ПоделитьсяМузыкант и композитор — о конце песенной эпохи и о том, как стал писать мюзиклы.
Максиму Леонидову 13 февраля исполняется 60 лет. Один из создателей бит-квартета «Секрет» рассказал «Фонтанке», почему сегодня хиты никому не нужны, зачем он вступал в Ленинградский рок-клуб и какой будет его ближайшая премьера в Театре музыкальной комедии.
— Максим, от вас то нет никаких новостей, то вдруг вы выдаете новый хит, который поет вся страна. Правда, в последнее время их было не очень много...
— Хит — это то, что попадает в большинство, а чем старше ты становишься и умней, тем реже совпадаешь с большинством. Я могу сколько угодно понимать, что это хит, а потом ни одна радиостанция песню не берет, бывает такое. Бывает, песня крутится в эфире некоторое время, но отклика не находит, потому что она слишком эстетская, слишком мудреная. Это очень обманчивое ощущение.
Да, раньше мне было проще. Сейчас песенная эпоха закончилась. Песня уже не является чем-то, что объединяет людей. Последние всплески наблюдались лет 15–20 назад, когда весь народ от мала до велика, независимо от социального статуса, пел «7 тысяч над землей», «Босоногий мальчик», «Девочка-виденье». С тех пор ничего такого не появлялось и, наверное, не появится. Потому что кардинально изменилось мироощущение людей. Они расслоились, появился интернет, появилось огромное количество информации. И все расползлись по своим отдельно взятым норам.
— Но вы-то совершенно не изменились, ваш альбом «Седьмое небо» — это тот же Максим Леонидов, его мелодии, его стиль, его манера.
— Звук становится насыщеннее, современнее, а манера — зачем ее менять? В музыке находит отражение моя суть. Видимо, я сам не очень меняюсь, мой взгляд на мир не меняется. Поэтому и музыка остается прежней. Я никогда не ставил перед собой цели экспериментировать в музыке. Ради чего? Кому мне что-то доказывать?
— Себе, конечно. Что «я тоже так могу, и даже круче».
— Мне ничего себе доказывать не нужно. Я в этом смысле спокоен. У меня есть песни, которые намекают на тот или иной стиль. «Основы фэншуя» — полухипхоп-полурегги. Есть кантри и блюзы. Но было бы глупо, если бы я начал подражать сегодняшней молодежи. Зачем этот цирк устраивать?
Я, во-первых, ни слова не понимаю из того, что они поют. Я даже так спеть не смогу, это нужно выработать определенную манеру извлечения звуков. Мы же не в цирке показываем фокус, кто быстрее произнесет слова. Я сейчас английские песни иногда гораздо лучше понимаю, чем когда молодежь поет по-русски.
— Ну вы и когда сами были молодежью, тоже стояли особняком. Вы же в 1983 году группой «Секрет» вступили в Ленинградский рок-клуб. И тоже не изменили своему стилю, хотя наверняка были там белыми воронами.
— Да мы не собирались ни в какой рок-клуб вступать. Это совершенно случайно произошло. Рок-клубу в тот момент нужна была какая-нибудь благополучная группа, хоть кто-то, кто бы не работал кочегаром и пел не про смерть и муки. И они с огромной радостью пригласили сами нас к себе. Мы же были в белых рубашечках и красных галстучках — с одной стороны, а с другой — вроде бы пели рок-н-ролл. Мы образцово-показательно выступили у них на каком-то фестивале, завоевали свои грамоты и на этом наша дружба закончилась. Они получили свое, мы получили массу впечатлений и ушли работать на профессиональную сцену.
Поделиться— Вам тогда нравился хоть кто-то из рокеров или вы как «профессионалы» к ним с иронией относились?
— Ну почему с иронией. Мы очень дружили с Майком Науменко, мы даже вместе концерты играли. И нам очень нравился «Аквариум», вроде у нас была взаимная симпатия. Но в большинстве своем группы в рок-клубе были как с одной грядки, а мы изначально были с другой, и глупо было нам под кого-то маскироваться.
