Заместитель главы Минобрнауки: Теперь запрос в обществе на изменения - налицо

Игорь Федюкин, заместитель главы Минобрнауки, возглавляет комиссию ведомства по изучению сомнительных диссертаций. Не называя конкретики, он пеняет на советское время: липовые научные степени получали и тогда. О качестве работ, многочисленных разоблачениях и реформировании РАН читайте в интервью «Фонтанки».

Заместитель главы Минобрнауки Игорь Федюкин возглавляет комиссию ведомства по изучению сомнительных диссертаций. Он уверен: липовые научные степени получали и в советское время. О качестве работ, многочисленных разоблачениях и реформировании РАН читайте в интервью «Фонтанки».

В Петербург Игорь Федюкин приехал как представитель Министерства образования и науки, чтобы выслушать мнение вузовского сообщества о предстоящих реформах диссоветов и развитии деятельности государственных научных фондов. В СПбГУ проходил Совет ректоров вузов СЗФО. Лейтмотивом разговора с корреспондентом «Фонтанки» послужили, пожалуй, два слова: «качество» и «задачи».

О качестве диссертаций

- Когда, по вашему мнению, наступил перелом и резко понизилось качество диссертаций?

- Сложно сказать однозначно. Мы видим, что, особенно по таким областям, как управление, бизнес, экономика, резкий рост числа защит начинается во второй половине 90-х годов. Вместе с тем не нужно думать, что это изобретение постсоветского периода. Достаточно посмотреть пьесу Сергея Михалкова под названием «Пена» 1976 года. В ней очень подробно и до боли знакомо описывается процедура покупки диссертации каким-то государственным деятелем. Представляется вся механика операции: бывший чиновник, который организует процесс и договаривается с диссоветом, работа подпольных писателей, то, как и чем их благодарит предприимчивый человек. Если это стало предметом пьесы Михалкова, значит, явление не было уникальным или единичным.

- Вы несколько раз сказали о том, что некачественная работа части диссертационных советов не была секретом, в том числе и для Министерства образования и науки. До скандала в МПГУ какие-то меры предпринимались для того, чтобы изменить ситуацию?

- Надо отдать должное коллегам: если в 1990 - 2000-х шел резкий многократный рост числа защит, особенно по некоторым областям, то за последние годы эту тенденцию удалось переломить, примерно начиная с 2008 - 2010 годов. Ситуация различается по дисциплинам, по докторским и кандидатским диссертациям, но в чисто количественном отношении инфляцию степеней удалось переломить. Другое дело – качество: мы понимаем, что довольно много людей заинтересованы - в том числе и материально - в сохранении статус-кво, в сохранении пространства для злоупотреблений. Для того, чтобы сформировалась волна общественной поддержки в профессиональном сообществе, в обществе в целом, требовалось время. Сейчас запрос на изменения налицо.

- Сокращение числа защит может говорить о том, что улучшилось качество работ?

- Некоторое время назад мы опубликовали список 100 самых производительных диссертационных советов. На самом деле их больше, конечно. Во многих защищается по 50 диссертаций в год и больше. Без каникул и выходных — это по диссертации в неделю. Если с летними каникулами, то это по 2 диссертации за 7 дней. При всем уважении к коллегам, невозможно ожидать, что при таком подходе будет проводиться качественное рассмотрение работы: члены таких советов или должны только тем и заниматься, что читать диссертации, или они вообще этого не делают. Но вопрос, конечно, не только в сокращении количества защит, но и в повышении требований к научному уровню членов диссоветов: в них должны входить только действительно активно работающие ученые.

- Еще совсем недавно шла речь о том, что Минобрнауки будет проверять диссертационные советы в регионах. Эта работа уже идет?

- Выборочный анализ на самом деле проводится по целому ряду диссоветов. Но наша задача — не организовать тотальные проверки, а отладить систему так, чтобы в таких проверках не было необходимости.

О разоблачениях

- Как в министерстве относятся к разоблачениям диссертаций, которые то и дело появляются в Интернете? Например, в блогах Навального или Доктора Z.

- Публикаций масса, разумеется, и мы реагируем - на те из них, которые приходят в форме официальных запросов и от депутатов Государственной Думы, и от граждан, и от различных организаций. Все такие запросы мы рассматриваем в установленном порядке. В частности, если они подпадают под трехлетний срок давности, который сейчас установлен, мы направляем их на рассмотрение в соответствующие диссоветы, а затем полученные ответы направляются на рассмотрение в экспертные советы ВАК. Здесь надо понимать, что никакие результаты, полученные с помощью тех или иных компьютерных программ, не могут сами по себе являться основанием для принятия решений. Любые решения могут принимать только эксперты по итогам тщательного анализа полученного материала. Именно так, например, было в случае с комиссией, которая работала в министерстве по делу МПГУ: все полученные материалы рассматривали сначала члены комиссии, потом профильный экспертный совет ВАК, а затем и сам президиум ВАК. Любые разоблачения должны пройти через сито профессиональной экспертизы.

О научных степенях в России

- У Вас PhD.

- Да.

- Вы, наверное, как никто другой, понимаете разницу между степенями кандидата, доктора наук и PhD. Нет ли идеи интегрировать наши степени и иностранные, как это думает сделать СПбГУ, например?

- А что вы понимаете под словом «интегрировать»?

- Например, отменить степень кандидата и сделать вместо нее PhD...

- Давайте определимся: вопрос в названии или в содержании?

- Скорее в содержании.

