ЭКЗАМЕН ДЛЯ ПОКЕМОНА

Итак, в наших школах отменили вступительные экзамены в первый класс. Случилась победа разума над плебейскими нуворишескими амбициями. Средняя школа нам громко напоминает, что является оплотом национальной культуры и не станет больше делить малолетних детей на чистых и нечистых. Правда, некоторые школы оправдываются и смиренно объясняют такой крутой поворот к здравому смыслу досадными объективными причинами: мол, они бы и рады продолжать делить, но детей 90-х годов рождения в Петербурге так мало, что делить уже некого и придется учить «самых обычных» («извините, вместе с вашими»?). Но это, в конце концов, неважно. Важно, что появился закон, который четко определяет отношение общества к образовательному старту семилетнего ребенка.

Советская школа жила по здравому принципу «Пусть расцветают все цветы». Закон о всеобуче работал с 1-го класса по 10-й — учили всех. А что «по микрорайону» — никто и не удивлялся: зачем же малому ребенку ехать за тридевять земель? Хотите добираться чуть дальше — пожалуйста, можно и в английскую школу того же района. В нашем классе учились дети разнорабочих и «советской интеллигенции». И вышли из него — врачи, продавцы, учителя, люди разнообразных творческих занятий и несколько жителей США. Половина из нас не умела читать к началу 1-го класса, половина разучилась теперь. Учили нас всех одинаково: «Скажи-ка, дядя». Что такое валентность, помнят единицы. Английский не забыл никто. Словом, спасибо школе: она приняла нас такими, как есть, и выпустила, какими могла.

Советская школа всем своим видом давала понять, что особо полагаться на нее не стоит, что она по сути такое же заурядное и обобщенное явление, как советский магазин. Школа «вообще», магазин «вообще», а церковь (то есть личность) — в себе.

А потом изменилось время. Время создало, выделило социальный слой, обладающий достатком, по недавним меркам просто бешеным. И представители этого слоя встали перед необходимостью окружить себя игрушечной атрибутикой, ясно, как на параде, подтверждающей наличие достатка. Мало иметь то или это — надо еще ходить за этим не в магазин вообще, а в «бутик» или «супермаркет». Иначе — чем ты отличаешься? Время пошло навстречу социальной необходимости — настало время вывесок. Парикмахерские превратились в салоны, сберкассы — в банки, ремонт — в сервисное обслуживание.

Ни во что иное не могли превратиться только дети. Но тут на помощь их родителям пришли школы! Школы чутко угадали потребность нового контингента отличаться от нечистых — и тут же к услугам чистых выросли гимназии, лицеи и колледжи. Платные — хорошо, но не так интересно. Смутное ощущение подсказывало нуворишам, что престижность ребенка определяется не только количеством вложенных в него денег, но и его собственными интеллектуальными победами. Победу надо ковать. К семи годам ребенок уже должен победить. Где? Где то поле, на котором должен сражаться и завоевать свое право чистого семилетний малыш? И вот тут-то начались конкурсы в начальную школу. Тут-то все желающие получили последний и самый заманчивый атрибут своего отличия «по жизни».

На самом деле единственный экзамен, который может сдавать ребенок в семь лет, — это экзамен на адекватность, и сдается он весь 1-й класс, а то и дальше. Адекватность — это умение общаться с окружающим миром на равных. Все прочие знания, которые так свирепо требовались на конкурсных экзаменах, хороши, только если совпадают с общей адекватностью и помогают ребенку жить. Прочие знания — бесполезны, и бесполезно их учитывать при поступлении в школу: ребенок может осмысленно оперировать только той информацией, которая существует в контексте его повседневной жизни. В этом смысле ребенок, целый день проводящий вместе с мамой в ларьке за прилавком, — более цельная и полноценная личность, чем тот, который, пока мама в ларьке, изучает на подготовительных курсах правописание «жи-ши». В традиционных культурах маленький ребенок непринужденно обучался навыкам, являвшимся частью жизни его дома. Для него не существовало некоего отдельного знания, да он бы с ним и не справился, как не справляются сплошь и рядом современные дети: для них непосильны стихи Пушкина, лепка под музыку, хореография, декламация и шахматы на английском, если мама с папой целый вечер смотрят телевизор. Ребенку в такой семье все равно ближе будет покемон. А в 1-м классе, зная наизусть глубину Марианской впадины, он, например, посреди урока встанет и куда-нибудь пойдет — потому что за деревьями так и не увидел леса, потому что не обучен быть адекватным. В дворянских семьях дочка оттого училась музыке, что вечерами музицировала мама. А наша мама, читая Cosmopolitan, хочет, чтобы домашний учитель научил дочку до школы читать Ларошфуко. По-французски. Но ей все равно ближе будет покемон — потому что она мамина дочка. Она ответит на экзамене количество эрмитажных лестниц и скульптур в Летнем саду, но на этом экзамене не будет победителей — будет только ребенок, изумленный противоречием между домашним укладом и странным требованием к собственной памяти («так это и есть школа?»). Победителем на экзамене был мальчик, который на вопрос компьютера: «Апельсин, банан, яблоко — что это?» ответил: «Натюрморт».

Рассказывают, что однажды к первому советскому наркому просвещения Луначарскому обратился простодушный человек с вопросом: «Какой институт мне надо закончить, чтобы стать интеллигентным человеком?» Нарком ответил: «Неважно, какой, но этих институтов необходимо три: первый должен закончить ваш дед, второй — ваш отец, а третий — вы сами». Отмена конкурсов в 1-й класс отменила социальную блажь сваять «интеллигентного человека» из того, что есть, но — к семи годам. Перед теми, кто искренне желает успеха своим детям, открылся долгий и достойный путь — и на него можно смело ступать, не смущаясь незнанием отрицательного числа.

Наталья Пахомова, "Час Пик"