ПоделитьсяСанкции, сложности с логистикой и валютными операциями, казалось бы, отодвинули ESG-повестку и, в частности, вопросы экологии на дальний план. Однако бизнес не отказался от своих наработок, так как это позволяет экономить. При этом возросла потребность в отечественных технологиях, в частности связанных с утилизацией и переработкой отходов.
В 2020–2021 годах в России было принято несколько законов и запущено несколько проектов на федеральном уровне, поддерживающих «зеленую» повестку в развитии экономики и энергетики. Однако с начала марта часть из них была поставлена на паузу, чтобы снизить нагрузку на предпринимателей. В то же время на ПМЭФ-2022 вице-премьер Виктория Абрамченко говорила о раздельном сборе мусора и отказе от пластиковой одноразовой упаковки, а значит, экологическая повестка все-таки не забыта полностью. О том, что сейчас происходит с законодательной базой и на практике в сферах, связанных с экологией, обсудили участники круглого стола «Фонтанки».
— У нас не поменялось ничего, мы как развивались в рамках ESG-повестки, так и продолжаем, — говорит директор по стратегическому маркетингу и развитию бизнеса Lindström Ирина Киуру. — В апреле мы запустили проект для сотрудников по переработке и повторному использованию личного текстиля совместно с проектом Tolkovo. На экологию у нас завязаны многие KPI в компании — на то, чтобы снижать углеродный след и, в первую очередь, уменьшать потребление ресурсов: воды, электричества, химии, которую мы используем, — снижение за последние годы составило 30–50%. Конечно, сейчас экология не является основным вопросом в переговорах с потенциальными клиентами, но если компании переориентируются с западных рынков на восточные, то тема экологии для них довольно актуальна.
По ее словам, стремление снизить все затраты на экологию, чтобы пережить кризис, — это первая, зачастую необдуманная реакция, так как вложения в экологические инициативы в будущем принесут плюсы. «Но мы видим риторику на высшем уровне, что мы не будем отходить от ESG, не выйдем из Парижской конвенции и все федеральные программы продолжаются, — отметила Ирина Киуру. — И мне кажется, что, как бы ни снижались требования со стороны властей, миссия компаний — чтобы процесс не останавливался».
Экология, например, может стать и новым направлением в деятельности бизнеса. Как рассказал Николай Воронков, руководитель садово-паркового хозяйства ООО «Про клининг», компания занимается профессиональным клинингом жилых кварталов — уборкой территорий и помещений.
— Работая, мы начали погружаться в проблему, непосредственно не касающуюся нашей деятельности, — а именно отсутствие зеленых насаждений на территориях, — отметил Воронков. — У нас жилые комплексы по 20–30 этажей, очень уплотненные, масса населения большая. И нам пришла мысль попробовать сначала на своих объектах, а потом предложить городу увеличить количество зелени во дворах.
В качестве ресурса выбраны контейнерные площадки, которые существуют почти в каждом дворе, — предлагается вокруг них устанавливать зеленые экраны, высадив крупномерные хвойники, а вторым ярусом — более низкие. Таким образом формируется вечнозеленая зона. В проект «Зеленый экран» также входит обучение инженерно-технического персонала уходу за зелеными насаждениями, сотрудничество с Лесотехнической академией, а также мастер-классы для детей и взрослых, интересующихся тем, как ухаживать за зелеными насаждениями.
— Мы считаем, что решения по ослаблению экологической повестки несут вред, так как это не решит проблем предприятий, — считает Дмитрий Непомшин, заместитель директора по развитию ООО «ТЭК» (Топливная энергетическая компания). — Те компании, которые стремятся максимально сократить свои затраты на производство, одновременно уделяют большое внимание и экологии.
Он отметил, что сейчас пока, судя по планам по созданию новых полигонов, переход к раздельному сбору и переработке замедлится, в то время как существуют технологии, позволяющие перерабатывать практически 100% отходов. «Мы разработали инновационную технологию, которая не создает «хвосты», а только полезный вторичный продукт, что позволит избавить город и область от загрязнений», — отметил Непомшин.
