говорить, что они делались, чтобы ими торговать, хотя на них и хорошо зарабатывали. Но Рафаэлю были неинтересны эти заработки, у него и так было много заказов. Ему было важно развитие, то, в каком количестве можно воспроизвести работу. Например, Микеланджело с граверами не работал — в том числе потому, что его в принципе сложно копировать — скажем, перевести скульптуру в 2D-формат. А произведения Рафаэля с их грацией, уравновешенностью, чистой композицией очень хорошо ложились на графику. Эти гравюры хорошо принимались и публикой, и художниками, коллекционерами. И Рафаэль не просто позволял копировать свои работы, но и сам создавал рисунки, чтобы их переводили на печатный лист. Ему это было интересно — в противовес Микеланджело, который от этого был далек».
Глядя на версии «Трех граций» — гравюры по рисункам маньериста Хендрика Голциуса и живопись караваджиста Франческо Фурини, — нельзя не заметить, что на выставку так и просится «Большая купальщица» Энгра из Лувра, ведь она так похожа на одну из трех фигур. Зоя Купцова подтверждает подозрения: «Мы запрашивали в Лувре Энгра, но нам, к сожалению, его не дали, потому что «Купальщица» у них очень плохо путешествует, она одна из невыездных. Хотя мы, конечно, очень хотели, она сюда напрашивалась».
Но ладно Энгр — он сознательно следовал Рафаэлю. Но почему мы говорим о Рафаэле в контексте караваджистов — художников контрастных, чувственных, экспрессивных? Как выяснилось, дело в композиции.
«Обычно были известны три грации античного вида — как три стоящие обнимающиеся девушки, — напоминает Зоя Купцова. — Рафаэль на вилле Фарнезино изменил этот образ, создал новую иконографию трех красавиц, которые представлены со спины, в фас и в профиль. Естественно, даже караваджисты не удержалась и скопировали этот вариант». Как видим, некоторые следовали духу — благостному настроению рафаэлевских работ, которое иногда считают слишком «сладким», но едва ли не сильнее «сладости» художников впечатляет мастерство композиции.
У Эрмитажа получилась умная, но не снобистская выставка. Если в вашем представлении Рафаэль — певец идеала, самый «сладкий» из титанов Возрождения, то будьте готовы увидеть весёлого, всему открытого гения с легкой кистью и безошибочным композиционным чутьем. Это не столько признание в любви к Рафаэлю или эрмитажное самолюбование (хотя не без этого), сколько гордость за возможность сделать такой проект именно сейчас. Кураторы вслед за Михаилом Пиотровским подчёркивают, что такую выставку может сделать только «энциклопедический музей», ведь большая часть работ — из эрмитажного собрания. Но кроме неисчерпаемых фондов, чтобы выдержать эту «линию» сейчас, нужен острый ум. У Эрмитажа получился своеобразный «Декамерон», «лекарство, стимулирующее мозг», как назвал выставку директор музея. Коронавирус Рафаэль, может, и не вылечит, но психику поддержать в эту непростую зиму может отлично.
Анастасия Семенович, специально для «Фонтанки.ру»
