О литературе с Виктором Топоровым: Тамара Катаева и Валерий Шубинский (фото)

Вышла и сразу же приросла скандалом книга Тамары Катаевой «Отмена рабства: Анти-Ахматова-2». Продается она на «Озоне» за 341 р., доставят вам хоть завтра. В кожаном переплете, по 2,5 тысячи рубликов за экземпляр, неторопливо расходится «Ходасевич: чающий и говорящий» Валерия Шубинского. Правда, «Ходасевича» переиздадут разок в «ЖЗЛ», где подобные жизнеописания – и, в частности, жизнеописания поэтов – пекут как блины. А вот «Анти-Ахматову-2» наверняка будут перепечатывать и перепечатывать.

Герои моего сдвоенного очерка и впрямь едва ли не полные противоположности, хотя и занимаются вроде бы одним делом: оба состригают купоны с биографий крупных поэтов Серебряного века. Пишут и выпускают книгу за книгой, жизнеописание за жизнеописанием. Впрочем, не сомневаюсь в том, что и тот, и другая пишут (по гамбургскому в их собственном понимании счету) вполне бескорыстно: интересует обоих символический капитал, а отнюдь не финансовый.

Валерий Шубинский по образованию как раз финансист. Вернее, бухгалтер. Тогда как Тамара Катаева – врач-дефектолог. Оба не филологи – и это вроде бы совпадение, - но множество различий в данном случае куда существеннее. Каждая книга Катаевой похожа на историю болезни, бурной и запутанной, с неоднократными ремиссиями и рецидивами и зачастую отменяющими друг друга диагнозами (история болезни ее собственной или ее пациентов, - это уж вопрос отдельный и крайне спорный). Напротив, каждая книга Шубинского, пусть и столь же, как у Катаевой, многословная и дотошная, - это прежде всего образцово поставленный (ну, а там, где не сходятся дебет с кредитом, столь же безукоризненно задним числом подчищенный) бухучет.

Он мужчина, она женщина. Он еврей, она русская. Он петербуржец, она москвичка. Он человек без возраста, она молода или, как минимум, моложава. Она, забросив дефектологию, целиком и полностью посвятила себя литературоведческим исследованиям в формате критического жизнеописания. Он, напротив, наряду с безостановочным сочинением биографий, по-прежнему предается отроческому пороку стихосложения и без зазрения поэтической совести занимается текущей литературной критикой. Она в изящной словесности и окрестностях абсолютная одиночка, а он еще пятнадцать лет назад учредил и возглавил (правда, ничем не примечательную) литературную группу «Утконос».

Она не состоит в так называемых творческих организациях любого рода и ранга, тогда как он член-старожил Союза писателей Санкт-Петербурга. Ее принято ругать – или не замечать (вернее, делать вид, будто ее не замечают); его – не замечать или хвалить (вернее, делать вид, будто его хвалят). Она знаменита (или скандально знаменита), он известен (кулуарно известен). Ее монографии выходят в главных издательствах и продаются по разумным ценам, его – в как бы элитарной «Вита Нова», торгующей, по слову недоброжелателей, «обоями», то есть не книгами, а исключительно книжными обложками, зато по запредельной цене.

Антагонистичен даже внешний мессидж, внушаемый героями моего сдвоенного очерка предполагаемому читателю их сочинений. Катаева любит фотографироваться (в том числе и на обложках), чуть ли не бесстыдно выставив напоказ действительно красивые длинные ноги. Вот, мол, у меня что есть, - но беру-то я, знаете ли, другим – удалью, умом, талантом, литературной стервозностью! Столь же полемично фотографируется и Шубинский: лицо и только лицо; вот, мол, оно у меня какое, - но беру-то я, не бойтесь, другим – беру прилежанием, старательностью, усидчивостью… а с ними-то у Валерия Игоревича (как с ногами у Катаевой) и впрямь всё в порядке.

Что мне стало ясно еще в 1982 году, когда он школьником пришел ко мне в литературную студию во Дворце молодежи (и затем, уже студентом, посещал ее в еженедельном режиме лет пять). Когда делал раз в месяц (а хотелось ему и чаще) обстоятельные доклады то о том, то о сем, то еще об этом. И каждый из этих докладов – в ученической, а потом в студенческой тетради - уже вполне заслуживал того, чтобы переписать его в «амбарную книгу» или издать в «Вита Нова» - на выбор судьбы. Судьба выбрала усидчивому Шубинскому бухучет в «Вита Нова» в качестве заслуженной награды за прилежание. За прилежание длиною в жизнь и толщиною в подушку отнюдь не из «Икеа».

С Катаевой я, напротив, виделся один-единственный раз – и еще пару раз разговаривал с нею по телефону. Однако пытался издать ее первую «Анти-Ахматову» в «Лимбусе», а когда это по ряду причин не получилось, написал предисловие к этой книге, вышедшей потом в нескольких издательствах. Благожелательной рецензией откликнулся я и на «Другого Пастернака» в ее сочинении, указав, в частности, на то, что самой Тамаре присущ яркий литературный дар, причем развивающийся год от года. Чего, кстати, никак не мог бы сказать о Валерии, причем ни того, ни другого, - таланта у него, увы, нет, - и эта ситуация никак не изменяется за те тридцать лет, что я его знаю.