Между тем работа по экологической повестке продолжается также в научной и образовательной среде: в 2021 году в Университете ИТМО был создан факультет экотехнологий. Там собрались специалисты по экологической безопасности, ресурсосбережению, обращению со вторичными отходами, урбан-экологии и другим «зеленым» технологиям, чтобы совместно выработать стратегию устойчивого развития на стыке науки, образования и производства.
— Основная проблема, с которой столкнулась наша экономика в последние годы, — нехватка профильных специалистов, обладающих достаточной теоретической базой и практическими навыками, — рассказывает доцент факультета экотехнологий Университета ИТМО Роман Уваров. — Для подготовки специалистов, способных решать комплексные задачи по обеспечению охраны окружающей среды инженерными методами, в ИТМО создан факультет экотехнологий.
Студенты могут получить не только необходимый экоинженерный базис на программе бакалавриата «Экотехнологии и устойчивое развитие», но и углубленное профилирование на программах магистратуры «Рециклинг и промышленный симбиоз», «Индустриальная экология» и «Экологическая и техносферная безопасность»
— Культура производства должна закладываться с университета, чтобы человек, попадая на предприятие, обладал определенным паттерном поведения, или культурным кодом, — как вести себя в той или иной ситуации, — подчеркнул Роман Уваров. — Сейчас наблюдается значительный недостаток инженеров в этой сфере, особенно конструкторов и технологов. Предприятия готовы брать студентов 3–4-го курсов на практику и последующее трудоустройство. У нас активно развивается корпоративная магистратура, когда компании совместно с преподавателями университета формируют образовательную повестку. В результате на выходе специалист знает специфику предприятия, у него нулевой адаптационный период.
Особое место в работе факультета экотехнологий уделяется анализу изменений нормативной базы: в период 2014–2018 годов «экологическое» законодательство Российской Федерации претерпело ряд значительных изменений. При подготовке студентов учитываются не только последние тренды, но и действующие законодательные акты.
— Я бы не сказал, что нормативная база упрощается, я бы сказал, что она актуализируется, непрерывно совершенствуется, а некоторые моменты, на которые раньше не обращали внимания, выходят на первый план, ввиду всей важности принятия решений — подчеркнул Роман Уваров. — Теперь главный вопрос, как технологическую базу синхронизировать с действующим законодательством, чтобы все работало в связке.
Ряд решений о том, чтобы упростить деятельность компаний, уменьшить количество проверок, приостановить законодательные инициативы, принимались как в начале пандемии коронавируса, так и сейчас, вспоминает председатель Межгосударственного технического комитета по стандартизации № 223 «Упаковка» Петр Бобровский. Таким образом, предприятиям создают условия, что они сосредоточились на поддержании своей деятельности и стабильности поставок. При этом на практике ситуация неоднозначная, отмечает он:
— Решение по изменению механизма расширенной ответственности производителя было поставлено на паузу в правительственном плане, но при этом сторонники этих изменений в законодательстве продолжают настаивать на их принятии, пусть и с определенными отсрочками. На самом деле, законодательство у нас в этой сфере передовое, закон об отходах производства и потребления — хороший, но проблема в том, что с 31 декабря 2014 года, когда были приняты поправки, вводящие расширенную ответственность производителя (РОП), так и не разработано необходимое количество подзаконных актов, которые бы запустили реализацию РОП в полном объеме.
Процесс тормозят на первый взгляд бюрократические, но очень важные вопросы. Например, в законе предусмотрены льготы для производителей биоразлагаемой упаковки, однако в общероссийском классификаторе не было соответствующих кодов для нее, поэтому и получить льготы не удавалось.
— Во всем мире тот, кто создал продукт или товар, который несет нагрузку на окружающую среду, несет ответственность за его дальнейшую переработку или утилизацию, — подтвердил Дмитрий Непомшин, — вопрос в том, что надо обеспечить эту возможность. На федеральном уровне должно быть принято решение вносить стоимость переработки или утилизации в стоимость продукции, а потом возвращать ее производителям, если они ее обеспечили. Например, производители шин поддержали инициативу по их переработке, они передают их нам — мы перерабатываем, но денег они от государства обратно не получают, круг не замыкается!
