Семен Альтов: Обезьяны так же забавны, как и люди

Недавно любимому многими Семену Альтову было присвоено звание "Заслуженный деятель искусств РФ". Кроме того, у писателя после довольно длинного перерыва вышла новая книга, так что налицо было, как минимум, два повода назадавать Семену Теодоровичу кучу вопросов. Что читатели «Тайного советника» и «Фонтанки» и сделали.
Итак сегодня наш гость – Семен Теодорович Альтов.

- Семен Теодорович, для начала расскажите о вашей новой книге.
- Книга вышла в издательстве «Эксмо» в серии «Антология сатиры и Юмора России ХХ века». Между ней и предыдущей, выпушенной издательством «Вагриус», случился довольно большой перерыв.
Предложения ко мне поступали, но я отказывался.

* - Почему?*
- По разным причинам, давайте их сейчас обсуждать не будем. После «Вагриуса» у меня остался тяжелый осадок от контакта с издателями, так что составитель серии Юрий Кушак уламывал меня довольно долго. Наконец я сдался и взялся за дело, и тут мне стало как-то тревожно. Юра сказал, что он планирует фотоальбом, в котором желательны снимки, начиная от родителей, которых уже нет, и до внучек, которые у меня уже есть. Тут-то я и испугался.

Создавалось ощущение некоего замыкающегося круга: были родители, есть внуки, а я на этом как бы заканчиваю свою творческую, а, может, и иную деятельность. В связи с этим у меня возникли мрачные и упаднические настроения, но потом я себя убедил в том, что ничего фатального в фотоальбоме нет и быть не может, и что больше чем 30 лет работы подразумевают подведение неких промежуточных итогов.

- Вам самому новая книга нравится?
- Вообще-то я человек очень застенчивый и скромный. Мне никогда не нравятся мои телепередачи, да и многие другие вещи, которые я делаю, но книжка получилась удачная. Я слышал мнение людей, которых очень уважаю и которые ее прочли. Они считают, что я все сделал хорошо, и я с ними согласен. Книга будет читаться, потому что она, если можно так выразиться, вневременная.

Я практически никогда не писал на злобу дня, и поэтому вещи, которым пять, десять, двадцать, тридцать лет сейчас читаются точно так же, как и тогда, когда были написаны. Кстати, я во время выступлений тоже позволяю себе возвраты в прошлое, разве что цены меняю, да и то, наверное, зря.

- Значит, вы пишете на вечные темы.
- Возможно, если под вечными темами подразумевать отношения мужчины и женщины, истории с животными, различные бытовые казусы, то есть вещи, с которыми ничего не происходит. Конечно, политическая ситуация в стране меняется, но я никогда не касался политики, поэтому отсутствие или присутствие Горбачева, Ельцина или Путина никак не отражается на том, что я пишу.

*- А кого из писателей-юмористов предпочитаете вы сами? *
- Я не совсем воспринимаю само понятие «писатель-юморист». Мне импонирует, когда хороший писатель в придачу к прочим своим достоинствам имеет и чувство юмора. Это добавляет литературе аромата, она легче читается, становится афористичнее. Кто станет отрицать, что Булгаков – высочайшая литература, но при этом она окрашена совершенно изумительным юмором. Возьмите Марка Твена, его замечательные, романтичные, добрые вещи о Томе Сойере и Гекльберри Финн, возьмите чеховские рассказы. Это не юмористические рассказы, это – прекрасная литература с юмором, но не ради юмора.

- Значит, когда пишут ради юмора, вам это не нравится?
- Если мне попадается произведение, в котором я с первой фразы понимаю, о чем пойдет речь, и речь идет именно об этом, если в нем нет смысла, вернее, единственным смыслом является незатейливо желание насмешить читателя, я отключаюсь. Мне нужно, чтобы что-то происходило, чтобы был сюжет, неожиданный ход, поворот мысли. Именно поэтому многие мои вещи очень короткие. Я считаю, что текст должен кончаться там, где кончается мысль. Сказал – и все, а специально смешить я никогда никого не пытался.

- А люди, между прочим, смеются...
- Мне объяснили, что они смеются, потому что у меня ситуационный юмор. Я создаю некий видеоряд, у человека включается воображение, он понимает комизм ситуации и как бы становится соучастником рассказанной истории. Я даю толчок, а дальше работает воображение.