— Группе «Секрет» в апреле стукнет 40 лет, намечены грандиозные совместные концерты. Как вы себя чувствуете на сцене, когда снова выходите на нее с группой? Это как влезать в детские штанишки?
— Нет, почему? Я же на сольных концертах исполняю в том числе старые «секретовские» песни, потому что люди их любят и ждут. Так что я, когда воссоединяюсь с «Секретом», там особо нового ничего не делаю, как пел всю жизнь эти песни, так и пою. Я на концертах этих даже очень отдыхаю, там Фоменко в основном фронтмен — он общается со зрителями, бегает и прыгает. А мое дело — песни петь.
— Как вы ощущаете, стоя на сцене с товарищами 40 лет спустя, что главное изменилось с тех пор?
— Раньше мы были единым организмом. Когда даешь около трехсот концертов в год на протяжении долгих лет, то другой жизни у тебя нет. Вы живете настоящей семьей, ездите, едите, спите — всегда вчетвером. Бывали такие ситуации, когда мы вчетвером были против целого мира.
Сейчас все иначе, у каждого своя жизнь, свои дела. Правда, вот какая штука удивительная — когда мы собираемся вместе, включается какая-то волшебная кнопка, и рождается энергетика, присущая только этой группе. И как будто все начинается заново. За это люди нас и любят, и продолжают ходить на наши концерты.
— Вы же расстались по вашей инициативе? Вы «ушли из семьи»? Как это — начать ощущать себя отдельным, самостоятельным музыкантом?
— В последние годы моего пребывания в группе, мы стали уже писать песни отдельно друг от друга, чего раньше практически не было. Стало тяжело работать вместе. Например, песня «Домой» была написана только мной, а песня «Беспечный ездок» — только Колей Фоменко. Так что опыт работы поодиночке у нас уже был. Но вообще, я и ушел из группы, чтобы научиться быть одному, чтобы повзрослеть, чтобы стать кем-то отдельным. Я уходил инфантильным молодым человеком, хотя мне и было уже 28 лет. Но вот эта постоянная гастрольная жизнь не давала мне возмужать. За те 6 лет, которые я провел в Израиле, я повзрослел. Я вернулся уже готовым для сольной карьеры, наполненный новой жизненной энергией, наполненный новым опытом, с новыми песнями. Этот отпуск был мне необходим.
— Была ли у вас тогда тайная цель — достичь уровня популярности «Секрета»?
— Я начинал с чистого лица. Я не знал, будет ли вообще какая-то популярность. Это было неизвестно. Не появился бы один хит, а потом второй — ничего бы не было. Жизнь сложилась бы иначе.
— Вы имеете в виду свой главный хит — «Девочка-виденье»?
— Думаю, да. По народности, по популярности — это самая известная моя песня.
— Надоела она вам?
— Ну как надоела, это, знаете, как палец. Можно ли сказать, что палец тебе надоел? Растет и растет.
Но такие вещи не повторяются. Это было особое состояние души, некая неустроенность и одиночество, отсюда такой и текст появился. И простая мелодия, что-то зовущее в мелодических ходах. Эх, знать бы секрет — все песни были бы хитами.
— А мне казалось, что это радостная песня.
— Она радостная. Но все равно про одиночество.
— Вернувшись в Россию, вы «с чистого листа» начали не только карьеру музыканта, но и стали создавать мюзиклы.
— Сначала я в них играл — первый опыт был в Израиле, потом в Москве меня пригласил театр Et Cetera на главную роль в мюзикле «Продюсеры». Он имел большой успех. После одного выступления мой товарищ, московский артист Саша Шаврин, подошел ко мне и сказал: «Какой потрясающий спектакль эти «Продюсеры», а ты никогда не хотел написать мюзикл на русском языке?» Я говорю: «Так я не умею стихи для мюзиклов писать. Для песен — могу, а для мюзиклов — нет».
Поделиться— А в чем разница?
