«Нужны смелые проекты». Филипп Грибанов о связи архитектуры и величия страны

От Российской империи Петербургу остались Петропавловская крепость и Казанский собор, от Советского союза — ансамбль Московского проспекта. Что станет архитектурным символом новой эпохи: небоскреб в Лахте или колокольня Смольного собора?

О том, как восстанавливать исторические здания, как создаются новые туристические маршруты и о 300-летии Российской Империи, которое ожидает нас в следующем году, «Фонтанка» поговорила с представителем Фонда содействия восстановлению объектов истории и культуры в Санкт-Петербурге Филиппом Грибановым.

— Как выбираются объекты, восстановление которых вы планируете?

— Единой системы или алгоритма не существует: у каждого здания своя судьба. Главный принцип: значимость для города и архитектурная ценность. Возьмем Киновию Александро-Невской лавры — это набережная Невы, панорамный объект, церковь была очень значимой для Петербурга.

Со Скорбященской церковью на проспекте Обуховской обороны связано много историй — там и икона чудотворная, и при ней жила блаженная Матрона-Босоножка, и Александр III часто посещал это место. Примечателен построивший ее архитектор Александр Иванович фон Гоген. Мечеть, особняк Кшесинской, Дом Офицеров, памятник «Стерегущему» — это все его объекты, все в разных стилях. Он, как актер, каждый раз преображался до неузнаваемости. Место до революции было очень посещаемым: на фотографиях видно, как весь Шлиссельбургский проспект (ныне — Обуховской обороны) занят людьми.

Переоценить значение Троицкого собора, памятный знак которому установили в сентябре, невозможно. Это первый заложенный Петром храм. Достроили первым, правда, Исаакиевский собор (первую Исаакиевскую церковь, в которой Петр I венчался с Екатериной I, закончили в 1710 году. Нынешний собор был освящен в 1858-м — прим. ред). Но все главные события отмечались именно в Троицком — тут и площадь парадная, и дорога к Петропавловке, которую Петр в это время строил, и благодарственные молебны после всех побед там служили. Именно в Троицкой церкви Петра провозгласили императором — а значит, это и есть точка зарождения Российской империи. Вроде бы вывод простой, но очень важный для всего государства.

— То, что получилось поставить памятник, а не восстановить церковь, считаете достаточным?

— Начиная с 90-х годов было много инициатив, обсуждений. Все закончилось строительством часовни на углу Троицкой площади — очень симпатичной, к слову. Что касается восстановления, то структура площади сильно изменилась, сейчас трудно вообразить там деревянный храм. Кроме того, он 4 или 5 раз горел, много раз перестраивался, и тот, что был отреставрирован в 20-е годы, — совсем не тот, что построили при Петре. Поэтому непонятно, какой вариант брать за основу. Петровский воссоздать крайне сложно: тогда проектов в нашем понимании не было, до нас дошло лишь несколько эскизов и пара иллюстраций. Мы можем представить образ, но говорить о воссоздании тут, конечно, невозможно.

А вот место, где он стоял, обозначить надо было. И мы постарались сделать его интересным и наполненным разными смыслами. Отсюда и фрагмент Гром-Камня, и булыжник, чтобы напомнить об указе о привозе дикого камня в Петербург. И пушки, уменьшенные в пропорции 1 к 3, копии орудий как раз того периода, и герб того времени. Каждая деталь — это смысловая единица.

И знаете, буквально спустя две недели он уже вошел в экскурсионную программу: туристы, которые направляются к домику Петра, теперь там останавливаются. Памятник живет своей жизнью.

— На каком этапе находятся остальные ваши проекты?

— Киновия полностью завершена, открыта, действует, пользуется популярностью: пока мы ее восстанавливали, вокруг построили большие кварталы, и район продолжает развиваться.

На проспекте Обуховской обороны полностью завершены общестроительные работы, инженерные сети. Сейчас идет отделка, роспись стен, изготовление иконостаса, написание икон и изготовление паникадил и утвари. Все разработано специально под этот храм.

— Это повторение исторического убранства?

