Автор: «Фонтанка.ру»
«Фонтанка» поговорила с председателем Заксобрания Петербурга Александром Бельским о том, какие ошибки прошлого решит новый Генплан, на что пойдет триллионный бюджет города, правда ли, что в Петербурге все так плохо со строительством метро, и зачем глава парламента ездит в Мариуполь.
— В среду, 22 ноября, было знаковое заседание Законодательного собрания: принят в первом чтении Генплан города, прошел второе чтение бюджет следующего года с поправками и продлевается мораторий на закон о комплексном развитии территории. Не для профессионалов — что такое Генплан?
— Фактически это план развития нашего города. [В нем заложены] важнейшие параметры, которые интересуют людей: касательно развития транспортной инфраструктуры, метрополитен, о котором неоднократно говорили, увеличение трамвайных путей. [Трамвай] становится бесшумным, экологическим транспортом, который перевозит достаточно большое количество людей, если мы говорим, например, об удаленных районах. Также оговаривается, какое количество жилья у нас будет построено, во что превращается наш город. То есть мы придерживаемся того, что у нас должны остаться промышленные территории, где будут развиваться производства. В новом Генеральном плане [промышленные зоны] у нас увеличиваются, по-моему, на 600 с чем-то гектаров. Кроме того, количество социальных объектов, школ, детских садов, объектов здравоохранения. Надо основные эти параметры установить, чтобы мы четко понимали, где и каким образом будет развиваться город, где у нас появятся новые зеленые территории, парки, скверы. Это все учтено в Генеральном плане.
— Генплан — это основной документ развития города на ближайшие 28 лет. До 2040-го и с перспективой до 2050 года. Предыдущий Генплан принимался 20 лет назад, в 2003 году. И с тех пор, насколько я помню, туда постоянно вносили поправки.
— Ну да, конечно. Когда рассматривали сейчас Генеральный план, учитывались те проблемы, с которыми мы столкнулись. Которые мы решаем только сейчас. Мы к 2025 году только выйдем на плановое строительство, в том числе социальных объектов, детских садов, школ и объектов здравоохранения. У нас же было принято решение, что мы можем практически всё застраивать. Посмотрите, у нас промышленные территории дорогие, у которых были же дорожные пути подведены, электричество. Мы это просто взяли и застроили. А как застраивали? Фактически не учитывая то, как должен планомерно развиваться город, какое количество там должно жить людей, ограничения по высотности. Мы в принципе должны учитывать ошибки того Генерального плана, который был принят в 2003 году.
— То есть следует ожидать, что впредь документ правиться так не будет?
— Конечно, жизнь идёт, и наверняка будут моменты, связанные с тем, что что-то нужно будет подправить. Но это концепция, каркас, уже сформированный на сегодняшний момент. Как один из примеров я могу привести один из вопросов, который вы перечисляли, — это закон о КРТ, мораторий на который мы продлили ещё на год. В Генеральном плане один из вопросов по КРТ связан с очень чётким и жёстким ограничением по высотности. Соответственно, многие вопросы, которые беспокоили людей, что завтра к ним придут и начнут строить такие же высокие дома, как, например, в Москве (там по 22–23 этажа первый дом и так далее), в которые нужно всех переселять, — мы это исключаем уже на стадии разработки Генерального плана.
— У нас второй год бюджет города больше того самого триллиона, к которому стремились. Доходная часть предусмотрена в порядке 1,113 трлн рублей. Расходная часть на 10% больше. Замечательные цифры. А что мне вот с этого триллиона перепадет?
— В первую очередь, конечно, выполнение социальных обязательств, которые у Петербурга очень высокие. Это касательно наших людей взрослого возраста, всех пособий детских и льгот, которые у нас предусмотрены, в том числе и субсидии на транспорт, на питание. Это все включает в себя наш бюджет. Дальше важный аспект — это адресная инвестиционная программа. На три года заложено больше 600 миллиардов рублей. Это строительство школ, детских садов, здравоохранения. Ещё следующий год у нас будет годом, когда мы всё-таки ещё сокращаем дисбаланс, который сейчас существует. Порядка 30 объектов будут открыты в следующем году. А также закупки транспорта, обновление нашего подвижного состава (в том числе это троллейбусы, трамваи, метрополитен), развитие транспортной инфраструктуры, ремонт дорог. У нас ушли маршрутки, теперь мы видим замечательные бирюзовые автобусы, которые ездят по городу. Совершенно другое ощущение.