— Ну это же совершенно другое! В мюзикле ты пишешь от имени персонажа, а песня — это твое, личное. Саша тогда предложил: «Давай, я попробую, я пишу стихи». И мы вместе написали наш первый мюзикл по повести Валентина Катаева, который назывался «Растратчики», его взял в постановку только что открытый в Москве Театр мюзикла. Он два или три года у них шел. Потом нам поступила заявка от Московского академического театра Маяковского на музыкальный спектакль «Мама-кот», трогательную историю про кота Зорбаса и птенца чайки. Потом для Театра Ленсовета мы сделали «Странствия Нильса» по сказке Сельмы Лагерлеф и так далее. Последний мюзикл, который мы написали вместе с Сашей Шавриным, — это была «Девчонка на миллион» по сценарию Валуцкого «Начальник Чукотки», была такая советская черно-белая комедия. Он и сейчас идет в Петербурге, в Театре музыкальной комедии. В 2017 году Саши не стало…
Сейчас я снова принял приглашение Театра музкомедии, и мы готовим к постановке совершенно новый мюзикл «Я ненавижу Гамлета», в апреле будет премьера.
— О чем «Я ненавижу Гамлета»?
— В оригинальной пьесе Пола Рудника действие происходит в Нью-Йорке, мы же перенесли его в Петербург. История такая: модный продюсер сериалов получает предложение сыграть Гамлета. И в работе над ролью ему начинает помогать неожиданно явившийся призрак старого петербургского актера. Это пьеса о том, что такое подлинный успех человека, и про то, какие ценности мнимые.
— Как это — написать мюзикл после того, как всю жизнь был автором песен? Мюзикл это, если упростить, просто много песен друг за другом? Или совершенно другая музыкальная форма?
— Мюзикл, действительно, состоит из номеров. Например, в «Я ненавижу Гамлета» работа началась с номера, который называется «Успех» — это первый массовый номер мюзикла, такая большая сцена на вокзале, которую исполняет ансамбль артистов. Главный герой — известный продюсер — приезжает в Петербург из Москвы, на вокзале толпа людей, встречающих и других, не совсем понятных персонажей — то ли это небесная канцелярия, то ли кто-то еще, каждый зритель поймет по-своему.
Когда у меня есть канва из номеров, все это обрастает музыкой, танцами, репризами музыкальными, увертюрами и другой музыкальной тканью. Ну, это я так пишу. Другие могут писать совершенно иначе.
Конечно, главный — это режиссер-постановщик, он работает с художником, декораторами, с техническими службами, но я стараюсь во всем принимать участие. Я считаю, что отвечаю за свой спектакль. Это очень интересно. Сочинять спектакль — это потрясающая работа.
— Вы сегодня не скучаете по стадионам, которые собирали с группой «Секрет»?
— Больше всего зрителей в моей практике собрало, как ни странно, мое сольное выступление. Правда, это был концерт бесплатный, но вы ведь об этом не спрашивали. Это был день города Екатеринбурга, и по оценкам местного радио на него пришли 68 тысяч человек. На главной площади все они не поместились, и пришлось разместить экраны на соседних улицах.
Но, конечно, были и концерты, куда никто не пришел. Это были 90-е, когда «Девочка-виденье» гремела отовсюду. Московский навороченный клуб «Кристалл» организовал мне сольный концерт. И вот выйдя на сцену, я увидел, что в зале нет ни одного человека. Мы кстати даже поиграли тогда немного и ушли, забрав гонорар.
Я больше люблю камерные концерты. На стадионах и в больших залах необходимо какое-то шоу, свет, чтобы зрителю не было скучно. А мне кажется, что на концертах самое интересное — следить за артистом. Я лично только поэтому хожу на концерты. Потому что это общение, непосредственный контакт и энергетика — мы за ними приходим на концерт, а не идем в кино или в цирк. Поэтому мне комфортно в зале мест на 300–400, когда я один с гитарой, и это настоящее общение.
— Обычно юбилей требует подведения итогов или мудрых выводов. Например, какой основной совет вы бы дали себе юному, с высоты сегодняшнего опыта?
— А я об этом уже написал песню, называется «Письмо», там все сказано.
Выучи французский язык,
Научись играть на трубе
И живи на полную каждый миг
Так бы я писал самому себе.
Беседовала Мария Лащева, «Фонтанка.ру»