Вот с чем беда у обоих, так это с названиями (с отдельной оговоркой о том, что название «Анти-Ахматова» подсказал Катаевой я). «Другой Пастернак» отсылает к «Другому Петербургу» и «Другой любви» и облыжно проводит по ведомству специфически пахнущей гей-культуры автора легендарной «Свечи», написавшего о себе и такое: «В третий раз разведенец и дожив до седин, жизнь своих современниц оправдал он один. Но для первой же юбки он порвет повода – и какие поступки совершит он тогда!»

Неудачно, разумеется, и название «Отмена рабства». Катаева имеет в виду свиту, игравшую и до сих пор играющую короля, то бишь королеву, то бишь Ахматову, - и напрочь забывает о том, что рабство этих людей носило и носит сугубо добровольный характер, а значит, отменить его (со стороны) нет ни малейшей возможности или хотя бы надобности; да и не рабами и рабынями считали и считают себя они сами, а именно что – самой настоящей королевской свитой!

Но и названия «Ходасевич: чающий и говорящий» человек с поэтическим слухом, пожалуй, не выбрал бы. Пожалуй, не пожелал бы и врагу, не говоря уж об авторе «Некрополя», «Тяжелой лиры» и «Европейской ночи». А профессиональный редактор ни за что не пропустил бы на обложку, потому что Ходасевич при таком раскладе даже чисто фонетически получается не «чающим» (то есть надеющимся), а «чавкающим». Не говоря уж о том, что Ходасевич менее всего был склонен предаваться каким бы то ни было надеждам, иллюзиям и чаяниям насчет чего бы то ни было. Так что же все-таки такое «Вита Нова» - элитарное издательство с хорошо поставленной редактурой или, как утверждают злые языки, обойная фабрика?

Строго говоря, Тамара Катаева и Валерий Шубинский воплощают (на нынешний, упрощенный и – прошу прощения за каламбур - уплощенный, лад) шутливую филологическую антитезу более чем полувековой давности: вот, мол, академик Алексеев всё знает, но ничего не понимает, а профессор Берковский (или Гуковский, - не помню) ничего не знает, но зато всё понимает… А вот академик Жирмунский – он и всё знает, и всё понимает… В нашем случае кандидата на роль Жирмунского не просматривается. Ну, не Дмитрий же Быков? Ну, не Владимир же Новиков? Может быть, Александр Жолковский? Но он, слава богу, не пишет жизнеописаний. Да и с пониманием «всего» у него, честно говоря… Ну, я хочу сказать, если совсем честно…

Катаева берет страстью, стилем, талантом – и ими же (плюс непомерная агрессивность, плюс провалы вкуса, плюс не частые, но чудовищные ляпы) и отпугивает. Она заранее придумывает концепцию (непременно бунтарскую) – и превращает в Прокрустово ложе для препарируемого материала. Она идет за тем или иным историческим источником только затем, чтобы, подвергнув допросу с пристрастием, вынудить у него недобровольное признание или, если угодно, заставить «сдать» своего «крестного отца» (или «крестную мать»)... Мне не очень нравится то, что она делает, но я понимаю, зачем она это делает. Понимаю, к чему (помимо личного самоутверждения) она стремится. Она взыскует Истины. Закажи «Вита Нова» жизнеописание Тамары Катаевой своему постоянному автору, книга могла бы называться: «Катаева: взыскующая и разоблачающая».

Шубинский – ее полная противоположность, - в отсутствие страсти, стиля, таланта – берет, как сказано, усидчивостью и дотошностью. Они же в отечественной традиции – умеренность и аккуратность. У него нет агрессивности, нет провалов вкуса (потому что нет вкуса как такового), нет ляпов. Он не придумывает никакой концепции, а лишь пытается связать кропотливо собранные факты общими рассуждениями откровенно филистерского или тавтологически бессмысленного свойства. Он идет за историческим источником, как слепой за поводырем, - и время от времени, в толпе своих персонажей, вполне мог бы попозировать для небезызвестного группового портрета Брейгелю… Мне скорее нравится то, что делает Шубинский (я и тридцать лет назад, у себя в студии, говорил, что его доклады чаще всего тянут на четверку с минусом), но я категорически не понимаю, зачем он это делает.

Катаева взыскует истины – пусть и в своем субъективном понимании, а чего взыскует Шубинский? Так, на вечной детской площадке безостановочно печет куличики из песка, с тем чтобы предложить их по 2,5 тысячи рублей за куличик.…

А уж как обходится с тем же песочком, да на той же площадке Тамара Катаева, я и намекать вам не стану. Догадайтесь, пожалуй, сами.

Виктор Топоров,
Специально для «Фонтанки.ру»