Мне никогда не пришло бы в голову приехать в Донецк, если бы не война. Красивый, ухоженный город намекает на неладное пока только пустыми улицами. И все-таки встречающиеся иногда люди стали главной достопримечательностью. Бойцы ДНР – вернувшие потерянный в ходе боя за аэропорт телефон. Украинцы — пустившие журналиста из России в свой дом зарядить технику. Цыганка — не взявшая денег за пирожок. Жителя современного Петербурга такое впечатляет. А еще разговоры. Они особенно впечатляют.
– Дочка весь вечер проревела, платье долго выбирали, а выпускной отменили, – двухметрового роста мужчина уходит от меня вниз по Киевскому проспекту, где за двойным кордоном гаишников виднеется остановка общественного транспорта. Из-за построенных на пересечении Киевского и Партизанского проспектов баррикад ему теперь приходится делать большой крюк, чтобы добраться на работу.
Слушать разговоры между собой и произнесенные вслух мысли жителей Донецка — занимательно. Вопросы задавать особо и не нужно — видят твою принадлежность к прессе и автоматически готовы к интервью.
28 мая 2014 года. Раннее утро. На автобусной остановке, ставшей теперь частью баррикады, мужики курят одну за одной.
– Несу вчера нашим воды, и дедушка старенький пачку «Примы» протягивает, мол, передай бойцам. Я ему — не надо, а он упертый — возьми.
– А у меня бабуля, лет 80, принесла кулек еды и блок сигарет.
– Все ж понимают, тут все так.
– Да не все, дерьма много.
– Много.
Через дорогу другая группа. Их пока в ополчение не взяли. Местные — стоят у подъезда, драные треники, грязные ноги в шлепанцах. Говорят о проскочившем в город КамАЗе то ли с воинами ДНР, то ли со сторонниками "майданного" Киева. Сходятся версии в одном — перевернувшийся на Киевском проспекте грузовик был полон трупов.
– Сам видел: у каждого с собой зубная паста была.
– И че?
– Где это видано, чтобы у ополченцев своя паста была, максимум одна на всех.
– А они мне (ДНР. — Прим. ред.) говорят — смену белья возьмите. Ну, возьму я подштанники, я их через пять лет поменяю.
– А носки вообще не буду менять — вода есть, простирну.
Время к обеду. На блокпосту, ближнем к Путиловскому мосту — тому самому, за которым дорога на аэропорт. В терминале уже третьи сутки удерживают занятые в бою позиции солдаты АТО. Путь к аэропорту здесь уже назвали дорогой смерти — говорят, в зеленке засели снайперы, причем с разных сторон. Каждый день этим путем на работу и с работы идут местные жители.
– Вчера шли через мост, хоть бы одну на троих винтовку дали.
– Я просил, говорят, всем подряд не дадут.
– Ну вот мне дали «Муху», а чё я с ней делать буду? Стрелять-то не научили.
Со стороны аэропорта, задыхаясь, пробегает совсем юный ополченец в камуфляже. Оружия нет.
– На узловой станции скрутили 12 правосеков.
– Живыми?
– Да.
– Надо было пристрелить.
– Зачем патроны бесценные тратить? Лучше веревочка: раз и все.
Парнишка, посмеявшись со всеми, бежит дальше. Мужики на баррикадах продолжают курить.
– Вчера, жена говорит, по городу ехали два БТР, люди из троллейбуса им махали. А кто это был, кто разберет? Без флагов, без всего.
Любимая забава для жителей стоящих по Киевскому проспекту домов – после работы выходить во двор и глазеть на жизнь баррикады.
– Что-то у них блокпосты глупо расставлены. Вон, от железной дороги спокойно заходи и стреляй в спину.
С десяток мужиков — всем приблизительно за 40 — сидят на лавочке. Наблюдают. Один из ополченцев притащил огромный зонт с символикой «МЕТРО», уселся обратно в выкопанную сутки назад яму, щитом перед ним мешки с песком, в качестве бойниц — просветы между мешками. Ополченец сел, взял автомат, накрылся зонтом — спрятался. Внезапно на баррикаде начинается суета. Крик. Гам. Мат. Человек пятнадцать в гражданском рванули из укрытия в сторону города. Трое в камуфляже с оружием метнулись противоположно — прямо во двор жилого дома.
– Ты куда бежишь? У нас тут дети, – заорали мужики.
– Что случилось-то? – на всякий случай зашли за угол.
