В минувшие выходные Туркмения простилась с Сапармуратом Ниязовым – «отцом» всех туркмен. Тысячи людей стояли в очередях, чтобы только издали увидеть похоронную процессию. Почти в безоазисных Каракумах Ниязов сделал то, что сегодня делает богатая недрами Россия, – нашел главный источник жизни своего 5-миллионного народа.
Почти в безоазисных Каракумах он сделал то, что сегодня делает богатая недрами Россия, – нашел главный источник жизни своего 5-миллионного народа. Народа, до 1991 года не знавшего своей государственности. Поэтому до сих пор ищущего свой «рух», то есть дорогу и дух в единой ипостаси. Отсюда и причудливое переплетение созидания и мифологии, здравого смысла и произвола, возведенного в абсолют культа личности и личного обаяния сына своего народа и времени – Сапармурата Атаевича Ниязова.
Каким он запомнился при личной встрече? Небольшого роста, смугловатый, сутулый – почти горбатый, с непропорционально большой головой и неодинаковыми по объему плечами, с руками не чиновника, а работяги. И еще: улыбчивый, отчасти стеснительный, косноязычный (слова опережали мысль), внешне простоватый, по-восточному госте-приимный…
Может, обрадовался встрече с земляком-ленинградцем, встрече с молодостью? Вспоминал автобус 47-го маршрута, делавший в 60-е годы кольцо у ленинградского Политеха, который, по его признанию, закончил на одни тройки – заочник. Выросший в пустынном Ашхабаде, он привел свое первое впечатление о тогдашнем Ленинграде: на заводе, куда поначалу устроился грузчиком, стояли автоматы с бесплатной газированной водой.
Детдомовец, сын сгинувшего в фашистском плену неграмотного красноармейца, он особенно переживал смерть во время ашхабадского землетрясения 1948 года всех своих родных, включая мать. Разнесем в этическом пространстве золотую фигуру Туркменбаши и памятник Матери. Не будем вставать в европозицию: на Востоке иное понимание добра и зла. Он, в отличие от большинства своих среднеазиатских и прикаспийских соседей, как мог, сберег мир. Заметьте, в стране со стойкими традициями непримиримого кланового противостояния проузбекских чарджоусцев, бывших басмачей-текинцев, разбавленных неуправляемыми марыйцами.
Кстати, название текинского кишлака Геок-Тепе выбито золотом на лестнице Главного штаба рядом с Полтавой и Бородином: пожалуй, нигде в Туркестане не пролилось столько русской и нерусской крови.
Как дипломированный энергетик, он сделал ставку на газ. Его 3-триллионные запасы несопоставимы с российскими – 33-триллионными. Но бывший инструктор отдела оргпартработы ЦК КПСС продолжал строить социализм с туркменским лицом: сделал бесплатными воду, газ и соль, по существу отменил кварт-плату. Он много фантазировал и чудил: понятие «право» заменил на «справедливость». Иностранцы, желающие жениться на туркменках, должны платить «государственный» калым в размере 50 тысяч долларов. Он ввел запрет на иностранную литературу и отказался от пенсий по старости – чтобы дети не «становились стилягами и помнили о долге перед родителями».
В его 16-летнем правлении потомки найдут и свидетельства мудрости, и проявления восточной деспотии. Декларируя вечный нейтралитет, он – весьма далекий от дипломатических устоев – пытался дружить с талибами и Турцией, Западом и Китаем. Как текинец он недолюбливал узбеков и опасался сверхпассионарных иранцев. Он щедро давал воинские звания оставшимся в его армии русским. Что не предотвратило их массового исхода на Родину – с 300 тысяч до 70 тысяч – с попутным оголением туркменских вузов и больниц. В отместку все реже вспоминал тех, кто открыл в Туркмении первые газовые месторождения и построил каналы: «После того как в 1881 году русские завоевали Туркменистан, туркменские ковры стали хуже...»
Он «реформировал» систему образования: технари учились на газовиков, гуманитариев учили правильно трактовать рухнаму. Фактический атеист (не это ли спасало его страну от исламизма?), он возвел свое эпическое творение в статус Корана. «Почему приехал в Россию?» – «Не сдал экзамен по рухнаме и испугался…» Он преследовал оппозицию. Вполне возможно, что в 2002 году сам на себя организовал покушение, чтобы выявить, кто этому возрадуется. Но, что бы ни говорили его противники, кровавых застенков, как и «андижана», в его стране не было. Спросим себя: мог ли он быть иным?
С его уходом в Туркменистане возникает ничейная зона. Борьба за наследство Туркменбаши будет проходить между Западом, отдельно Турцией, Ираном и Россией. К этому квартету может присоединиться Китай, зависимость которого от энергоресурсов растет в геометрической прогрессии. Мы можем повлиять на выбор туркмен, если готовились к его замене заранее. Скажем больше: едва ли не впервые за историю новой России наши дипломаты-восточники будут сдавать экзамен на профпригодность. Оценки им поставит уже новый год.
Борис Подопригора,
востоковед