— Я как простой горожанин замечу, что, на мой взгляд субъективный, качество дорог за последние годы действительно не стало лучше. Это раз. Пресловутые трубы в центре города, теплосети, которые рвутся в одних и тех же местах. Не то что из года в год, а по несколько раз в год. Это вызывает какую-то уже жуткую оторопь каждый раз, когда это видишь. Про школы — да, их много строится, но в некоторых местах мы постоянно получаем сигналы от читателей, которые говорят, что не хватает, далеко ездить и так далее. Ну и метро — это тоже наша боль, потому что когда мы слышим, сколько станций открывается в год в Москве…
— Что касательно дорог — на это внимание обращено. Сейчас мы этим занимаемся. По школам — мы действительно дефицит хотим этот убрать в 2025 году, в следующем году постараться выровнять эту ситуацию. Действительно, есть районы, в которых школ не хватает. Я могу сказать, что в этом году мы открывали школу в Пушкинском районе. Там люди до этого возили своих детей на автобусе. К сожалению, такова была ситуация. Мы прекрасно понимаем, что Шушары так застраивались — без возможности людям учиться. Это были дешевые квартиры. Люди же, когда покупают квартиры, они же не смотрят — потом будет построен детский сад, школа, торговый центр, еще что-то. Просто дешевая квартира. Что касается метрополитена и сравнения с Москвой. Я приведу слова, которые говорил в прошлом году [мэр Москвы Сергей] Собянин. Он сказал: «Я прекрасно помню, как вы меня критиковали за метро. В первые пять лет я построил одну станцию метро». Когда он пришел, [это было] начало реформирования строительства метрополитена. Подготовительный процесс, который был очень важен, за эти годы мы сделали. Сейчас мы фактически выходим на то, что будем строить станции метро, открывать их. Это будет уже нормальная, планомерная работа. А до этого фактически мы создавали фундамент для того, чтобы идти дальше. Сергей Семёнович занимался тем же самым в первом периоде времени.
— Не секрет, что из бюджета Петербурга направляются средства на новые территории, и известны попытки депутата Вишневского добиться раскрытия информации, потому что эта цифра на сегодняшний день неизвестна.
— Известна. Это лукавство — то, что говорит Борис Лазаревич. Он все цифры видит как депутат Законодательного собрания, они к нему приходят. Они приходят с грифом ДСП, но у него как у депутата есть доступ ко всем цифрам. Он знает вообще всё до копейки, что куда потрачено, просто он хотел бы на своей страничке выложить эту информацию, с определенными своими комментариями еще.
— Для меня это новость. Я ему на это укажу. Не спрашиваю про конкретную цифру, но можно хотя бы некое представление дать нашей аудитории, какого порядка эти цифры?
— По цифрам сказать не могу. Точно так же, как Борис Лазаревич, получаю это всё с грифом ДСП, это для служебного пользования. Но по количеству объектов, которые Петербург строит, — в Мариуполе мы строим больше всех. У нас самый большой район, который мы восстанавливаем, — это Октябрьский. И мы здесь не скрываем, вся информация есть в СМИ. Там порядка 48 объектов, которые мы уже восстановили и восстанавливаем. Это общежитие, больница, это онкологический центр, который построен, включая всё оборудование, которое там есть, Дворец пионеров вместе с бассейном. Достаточно большой объем, который делает Петербург. Могу сказать честно, я бываю в Мариуполе, и, конечно, к Петербургу отдельное отношение.
— Когда вы там последний раз были? Сколько раз за полтора года?
— Не один раз. Говорить не буду. Я стараюсь часто туда не ездить. Это где-то было порядка пяти раз за последний год. Наверное, больше половины депутатов Законодательного собрания там бывают. У нас устроено таким образом: примерно где-то раз в месяц — полтора раза в месяц у нас обязательно кто-то там бывает.
— Я знаю, что вы ездите не только в Мариуполь, но ближе к передовой.
— Поэтому я и не говорю, какое количество раз я туда езжу.
— Вы ездите с чем?
— В основном, конечно, это связано с поездками к нашим ребятам на передовую. Там у нас есть свой полк, за который отвечаем, — Ленинградский полк. В первую очередь, конечно, это с гуманитарными всеми вопросами, которые есть. [С тем, что] просят уже непосредственно.
— А что просят?
— Разное. Конечно, бытовые вещи — вопросы решенные. Но есть расходные материалы <...>. В первую очередь это связано с транспортом <...>. Это специфические просьбы, связанные непосредственно с определенным оборудованием на территориях, с квадрокоптерами, с каким-то дорогостоящим оборудованием, с тепловизорами, [приборами] ночного видения.
— Это какие-то внебюджетные средства?
