Они сражались за Родину (фото)

Несколько серьёзных мужчин в самом расцвете сил знакомятся друг с другом, едва выбравшись из многозвёздной московской гостиницы, где приключился взрыв и, соответственно, катастрофический пожар неясной этиологии. Теракт? Несчастный случай? То и другое вместе? Все версии принимаются как рабочие, но более всего похоже на попытку отомстить одному из этой компании выживших.

А именно - олигарху Григорию Драбкину, чья строительная контора вроде как кинула группу офицеров спецназа, оставшихся в итоге и без жилья, и без денег. Но мужчин, выбравшихся из огня и навсегда, видимо, подружившихся, теперь интересует не только и не столько «из-за чего, собственно», сколько судьба прекрасной молодой женщины, которую один них, спасая от огня, поместил в ванну, наполненную водой: хватило ли ей кислорода, успели ли вытащить, в какой она больнице, жива ли, наконец? Ну вот нет никому из них покоя без этой прекрасной дамы по имени «Зоя» (что означает в переводе с греческого – жизнь). Так начинается квест сherchez la femme с несколькими детективными линиями…

Не то чтобы тридцатилетнего Сергея Самсонова после «прозаической симфонии» «Аномалия Камлаева», вышедшей в финал «Национального бестселлера»–2009, провозгласили надеждой русской прозы, но местечко в премиальных списках этого года уже забили. И правильно сделали. Новый его роман ладно скроен, интрига, пусть и не всегда крепко, но держит. Убедительная мотивная структура, метафоры, символы. Один из персонажей, скажем, пластический хирург мирового уровня, другой – рейдер-виртуоз, не говоря уже об упомянутом олигархе. И каждый бьётся с каждым за эту Зою, которая, конечно, не что иное, как Россия (надо ли объяснять, кому она, лишенная в результате травм памяти, но столь же обольстительная, в конце концов достанется?)

Симпатию вызывают подробность и тщательность, с которыми выписаны не только футбольные зарубы, до которых, как можно понять, Сергей Самсонов большой охотник, но и головоломные технологии рейдерских захватов, и пластические операции, и нищее существование в провинции, и обеды в московских кабаках для первачей, и прочие картины русской жизни. Фабула, сюжет, композиция, язык – оно, конечно, важно, но материал в выдуманных историях о выдуманных людях тоже вещь не последняя, согласитесь.

Некоторым моим коллегам не показался стиль Самсонова – в кульминационных местах автор «взрывается» и выдает ударную серию: сильно ритмизованные и инверсированные пассажи а-ля Андрей Белый или Леонид Добычин. «А Сухожилов только «ы-ы-ы» единственно доступное, оскалившись, выдавливает и голову Витька, сдурев от благодарности, в руках сжимает, тискает, трясет и лбом своим в широкую Витькову грудь как будто свою признательность передает – вбивает. И, выпустив оглохшего и обомлевшего Витька, в карьер срывается». Но не стоит, полагаю, за эти опыты Самсонова третировать; при всей своей вычурности синтаксис этот вполне адекватен содержанию и нашей реальности, которая, как известно, далеко не прямая, скоростная и восьмиполосная.

Хуже когда Самсонов будто вспоминает, что не только роман пишет, но также за Родину сражается, и превращает свою неровную, но такую живую и обаятельную прозу во второразрядную публицистику. «После столь кровопролитных политических экспериментов канувшего в Лету двадцатого столетия, после газовых камер Освенцима и печей Дахау, Беломорканала и Колымских лагерей, после красных кхмеров на решение вопросов равенства людей разных рас, классов, дарований навсегда наложен мораторий, словно бы повешена табличка «не влезай – убьет». Или: «Суть в том, что система устроена так, что важные, ответственные вещи в ней сплошь и рядом доверяются некомпетентным людям. Ну это как если бы коновалу доверили копаться в человеческих мозгах. Ведь внешне как всё обстоит – высокий чин, он принимает судьбоносные, масштабные решения, а мировые судьи занимаются различной мелюзгой, улаживают распри между тещами-зятьями. Ну а на деле как? Любое ничтожество способно выносить решения космического масштаба… вернее, так, ничтожные и соразмерные себе решения, но с последствиями, прямо скажем, космическими…»

Ну как можно писать такое в художественном произведении после двадцатого столетия (канувшего в Лету), после Набокова? Последнему, кстати, автор «Кислородного предела» отвешивает дерзкий и вместе с тем почтительный поклон: одного из героев зовут Мартын Эдельвейс, как в набоковском «Подвиге». А впрочем, Набокову бы, наверное, книга понравилась: в целом (за вычетом публицистики) музыкально, энергично, неравнодушно, без какого бы то ни было кокетства и нарциссизма. Как однажды сказал сам Владимир Владимирович про стилистически очень близкого Самсонову поэта Бориса Поплавского - «далекая скрипка среди близких балалаек».

Сергей Князев
«Фонтанка.ру»

Сергей Самсонов. Кислородный предел. М.: Эксмо, 2009

О других новостях в области литературы читайте в разделе «Книги»