— Сохранилась только одна фотография Скорбященской церкви, которая дает представление об убранстве, но очень отдаленные. Там четко видны орнаменты, которые и будут повторены. Поэтому мы полагаемся на опыт, интуицию и мудрость реставраторов. И нам много помогает КГИОП. Конечно, очень непросто работать в условиях эпидемии. Мы планируем завершить к 2022 году, но поскольку работы индивидуальны, то мы не гонимся за скоростью в ущерб качеству.

— От каждой эпохи, от каждого времени остаются знаковые здания. Что бы вы назвали архитектурными символами Российской империи и советского времени в Петербурге?

— Разумеется, Исаакиевский собор, Казанский, Зимний дворец, Адмиралтейство. Ну и, конечно же, Петропавловка — ее бы я однозначно поставил на первое место. Это и звонница, и собор, и сама крепость — все вместе, что мы называем Петропавловкой, весь остров.

Советский период, наверное, лучше всего отражен в ансамбле Московского проспекта. Вот в Москве символом я бы назвал сталинские «высотки», которые, кстати, строились на основе форм и пропорций колоколен. Это монументальная потрясающая архитектура.

Что касается Ленинграда, то архитектурные символы есть на проспекте Стачек, на Комсомольской площади: хоть район и депрессивный, зато ансамбль красивый. Здание банка Россия на площади Растрелли — очень достойная архитектура.

— Башня «Лахта центра» или Невская ратуша могут стать символами новой эпохи?

— Про Невскую ратушу пока сложно сказать. Время покажет: район еще не сформировался, она еще себя не проявила. «Лахта центр» — однозначно да, в ансамбле с новым стадионом и мостом на Западном скоростном диаметре. Как-то все сложилось в одном месте в потрясающий вид, город приобрел новый стиль, приободрился.

Сама башня стала первым российским зданием, получившим премию Emporis Skyscraper Awards. Важно, что для всего района ее появление оказалось мощным импульсом. Эта сильная архитектура будет диктовать совсем иное развитие и города в целом.

Высотность — непростая тема для города…

— На мой взгляд, в последние годы произошла какая-то подмена понятий: «высоко» приравняли к «плохо» или «страшно» для города. Но ведь мы видим, например, телебашню — и она никому не мешает. Все уцепились за слова академика Лихачева про небесную линию, но линия всегда подчеркивалась доминантами. И вопрос «хорошо или плохо» не равен «низко или высоко». Есть архитектура сильная и красивая, а может быть слабая и убогая.

Рассматривать надо не только с точки зрения высоты, но и уместности, особенно в новых районах, где высотные акценты смогут поднять всю территорию вокруг. Конечно, они нужны. Не нужно замыкаться на плоскости, иначе мы скатимся в полный примитивизм. Знаковые проекты должны быть, и именно они вызывают общественную дискуссию.

— Ваш проект восстановления колокольни Смольного — он и высокий, и в центре, но в то же время — с историей. Как вы решились его предложить общественности?

— Идея восстановления колокольни возникла после того, как в 2010 году археологические исследования подтвердили наличие фундамента, стен. Мы изучили историю и взялись за этот проект. Сегодня сложно представить что-то более интересное, масштабное и значимое для города — да и с точки зрения архитектуры трудно что-то вообразить более красивое.

Смелые проекты нужны! Они, я думаю, свойственны периоду величия и силы государства. Все шедевры, о которых мы знаем, начиная с Греции, пирамид Египта и майя, — это величественные здания. Они строились в моменты высшей силы государства. Тот же сталинский ампир, упомянутый выше, — это символ страны, поднявшейся из руин после войны.

Мы ощущаем, что настало время не стесняться грандиозных замыслов. Надеемся, что и другие, увидев эти проекты, продолжат развивать город с таким же подходом.

— Как вы оцениваете резонанс, который она вызвала?

— Многим колокольня нравится. А что касается тех коллег, кто высказывает негативно, то я не припомню ни одного проекта, который бы они похвалили. Слава богу, что у нас общество демократическое и можно высказывать свою позицию. Но мы не считаем, что критики должны говорить от имени всего профессионального сообщества.

Если посмотреть правде в глаза, мы — градозащитники ничуть не меньше, и результат нашей деятельности можно увидеть, пощупать. А блокировка действий других — это не действие.

— На какой стадии находится сейчас проект?