— Какие-то средства внебюджетные, какие-то идут через соответствующий фонд, который есть в Петербурге. То есть это совместная работа и правительства, и депутатов Законодательного собрания. Большое количество людей, которые помогают. Есть и компании, и организации, которые готовы переводить. Не все могут в больших объемах платить, покупать автомобиль, еще что-то. Но каждый хочет помочь, поэтому мы такую возможность должны всем предоставлять.
— Если вы встречаетесь с мобилизованными, они спрашивают насчет отпусков или когда домой?
— Они сами владеют вопросом, у них все это организовано, это зависит не от нас.
— Сейчас [у Ленинградского полка] новый командир?
— Сейчас новый командир полка. К сожалению, наш первый командир полка, Денис Александрович, погиб. Он получил ранение тяжелое и, к сожалению, скончался. Командир полка должен был к нам приехать месяц назад в отпуск, но, к сожалению, его отпуск отменили.
— Что изменилось в городском парламенте после начала СВО? Поменялось ли что-то?
— Я могу говорить не столько за парламент, хотя парламент — это тоже определенное отражение общества. В принципе, наше общество изменилось за период СВО. Ценности стали другие, люди по-другому немножко воспринимают жизнь. Люди четко понимают, если мы говорим про ребят, которые находятся на передовой, что они уходят туда защищать Родину, они реально сталкиваются с тем, что они могут погибнуть <...>. Вы знаете, совсем недавно получил ранение зампредседателя комитета по молодежной политике, Иван Есипов, он восстанавливается здесь, в Петербурге, поэтому все очень четко, жизненно и понятно, то есть без какого-либо популизма, словоблудия. Мне кажется, что в этой части и депутаты наши, и все общество очень четко понимает, что на сегодняшний момент мы находимся в достаточно серьезном противостоянии, из которого мы должны выйти победителями, потому что если мы говорим о том, что из такого противостояния страна любая (я сейчас не говорю — Россия), если она выходит, проиграв, — это трагедия для любой страны. В сегодняшний момент, конечно, наша задача стоит — это помогать. Каждый на своем месте должен, понимая, в каком состоянии находится страна, на своем месте отрабатывать на все сто процентов. Мне кажется, это то, что сейчас отражает и парламент Санкт-Петербурга. Каждый на своем месте старается работать так, что и за себя, и за того парня. Кто-то на передовой, а у нас такая служба. У каждого свои задачи.
— А вы за всех депутатов сейчас говорите?
— Абсолютно за всех. Даже за оппозиционных. Как бы они ни высказывались по поводу своего отношения, но все они четко понимают и разделяют волю государства.
— Про наш городской парламент говорят, что он зависим от исполнительной власти. Потому что, что касается любых поправок, которые вносит Смольный, любых инициатив, они в общем проходят на ура. Даже не могу припомнить, отклонялось ли что-то за последние годы. Почему?
— А в предыдущие годы что отклонялось? Могу сказать — ничего не отклонялось.
— Если вспомнить чуть более ранний период.
— Давайте откатимся на 20 лет назад, когда была другая страна и совершенно по-другому формировался парламент. Количество людей в парламенте было другое, по другим принципам своим жизненным они туда шли. Да, сейчас в парламенте меньше популизма какого-то, но в целом это не значит, что мы принимаем все, что идет от Смольного. Настоящая большая работа ведется в комиссиях, в кулуарах. Мы очень много обсуждаем вопросов. Именно исходя из этого у нас достаточно большое количество [законопроектов, которые] вносят все фракции. Пожалуйста. Как раз это говорит о том, что мы внутри достаточно подробно прорабатываем всё. Это не значит, что мы со всем соглашаемся. Глупости это всё.
— Политика вообще сейчас есть?
— Есть, конечно. Вы же сейчас со мной общаетесь, с настоящим политиком.
— Тогда вопрос как в прошлом политическому вице-губернатору. В следующем году у нас предстоят выборы, причем разных уровней. Александр Дмитриевич Беглов пойдет на выборы губернатора?