А вообще-то я не шутящий человек. Я беру из жизни или придумываю какую-то историю, и лишь слегка ее подкрашиваю. Мне кажется, это интереснее и для читателей, и для зрителей. Да я по-другому и не умею.

- Кстати о зрителях. Жительница Кронштадта спрашивает, не планируете ли вы выступить там во время юбилея города.
- Почему бы и нет. Я как-то очень давно в Кронштадте выступал. Помню сам факт, но не помню, где и что было, а вообще-то гастроли – часть моей жизни. Пригласят - приеду.

- Как вы относитесь к обезьянам?

• Поскольку они наши предки, то, как ко всем старшим, я к обезьянам отношусь с большим уважением.

- Вы все-таки считаете, что мы произошли от обезьяны?
- Ну, в этом убеждено столько умных людей, но больше всего на меня повлияла одна замечательная картинка, я ее никогда не забуду: идет обезьянка, потом постепенно распрямляется, лишается части волос, откидывает голову назад и в конце концов получается человек. Очень логично и убедительно, хотя черт его знает, как было на самом деле. Тем не менее у нас с обезьянами очень много похожего. Они так же забавны, как и мы.

- Что вы ждете от года обезьяны?
- Это год обезьяны? Я не кокетничаю, я и впрямь не знал. Понимаете, я никогда всерьез не принимал ни гороскопы, ни предсказания. Думаю, насчет года Обезьяны существуют какие-то правила. Надо носить что-то такое, не есть чего-то такого, не встречаться с теми и теми-то и по пятницам ложиться спать на правом боку. Конечно, я сейчас говорю ерунду, но в принципе любые предсказания строятся именно так. Что до нового года, то какому бы зверю он не принадлежал, пусть все будет тихо и мирно, и пусть наладится погода, а то сейчас на улицах творится что-то совершенно отвратительное. Если обезьяна сможет что-то исправить, я буду ей весьма признателен.

- Раз мы заговорили о животных, то скажите: живет у вас кто-нибудь или нет?
- У меня живет большой королевский пудель Брюс, мой соавтор и товарищ. Его знают не меньше, если не больше, чем меня. Жаль, его сейчас нет. Он довольно крупный и безумно грациозный - у него гарцующая походка, и он похож на лошадку. Люди, когда его видят, улыбаются. Если мы идем по улицы, то все от бомжа до владельца «Мерседеса» ахают, какой он красавец.

Сначала я думал, что сии возгласы относится ко мне, потом посмотрел на себя в зеркало и понял, что это вряд ли, а вот Брюс достоин. Людям вообще свойственно радоваться, когда они видят собак и лошадей, нас тянет к этим существам, а мой друг сочетает в себе и собаку, и лошадь, что повышает его рейтинг среди населения.

- Ну а что вы думаете о кошках?
- Практически ничего. Если человек всю жизнь прожил с блондинкой, странно спрашивать его, как он относится к брюнеткам. Раз живет с блондинкой, значит именно их и предпочитает. Если человек всю жизнь держит собак, зачем ему кошки, а я предпочитаю собак. Брюс у нас второй, а вообще-то собаки в нашем доме живут уже двадцать с лишним лет. А вот кошек в этой жизни у меня, скорее всего, уже не будет. Мне вполне хватает собак, они мне как-то ближе. Эти существа, как мне кажется, более искренние, хотя мне интересны и другие животные. У тех же кошек есть свои достоинства, но они другие.

- Семен Теодорович, народ хочет знать, как вы относитесь к, скажем так, раскованному юмору вообще и передаче «Аншлаг» в частности.
- Та же история, что с кошками и собаками. Я довольно далек от «Аншлага» и никогда в нем не выступал. Мой юмор другой, и мне не всегда интересно то, что делается в этой передаче. Тем не менее нельзя забывать, что «Аншлаг» имеет очень большой рейтинг, его смотрит очень большое количество народа.

У нас огромная страна, люди разные, чувство юмора у всех разное. Если кому-то становится хорошо и весело, когда он смотрит эту передачу, пусть он ее и смотрит, если кому-то не нравится, он может не смотреть.