— Мы подготовили историческое обоснование, сейчас в стадии завершения модель и макет колокольни. Выполнены обмеры всех окружающих зданий. Наши специалисты готовятся представить проект на Совете по сохранению культурного наследия. Тут спешка неуместна: работа скрупулезная, нужно максимально подготовить аргументы, ясно и прозрачно показать, как обстоят дела.

Мы проект ведем с максимальной открытостью. Наш самый важный ориентир — это интересы города и его жителей. И чем больше мы будем рассказывать о восстановлении колокольни, тем больше отдачи получим. Обратная связь и сейчас достаточно хорошая, особенно со стороны молодежи.

— Зачем молодежи колокольня?

— Мы рассматриваем ее не столько как церковное сооружение, а, скорее, как большое общественное пространство. Хотим максимально наполнить ее современными интересными функциями: интерактивная библиотека, музей археологии, смотровые площадки. Это послужит толчком для развития части района. Сейчас это вроде и центр, но сложно предположить, что кто-то туда специально гулять поедет. В основном, здесь сформировалась офисно-бюрократическая среда, а туристы заезжают минут на пять. Но от этого места можно добиться большего.

— А возвращение памятника Александру III на площадь Восстания вызывает меньше споров?

— Там больше технических вопросов: например, относительно судьбы стелы. В следующем году также будем представлять его на Совете по культурному наследию. Есть разные точки зрения, где он должен стоять, но мы придерживаемся базовой концепции. Тем более, что там у него будет совсем другой вид: изначально «комод» был трехметровый, и под него все было в пропорцию. А сейчас не «комод», а «чемодан» какой-то стоит.

Что касается колокольни: мы выявили интересные движения в обществе. Например, в Петербурге существует, хоть и не сразу виден, запрос на что-то новое, на перемены — и не только у молодого поколения.

Часто люди спрашивают, почему жилые дома в центре никто не берется реконструировать. Да потому, что с ним ничего нельзя сделать из-за законодательства: даже если его расселить, то мы не сможем провести реконструкцию в соответствии с нормами. По закону об охране памятников мы не можем ничего поменять. А по современным нормам мы не пройдем ни по санитарным, ни по пожарным, ни по маломобильным группам, по освещению. Максимум, на что люди могут рассчитывать, — подобие капитального ремонта, да и то какими-то фрагментами.

— Где искать баланс между историей и интересами инвесторов?

— Ошибки 90-х, тот разнос, в который все ушли, привел к тому, что, когда все «проснулись», получился перекос в другую сторону. Начали настолько дуть на воду, что вообще все заблокировали. Теперь не делают не только ошибок, но и вообще ничего.

Конечно, нужно провести масштабную ревизию всех объектов культурного наследия и разделить их на группы. Есть сверхценные объекты, где вообще ничего нельзя менять вплоть до штукатурки и других материалов, которые там использованы. Такая группа обязательно должна быть.

Средняя группа — дискуссионная, к которой можно применять алгоритмы, разбираться: где можно дворовые корпуса разбирать, где нельзя. И третья группа — угольные и каретные сараи, флигели во вторых-третьих дворах. Что город получает от их сохранения? Так можно и в резервацию индейцев превратиться. Инвестор не придет, если со зданием ничего не сможет сделать.

— Каким должно быть государственное участие, чтобы город развивался?

— Первое — создание климата для инвестиций. Например, Арабские Эмираты. Там таких небоскребов, как наш, по 4–5 в год строят. Второе — простота, понятность, прозрачность градостроительной бюрократии, чтобы все зафиксировалось, а не менялось раз в два года. Третье — должна быть рыночная конкуренция. Посмотрим на 100 лет назад: что строилось на Петроградской — до 1914 года Петербургской — стороне? Там каждый архитектор и застройщик соревновался с соседом. У кого козырек, у кого витражи, двери этакие, мрамор в парадной. Это и есть двигатель сильной архитектуры. Когда есть соревнование, то рядом возникают шедевры. Нужно создать условия для такой конкуренции и сегодня.

— Каковы планы фонда на следующий год — помимо основных проектов?

— Мы на будущий год будем сосредоточены на трехсотлетии принятия Петром I титула императора, а значит, на 300-летии рождения Российской империи. Тут и личность Петра играет огромную роль, и само событие. К нему будут приурочены мероприятия, о которых мы расскажем ближе к концу года.

Новости компаний

Текст: Мария Мокейчева