— Надеюсь. Я вижу, что ему нужно идти на выборы. Я вижу те задачи, которые в городе решаются. Я все-таки большую часть своей жизни занимался бизнесом. Поэтому для меня очень важна оценка эффективности работы любого управленца по конкретным критериям. Когда Александр Дмитриевич пришел, наш бюджет был меньше 600 миллиардов. Сейчас мы говорим о триллионах. Он (Беглов. — Прим. ред.) запустил три сложнейшие реформы. Транспортная реформа — мы видим кардинальные изменения. И с точки зрения того, что у нас нет маршруток, и вопросы, связанные с платными парковками, и с увеличением, ускорением трафика в центральной части нашего города. Мы первые в стране решаем вопросы дольщиков. Вопросы, связанные с социальным дисбалансом. Мы настолько привыкли, что у нас в этом году открылось 20 объектов образования, и всё как само собой разумеющееся. Вы вспомните еще 3–4–5 лет назад исполнение АИП (Адресная инвестиционная программа. — Прим. ред.) по 30% — и все радовались. А сейчас у нас 90%. Или если говорим о том, насколько безопасно жить в нашем городе. Да, действительно большие средства потрачены на камеры, которые у нас установлены. Но уровень раскрываемости преступлений за 90% сейчас. <...> Просто команда, которую создал Александр Дмитриевич, работает очень эффективно. Если мы смотрим с точки зрения эффективности работы, то это, наверное, один из самых эффективных управленцев, которые есть в нашей стране.
— Еще про выборы. Еще раньше, чем губернаторские выборы, у нас президентская кампания. Вопрос: будет ли в Петербурге электронное голосование?
— У нас электронного голосования не будет.
— Еще одни выборы следующего года — муниципальные. Что у нас с муниципальной реформой?
— Пока ничего. На сегодняшний момент мы обсуждаем это в муниципальном сообществе. Для того, чтобы ее проводить, я неоднократно говорил: здесь должно все сообщество муниципальное быть к этому готово. Я всегда был сторонником того, чтобы сделать меньшее количество муниципалитетов. Но на сегодняшний момент очень многие вопросы требуют достаточно серьезной проработки. Муниципалы отвечают у нас за опеку и попечительство, а это такая достаточно серьезная, большая работа.
— Люди, которые сталкивались с этой системой, отмечают, что она очень забюрократизирована. У нас есть в редакции люди, сотрудники, которые усыновляли, удочеряли детей, брали под опеку. И это такой бюрократический конструктор.
— Он такой и должен быть. Для ребенка трагедия, когда его бросили. Неважно, в какой период: в одну неделю он родился — и через две недели его забрали уже родители, для него всё равно это серьёзный стресс, когда ребёнка бросают. Но эта трагедия усугубляется вдвойне или втройне, если это происходит повторно. И как раз вопросы бюрократии, они как раз под собой подразумевают, в первую очередь, выявление тех возможностей, может ли человек усыновить, готов ли он воспитывать этого ребенка. Поэтому, как и женщина, которая рожает, в течение девяти месяцев мучается, и потом конечный итог всего этого мучения — это роды ребенка, так и здесь — нужно пройти определенные моменты, связанные с тем, чтобы ты мог усыновить ребенка. Что это не просто покупка в магазине, это действительно серьезная, ответственная задача. Это так кажется [что система забюрократизирована], но я считаю, что так это и должно быть. Я бы там ничего не упростил, скажу вам честно. Я знаю все этапы этого прохождения. Ничего бы не упростил. Может быть, больше бы добавил какой-то психологической помощи. Это важно, потому что все-таки это детишки особенные. Извините, что я…
— Нет, всё это важно, это интересно. Вопрос еще, связанный частично с финансированием муниципалитетов. В бюджете на будущий год огромная сумма, сколько-то миллиардов, если я не ошибаюсь, на благоустройство.
— 4,7 миллиарда.
— Никогда таких цифр не было. Это конкурс среди муниципалитетов. Ряд муниципалитетов жалуется, что они получали раньше деньги на благоустройство, а теперь они их не получают. Почему так происходит?
— Действительно, сумма была гораздо меньше того количества проектов, которые заявили в муниципалитетах. У нас всегда была проблема с проектами, муниципалитеты всегда были не готовы с точки зрения проектировки. То есть у нас с этим вопросом достаточно серьезно... Сейчас финансирование идёт через комитет по благоустройству, занимается этим [замглавы комитета Лариса] Канунникова, и все проекты муниципалы защищают. Так получилось, что в этот раз действительно проектов было в два раза больше, даже с учётом того, что губернатор пошёл навстречу и в своей поправке — сейчас во втором чтении мы принимали — добавил ещё 1,2 миллиарда на это. Поэтому сейчас ситуация немножко изменится, кому-то еще прибавится, но кого-то не смогут удовлетворить полностью, потому что я знаю, что некоторые муниципалитеты приносили по два, по три проекта. А когда я был главой муниципалитета, я помню, что там и одного проекта-то было с муниципалитета не получить. Сейчас ситуация изменилась, но это как раз говорит об эффективности работы. И второй момент очень важный: с 1 января вступает в силу новое законодательство на тех землях, которые муниципалитетам принадлежать не будут. Это может быть расценено Контрольно-счетной палатой как нецелевое использование денежных средств. Поэтому эти проекты тоже не будут участвовать в конкурсе.