Мы все время забываем, что у телевизора есть огромное достоинство – его можно выключить. Это такое удобство, а у нас предпочитают сидеть, смотреть, возмущаться, а потом звонить друг другу:

- Ах, это было так ужасно, так пошло... А ты не смотрел?
- Смотрел. Это – ужас, куда только мы катимся...

Да не смотрите вы, не тратьте время на то, от чего вас тошнит, не поднимайте ему рейтинг. Слава Богу, выбор теперь есть.

- Трудно не согласиться, но все-таки хочется услышать от вас оценку самой передачи.
- Человек должен держать себя в определенных границах. Собралась мужская компания, выпили, пошутили. Шутки, само собой, соленые, грубые, ну и пусть им. Компания, в которой присутствуют женщины, уже накладывает определенные ограничения, в ней кое-чего говорить не стоит. Если ты выходишь в зал, где сидит тысяч пять народа, вещей, которых лучше себе не позволять, становится еще больше. Ну а когда человек вещает на многомиллионную аудиторию, он должен понимать, что перед экранами сидят женщины, пожилые люди, дети. Внучки мои сидят, и мне очень не хочется, чтобы они кое-какие вещи слышали. Бывало, я при всей моей невозмутимости, чуть ли ни с матом, выключал телевизор, потому что даже пошлость имеет свои границы, а у «аншлаговцев» порой зашкаливает и сильно.

Нельзя "ложиться под публику", нужно держать определенный уровень. В этом смысле мне очень дороги слова Добродеева, сказавшего, что мой юмор намного выше среднего, и я за собой подтягиваю аудиторию. Для меня это очень важно.

*- Тупого, дегенератского смеха на ваших концертах и впрямь не слышно. *
- Видимо, ко мне ходят с другой целью. В принципе нас (я имею в виду людей, работающих на сцене в жанре юмора) становится все больше. Новые авторы, правда, не появляются, но молодых актеров очень много. У людей есть выбор, зрители знают, на что они идут, и представляют, что будет происходить. Редко бывает, чтоб на афишный концерт забрел человек, не понимающий, что здесь делает он и что здесь делаю я. Я все-таки уже не новая фигура, люди знают и мой однообразный, бубнящий голос, и мрачную физиономию. У меня сложился какой-то странный имидж мрачного комика. Непонятно, как я читаю смешное. Они смеются, а я стою с похоронным лицом, что воспринимается, как трюк.

- Ну, голос у вас, положим, и впрямь довольно специфический...
- Голос у меня неправильный, мне об этом врач сказал. Я говорю утробно и, кстати, очень устаю во время концерта, так как у меня не поставлено дыхание. Но в моем голосе присутствует нечто малопонятное, даже не знаю, как сказать... Когда на «Авторадио» крутили мои коротенькие фразы, это возымело весьма странное действие. В результате проведенного станцией опроса выяснилось, что мой голос мужчин успокаивает, а женщин возбуждает. И это я слышу не в первый раз. Помню, когда я очень давно работал в ленинградском Доме Актера, раздался звонок. Я снимаю трубку, женский голос:

- Будьте добры Николая Ивановича.
- Вы не туда попали.
Пауза. Потом:
– Не бросайте трубку, поговорите еще.

*- Раз уж вы заговорили об этапах вашего пути, расскажите, как все начиналось. *
- В институте начиналось. Мы на первое апреля такое устраивали! Это действительно были шутки. Потом, непонятно почему, меня начали печатать. Сначала коротенькие фразы в «Литературке», потом масштаб начал потихоньку нарастать. Но я всегда делал и делаю различие между шуткой и осмысленным произведением, в котором хочешь что-то сказать. Я почти в каждой истории что-то вижу, как-то это изображаю и надеюсь, что это кому-то интересно.

Судя по реакции, это мне удается. Более того, потом люди начинают мне рассказывать, что я имел в виду. Помню, для спектакля Аркадия Райкина я написал незамысловатую историю про журавлей и коров. Так мне предложили шесть (!) ее трактовок.

- А что за история?
- История о том, как коровы попытались идти журавлиным клином, и что из этого вышло. Так вот, шутка, она не позволяет разночтения, над ней или смеются, или не смеются, но понимают одинаково. А если есть различные трактовки, то это нечто более весомое. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

Беседовала Вера Камша,
Фонтанка.ру