Виновник неразберихи в это время шел со стороны аэропорта в черной футболке, без оружия, с телефоном в руках. Это водитель «Газели» при въезде в город наткнулся на препятствие, вышел из машины и пошел узнавать. Паника на баррикадах заставила ретироваться от греха. Мужчина сел в автомобиль, развернулся и через 10 минут въехал в Донецк параллельными Киевскому проспекту дворами.
– С такой самообороной тут сейчас перестреляют сами мирное население, – ржут вернувшиеся в зрительный зал мужики.
Девочку в ребенке с бледно-голубыми глазами выдают сережки-гвоздики.
– Как зовут красоту?
– Соня.
– Сколько ей?
– Год.
Маме человека в микроскопическом комбинезоне на вид самой только исполнилось двадцать. Светлым вечером она гуляет во дворе в компании своего отца.
– Я через Интернет записалась в народное ополчение. Женский батальон. Родители не отпускают.
– И правильно делают родители.
Мужчина смотрит с благодарностью. Он невысокого роста, щуплый и весь какой-то съеженный. За все время разговора не сказал ни слова. Только очень внимательно наблюдал за Соней, которая, неловко топая, пыталась раздавить жука.
– Что ты будешь делать в этом ополчении? У тебя Соня.
– У меня еще и старшая есть, ей пять. Я – защищать. И так, и так убьют. А я раненым помогать.
– Ты раненого не поднимешь. Они вон – кабаны.
Мать Сони и той, которой пять, смотрит сониными, бедно-голубыми глазами. 160 сантиметров, не худая даже — прозрачная.
– Почему Путин не приходит?
– Ему это не надо.
– ДНР не надо?
– Нет.
В соседнем дворе мужчины сбежали из дома под предлогом выгула собачек. Именно собачек — рядом с йоркширским терьером Джекки таксу Дину можно принять за пса. Гладко выбритые лица, чистые футболки выдают в них семейных.
– Вас так много мужчин здесь гуляет, а почему вы не там? Не на баррикадах?
– А зачем я туда пойду? Там за это людям деньги платят.
– Да не всем платят, – не соглашается сосед.
– Ну, кому платят, кому не платят. Вон эти, – кивает в сторону баррикады, – это все наши.
– Порошенко попросил военной помощи у США, – цитирует дневные новости третий.
– Тогда точно придется воевать, если американцы.
Мрачный таксист – уроженец Баку — бубнит всю дорогу: «Там два батальона, там два батальона. Кто? Зачем? Народ не трогайте только».
Принадлежащую Ринату Ахметову гостиницу «Рамада» на бульваре Шевченко берут под охрану вооруженные сторонники Донецкой народной республики. В три часа ночи на террасе отеля у премьер-министра Александра Бородая деловая встреча.
– Из Питера.
– А мы с Москвы.
Вход в зал с Бородаем контролируют трое. Один в уже привычном для Донецка камуфляже, с автоматом. Двое в гражданском. Не бородатые — просто небритые. Давно небритые. Это они — с Москвы. Сергей и Андрей.
– Так понимаю, по воле сердца здесь?
– Ага.
Сергей почти лежит на стуле. Это не хамство — это усталость.
– А что вы будете делать, когда Донецкая народная республика победит?
– Есть еще Николаевская, Херсонская, Харьковская области.
– Вы хотите, чтобы они все стали республиками?
– Это не мы хотим. Это Киев хочет.
Километров сорок от Донецка в мариупольском направлении. На обочине дороги во встречном направлении «Газель». Сломалась. Ходят вокруг и по очереди заглядывают под капот мужчина и женщина лет 50 — супруги.
– Скажите, а там, впереди, украинский блокпост есть?
– Да. Стоят. Наши.
Блокпост в исполнении украинской армии выглядит как два бетонных блока, на которых лежат несколько мешков с песком. В полукилометре в поле стоит бронетранспортер. Понять, что это не ополчение, можно только по жевто-блакитному на БТР. Застиранные камуфляжные штаны. Из-под затертого броника торчит тельняшка. Надвинутая на глаза каска венчает нелепость вида. Связаться по старенькой рации с командиром блокпоста удалось не сразу:
– Тут приехала журналистка из Российской Федерации. Куда мне ее отправить?
– Отправь ее в Российскую Федерацию.
Исчезает даже намек на вежливость.
– До свидания. Багажник откройте. Что в чемодане? Телефон уберите. Телефон, сказал, уберите. Проезжайте.
Такси увозит на вокзал. Я уезжаю из Донецка.
Юлия Никитина, «Фонтанка.ру»