— Как раз не хватает подзаконных актов, определяющих, кто, что и как делает, — соглашается Бобровский, — У нас даже понятие вторичных материальных ресурсов было установлено законодательно буквально несколько месяцев назад. Та же шина — нужно понимать, в какой момент она становится отходом и что с ней надо делать, чтобы она превратилась во вторичное сырье, — этого термина раньше, кстати, тоже не было.
Выгодно ли заботиться об экологии
Описание многочисленных проблем, встающих на пути экологических инициатив, неизбежно вызывает вопрос: а может ли в принципе быть выгодно для компаний становиться «зеленее»?
— Конечно, забота об экологии может быть выгодной, — подтверждает Ирина Киуру. — Снижение использования ресурсов приводит к уменьшению себестоимости продукта — нашего сервиса. Мы достигли 50% экономии электроэнергии, 30% моющих средств, оптимизируем наши маршруты и цепочки поставок — снижая такой показатель, как расстояние, которое проезжает единица нашей продукции.
Кроме того, Lindström занимается переработкой текстиля во вторичный продукт — ветошь.
— Сейчас в России большой недостаток во вторичном текстиле, и компании, которые занимаются его поставками, готовы за него платить. Актуальным становится и предоставление ветоши в аренду, — рассказала Ирина Киуру.
При этом она отметила, что изначально различные экоинициативы, конечно, требуют инвестиций от компании: снижение потребления ресурсов требует доработки оборудования, изменения рабочих процессов, обучения кадров. «Не имея культуры внутри компании, невозможно это поддерживать, — подчеркнула Ирина Киуру. — Это должно быть и в стратегических инициативах компании, и на всех уровнях — до конкретных KPI, конкретных сотрудников. И главное, бизнес должен искренне это делать, а не из-за нормативных актов».
— Чем ниже уровень должности сотрудников, тем больше они должны быть в это вовлечены, — согласился Петр Бобровский. — Иначе все это рассыпается на уровне начальника склада или рядовых рабочих, которые банально не хотят тратить свое время на сортировку отходов.
— Часто говорят, что раздельный сбор не работает, но он работает — надо для начала мусор разделять, — говорит Дмитрий Непомшин. — Другой вопрос, почему это потом не перерабатывается. Сфера переработки зависит от инфраструктуры, предприятий, готовых принимать это все. У нас много приватных инициатив, где люди собирают мусор раздельно и отправляют его по назначению. И даже это — уже вклад в то, чтобы меньше мусора оказывалось на полигоне.
Всего в городе четыре основные проблемы: атмосферный воздух, переработка бытовых отходов, водные объекты, почвы и зеленые насаждения, отметил Николай Воронков.
— Город задыхается, мы до сих пор не дотянули до нормативов, которые были 30 лет назад, а площадь зеленых насаждений катастрофически убывает, — сетует он. — Исчезают древесно-кустарниковые питомники, ликвидирована станция защиты зеленых насаждений. Несколько лет назад была создана инициативная группа при губернаторе, тогда какие-то движения начались, потом быстро все пропало.
По его словам, чтобы решать такие глобальные проблемы, необходимо начинать с себя.
— Пока это зеленый экран вокруг контейнерных площадок, потом, возможно, он вырастет до городских масштабов, — говорит Николай Воронков. — Можно экранировать и дороги, и предприятия, и магистрали. Это перспективно и в Ленобласти. Если нам удастся чаще заявлять о необходимости развития зеленых насаждений, то это будет победа.
— Это проблема масштабов страны, — продолжил Дмитрий Непомшин, — у нас не принято думать в маленьких масштабах. Если в Германии возможность сэкономить даже 1 евро — уже повод задуматься, то для больших машиностроительных компаний в России экономия 1000–2000 рублей на единице продукции — неинтересно. В целом же понятия экономии и экологии очень плотно сочетаются. Мы в нашей компании внедряем идеологию, что мусор — это полезная товарная продукция, которую можно переработать и получить доход.