— Закон о комплексном развитии территорий. То есть речь, грубо говоря, о реновации хрущевок. В позапрошлом году на закон был в первый раз наложен мораторий. Сейчас этот мораторий снова продлевается. Но, тем не менее, сам закон остается. Где произошел затык с изменением в закон на федеральном уровне, который готовило петербургское Законодательное собрание?
— Затыка еще никакого не произошло. Просто, к сожалению, мы были очень оптимистичны, когда создавали штаб, — что мы действительно можем очень быстро отработать. Но когда мы говорим о большом вовлечении людей в этот процесс, он просто растянулся. Мы только летом закончили все приготовления к тому, чтобы мы могли пойти дальше. Мы отослали это в совет законодателей, получили от них сначала такой не очень положительный ответ, нужно было кое-что доработать. Доработали. Сейчас внесли это в Государственную думу. И сейчас рассматриваются новые поправки в этот закон (это безотносительно наших просьб, вносятся изменения на федеральном уровне) — и мы туда тоже направили свои предложения.
— Как вообще вы оцениваете работу городского общественного штаба по КРТ, который был создан как раз, когда волнение, обеспокоенность горожан вышли в острую фазу?
— Я считаю, что у нас получился такой новый формат взаимодействие власти с людьми. Да, он такой был где-то веселый, где-то тревожный, но такова наша жизнь. Я считаю, что, в принципе, этот формат выдержал свое испытание. Да, может быть, кому-то из коллег, из депутатов не очень нравилось, потому что нужно общаться с людьми, нужно находить какие-то точки соприкосновения, компромисса. А где-то невозможно найти компромисс. Вы знаете, у нас есть небольшая группа, которая в принципе просто вошла в штаб, но она в нём не работает, она просто всё время приходит и протестует. Но раз уж мы сказали, что у нас все должны пройти в этот штаб... Но вообще, этот формат взаимодействия, в принципе, мне очень нравится. Я думаю, что такие вопросы спорного характера, или вопросы, которые должны обсуждаться, прежде чем приниматься, жителями города, — такой формат может быть использован. Мне кажется, что от этого есть определенный положительный эффект. Скажем так: я бы продолжил эту работу — и безотносительно только КРТ. В других вопросах, которые, может быть, требуют такого большого обсуждения с людьми, оставил бы. Мне понравилось.
— Я недавно, честно говоря, с удивлением узнал, что у нас еще, оказывается, в городе действуют ковидные ограничения. Мне это было удивительно, казалось, ковид где-то в далеком глубоком прошлом, да, и эти ограничения. Речь даже не только про митинги и все прочее, но, например, про формат общественных обсуждений, на который тоже распространяются эти ограничения. Не кажется ли вам это несколько странным?
— Давайте так. То, что касается формата обсуждений. Здесь история с митингами не связана. То, что касается формата публичных обсуждений. Я в них сам участвовал неоднократно. Я приведу вам пример публичных слушаний в Сестрорецке. Приходила администрация района, заинтересованные лица, которые выносили какой-то проект, депутаты местные, я, как местный депутат, туда приходил, два-три оппозиционера местных, и жителей практически там не было. Я честно говорю, как было, обманывать не буду.
Формат, который предложен сейчас, стал более массовым, большее количество жителей узнают о тех проектах, которые собирается делать город или район. Большее количество жителей участвует в обсуждении. Они могут разобраться спокойно, сидя дома, что это за проект, затрагивает ли он их. Они могут послушать эти общественные слушания, если им нужно подключиться. Поэтому я считаю, что здесь, если мы говорим с точки зрения эффективности, то эффективность увеличилась. И я думаю, что эти форматы должны распространяться.
— С ковидными-то ограничениями что делать?
— С ковидными ограничениями — это к органам исполнительной власти.
— Тогда у меня последний вопрос как к бизнесмену. Вот мне говорят, что активисты на днях у вас заметили ремень, не побоюсь этого слова, «Бриони» (я и слов-то таких не знаю), который стоит какие-то десятки тысяч рублей. Где вы покупаете ремни?
— Ремни, как и все, покупаю в магазине. Объективно говоря, в основном, конечно, это старые запасы.
— С бизнесовых времен? Сейчас «Бриони»-то это уже и не найти, по-моему.
— Да, здесь не купить у нас. Но как есть. А чего делать? Нравится.