- Если в содержании, то у нас сейчас уже существует и утверждена международными соглашениями система эквивалентности. Мы знаем, что в России признаются зарубежные степени. И российские также котируются на Западе, там, где они подкреплены реальными научными достижениями. Нет проблемы у обладателя степени кандидата наук устроиться на работу преподавателем в американский университет, если у него есть соответствующие научные результаты. Именно по ним и судят человека. Что касается формата подготовки аспирантов, то я считаю, что с принятием закона «Об образовании», где аспирантура закреплена как третий уровень обучения, где зафиксирована образовательная часть аспирантуры, создаются все возможности для приближения модели обучения к практикам лучших программ PhD во всем мире. Вопрос же о названиях мне не кажется принципиальным: не надо думать, что, если мы переименуем степени, качество подготовки само собой улучшится. То же самое касается и звучащих иногда предложений перейти к модели с одной степенью: вопрос не в том, будет ли у нас один или два уровня ученых степеней, а в качестве. Я лично думаю, что две степени у нас сохранятся на обозримое будущее.

- Вы часто говорите о «научном результате, конкурентоспособном на мировом рынке». Что вы вкладываете в это понятие?

- Это те идеи, те научные результаты, которые определяют развитие соответствующей дисциплины, влияют на ход дискуссии в мировом масштабе. У нас много ученых, которые не просто на равных говорят с ведущими мировыми специалистами, но и двигают свои дисциплины вперед, – и именно на них мы и должны равняться.

Об ответе РАН

- Академики РАН уверены: можно выпустить одну статью в три года, а «выстрелит» она через 20 лет. Общий посыл их слов: чиновники не понимают, как устроена наука. Что вы можете на это ответить?

- Все решения мы стараемся принимать после консультаций с научным сообществом. У нас создан совет по науке, в том числе и с представителями РАН, его согласился возглавить член Президиума РАН Алексей Хохлов, мы регулярно проводим консультации с коллегами из самых разных институтов и вузов. Что касается статей, то, разумеется, в каких-то случаях истинная научная значимость открытия может стать по-настоящему ясна только через 10 или 20 лет. Но думаю, все согласятся, что в общем и целом у ученого должны быть и какие-то текущие результаты – он должен публиковать статьи или монографии, выступать на конференциях. В противном случае он просто не участвует в научной жизни.

- «Карта науки» (информационный ресурс, который, в том числе, будет содержать данные об опубликованных статьях, полученных патентах и грантах. — Прим. ред.) - это попытка открыть для общественности, в том числе, происходящее за стенами НИИ?

- Задача проекта – показать те точки, где наука у нас динамично развивается и которые нужно адресно поддерживать. Разумеется, выявятся и проблемы. Все данные, которые ложатся в основу «Карты», и так доступны, в том числе и на сайтах многих организаций. Мы просто пытаемся агрегировать их и наложить друг на друга. Кстати, аналогичные системы уже есть в СПбГУ, в МГУ, они строятся в московском Физтехе и других организациях.

О реформировании РАН

- От министерства все чаще звучат заявления о том, что РАН нуждается в реформировании, что это организация, которая неудобна для работы. Какие конкретно шаги планируется предпринять, чтобы исправить ситуацию?

- Российская академия наук - ведущая наша научная организация, и я уверен, она останется таковой и в будущем. Но с тем, что российская наука в целом (в том числе и академическая) нуждается в реформах, спорить, я думаю, не станет никто. Вот, например, Жорес Иванович Алферов, который сейчас баллотируется в президенты РАН, еще в июне в интервью вашей газете говорил, что «проводить реформу [РАН], безусловно, нужно: академия должна развиваться». К нам регулярно поступают письма от ученых, в том числе и от членов РАН, которые жалуются на плохие условия работы, на разросшуюся бюрократию, на непрозрачное распределение финансирования. Все эти проблемы нужно обсуждать спокойно, подробно и профессионально – в первую очередь обсуждать самим ученым.

- Какие именно проблемы вы видите?

- Одна из них — перегруженность наших ученых административным бременем, бюрократией. Прошлой осенью в рамках федеральной целевой программы «Исследования и разработки» мы сократили объем заявочной и отчетной документации на треть. И это не предел. Я считаю, что по фундаментальным исследованиям нужно прийти к ситуации, когда отчет вообще не нужен: ученый просто высылает ссылки на статьи, которые подготовил благодаря гранту. Много ненужной бюрократии создается внутри вузов и институтов. С этим тоже необходимо бороться. Очень часто коллеги обращают претензии к нам, не осознавая, что на самом деле поднимаемый ими вопрос лежит исключительно в сфере ответственности их руководителей, которые должны обеспечить, чтобы все службы института или вуза работали именно на создание комфортных условий для ученых. Хотелось бы, чтобы и сами ученые занимали здесь более требовательную позицию внутри своих организаций, говорили: «Господин директор, у нас бухгалтерия плохо работает. Там сидит Марья Ивановна, которая постоянно хамит. Она не на нас работает, а воспринимает себя как хозяйку. Если вы не исправите ситуацию, мы вас не переизберем». Мне кажется, логика должна быть такой.

- А деньги? Можно ли говорить о том, что денег сейчас хватает? Я не имею в виду университеты, а говорю о структурах РАН.

- Денег на науку не хватает всегда, и нам бы, конечно, хотелось, чтобы их выделялось больше. Мы в рамках бюджетного процесса делаем все, что в наших силах, чтобы добиваться дополнительного финансирования.