Например, в ООО «ТЭК» видят три полезных продукта из мусора: синтез-газ, синтез-дизель и зольный остаток, который можно использовать в качестве добавки в цемент, например для берегоукрепления. Главная технология, которую продвигает компания, — это пиролиз с использованием пара высокой температуры, но сейчас, по словам Дмитрия Непомшина, она не востребована у государства, хоть и позволяет почти на 100% избавиться от мусора, не увеличивая при этом тариф на утилизацию.
По мнению Романа Уварова, экология должна быть неразрывно связана с экономикой, и показательным примером тут является агломерация Калундборг в Дании, где с 70-х годов используется принцип индустриального, или промышленного, симбиоза. Такой механизм задействует несколько предприятий, отходы от производства которых после переработки позволяют вернуть большую часть получившегося сырья в производственный цикл, а городская администрация выступает в роли координационного центра. Цикл ресурсосбережения агломерации Калундборг удалось замкнуть в 2017 году, но не в рамках одной компании, а именно в связке «порт — городская агломерация — промышленные предприятия».
— Мы тесно с ними сотрудничали, но пришли к выводу, что нельзя все слепо копировать в российские условия, так как у каждой страны своя специфика, — отметил Уваров.
Наша страна гораздо больше, следовательно, и отходов образуется на порядок больше: ежегодно в РФ получается около 300 млн т твердых органических отходов — более 2 т отходов на 1 человека. Создание таких производств, на которых будет внедрена экологическая модель ведения бизнеса, возможно за счет подготовки компетентных кадров.
В рамках магистратуры «Рециклинг и промышленный симбиоз» нам удалось переработать, адаптировать к российским условиям и дополнить иностранный опыт по подготовке конструкторов, способных разрабатывать новое и совершенствовать существующее оборудование, и технологов, оптимизирующих технологические процессы и ресурсопотребление. Вовлеченность студентов с первых месяцев обучения в научно-практические проекты позволяет не только оперировать актуальными разработками в данном направлении, но и, находясь на научном фронтире, самостоятельно совершенствовать и изобретать новые, более эффективные технологии и способы обращения с отходами.
Технологии для настоящего
Николай Воронков считает, что именно бизнес должен быть локомотивом и флагманом в решении экологических задач. Но при этом, по словам Ирины Киуру, бизнес часто ищет проекты, технологии, но не может их найти на открытом рынке. «Нужны какие-то платформы, где такие проекты можно найти тем, кто в них заинтересован», — говорит она. В то же время, отмечает Петр Бобровский, платформ и различных общественных структур даже переизбыток — например, когда была «мода» на саморегулирование, то в каждом регионе создавали СРО по отходам, но в итоге эти платформы не работают.
Первой фазой в обращении с отходами, которая должна быть внедрена, является, по общему мнению, разделение: только когда все, назовем условно, «компоненты» отходов представлены раздельно, можно говорить о какой-то эффективной переработке, отметил Роман Уваров.
— Иногда говорят, что Европа долго шла по этому пути, а у нас нет этого времени, но это не совсем так, — подчеркнул он. — Если посмотреть, например, на справочники по наилучшим доступным технологиям, то Запад шел к ним 35–40 лет, а мы этот путь преодолели за 5–7. То есть, используя и эффективно адаптируя зарубежный опыт, можно сократить время внедрения новых технологий в разы.
Конечно, есть и российские разработки по пиролизу и сжиганию для утилизации, но считается, что наиболее рационально использовать рециклинг, или переработку, чтобы возвращать ресурсы в производственный цикл с минимальными потерями полезных веществ.
Он привел в пример парадоксальную ситуацию по органическим отходам, из которых не более 20% возвращается в технологический цикл. При этом в Ленобласти большое количество птицефабрик — и, соответственно, много отходов — и одновременно очень бедные почвы, однако те удобрения, которые можно получить из этих отходов, не используются в полном объеме.
— У нас есть ряд инновационных разработок, внедрена технология обращения с биоотходами на одном из предприятий Карельского перешейка, где мы поставили целую линию по производству подстилки для животных из отходов, — рассказал Уваров. — Помимо того, что на данной постилке животные меньше болеют, так это еще и экономит денежные средства предприятия. Мы активно внедряем технологию ферментации, позволяющую за 24–72 часа получать большие объемы удобрений или торфогрунты, которые могут быть использованы в том числе и для озеленения. Также мы работаем над производством биогаза, но данная технология не очень активно внедряется из-за высокой стоимости и необходимости утилизации остатка — эффлюента.
— В стране так много газа, что это тут неинтересно, — прокомментировал Дмитрий Непомшин. — В России он даже не допускается на рынок. Плюс биогаз — это все-таки дополнительное воздействие на экологию.
— Под наши российские условия наиболее интересная технология — это переработка в субстраты, грунты, потому что у нас малоплодородные почвы, — согласился Роман Уваров. — Прорабатывается к запуску подобный проект на Дальнем Востоке, кроме того, наблюдается повышенный интерес к данной технологии у регионов Крайнего Севера, где возможно выращивание растениеводческой продукции в теплицах на замкнутых площадях, с использованием получившихся в ходе переработки отходов птицефабрик или животноводческих ферм в удобрения или грунты.
Но нужны не только технологии, но и оборудование, а предприятий, которые в стране его производят, очень мало.
— До сих пор было проще привезти европейское, китайское и американское оборудование, — отметил Уваров. — Не потому, что оно лучше, — неплохая маркетинговая стратегия западных компаний и налаженная дилерская сеть давали свои результаты по сбыту импортного оборудования. Сейчас виден переход к тому, что должно внедряться российское оборудование, которое не уступает, а в чем-то даже превосходит иностранные образцы. А также есть потребность в обучении персонала, который будет на нем работать.
— Нам для развития технологий не хватает системной работы на стыке промышленности и науки, — считает Петр Бобровский. — Например, в университетах активно разрабатывают новые технологии, делают опытные образцы. Но предприятия могут даже и не знать, что там есть. А если знают, то это упирается во многие регуляторные изменения: нет оборудования в классификаторе — и все, как будто его и не существует или оно не соответствует какому-то нормативному акту, который содержит устаревшие параметры. И ни группа исследователей в университете, ни промышленность не готовы заниматься решением таких проблем. В ряде случаев для изменения устаревшего законодательства, не учитывающего развитие тех или иных отраслей, нужно участие нескольких министерств и ведомств. Но чиновники не всегда готовы вникать в детали, разбираться в новшествах, кроме того, их ограничивают регламенты госслужбы.
— Мы сами разрабатывали нашу технологию и долго искали научные подразделения, которые могли бы нас поддержать, — рассказал Дмитрий Непомшин. — Нам удалось через сотрудничество с ЛЭТИ продвинуть разработки, которые уже были сделаны.
Сама технология заключается в пиролизе — это высокотемпературный процесс, при котором используется пар при 700 градусах — так как нет горения, то нет и диоксиновых выделений, подчеркнул Дмитрий Непомшин. Но в обществе нет понимания различия между сжиганием и пиролизом, поэтому к нему также относятся с предубеждением. Впрочем, сжигание вполне эффективно используется в Европе и Северной Америке, но там применяется система многоступенчатой очистки, которая находится под неусыпным контролем.
Он рассказал, что для того, чтобы наладить взаимодействие научных кругов, институтов с бизнесом, нужно воспользоваться опытом Запада, который решил эту проблему.
— Есть научно-производственные надакадемические центры, которые объединяют университетскую и промышленную работу, — рассказал Дмитрий Непомшин. — Приходит бизнес с проблемой, а научные сотрудники это решают. Самое интересное, что этот институт работает как на частных дотациях от бизнеса, так и на дотации со стороны государства.
Также поможет, по словам Петра Бобровского, участие предприятий в разработке стандартов — таким образом повышается уровень технологического развития и, поскольку стандарты часто служат источником данных для нормативных актов, то быстрее решаются бюрократические вопросы.
Мария Мокейчева, «Фонтанка.ру»
