Он в жизни был Карлсоном, который летал по театру (фото)

11 апреля город простится со всенародно любимым петербургским артистом Анатолием Юрьевичем Равиковичем. На «Фонтанке» его вспоминают друзья и коллеги: актеры Алиса Фрейндлих, Михаил Боярский, Ольга Антонова, режиссер Виктор Крамер и журналист Елизавета Богословская.

Алиса Фрейндлих, народная артистка СССР, актриса БДТ им. Г.А. Товстоногова:

- Это колоссальная потеря для нашего театрального поля. Толя был божественно талантлив и умен, как дьявол, - что в сочетании встречается так редко. Я думала, что у него хватит юмора пожить хотя бы до 90 лет. Единственное, что утешает, - то, что был такой период в жизни этого актера, когда он был абсолютно счастлив в профессии. Если бы вы его спросили про времена его работы в Театре имени Ленсовета у Игоря Петровича Владимирова, он бы наверняка подтвердил, что это были лучшие его годы – это был расцвет и возрастной, и актерский. Находиться с ним на сцене было совершенным счастьем – он никогда не работал на себя, всегда только на партнера. Это было такое погружение в роль, в партнера, такая самоотдача! Как актер он был абсолютный пластилин. К сожалению, я не видела его спектаклей в Театре Комедии, не совпадали наши с ним актерские графики, но мне рассказывали, что у Толи была великолепная работа в спектакле «Свидания в предместье» по Вампилову. Сама я видела его из зала только в антрепризном спекталке "Ужин с дураком" - и это было блистательно! Каким он был в общении? Очень легким, человек с таким чувством юмора не мог иметь тяжелый характер. Очень горько его терять. Очень. И горько в очередной раз осознавать, что уходит поколение.

Михаил Боярский, народный артист РФ:

- Он живой был человек настолько, что даже трудно себе представить. Он принял меня в Театре им. Ленсовета, как послуживший, опытный солдат принимает новобранца. И ему страшно нравилось посвящать меня во все тонкости театрального дела – с самой первой моей роли Луиса в «Дульсинее Тобосской», где Равикович играл Санчо Пансу. И мы с ним вместе писали капустники по любому поводу – вплоть до покупки новой машины Игорем Петровичем (И.П. Владимиров – худрук Театра им. Ленсовета в 1960 - 1999 годах. – Прим.ред.). Мне было за 30, Равиковичу за 40, я был холост, и вот такой старший товарищ и наставник был как раз то, чего мне в жизни недоставало. В общем, мы нашли друг друга. И у меня, во многом благодаря Толе, началась в самом хорошем смысле сумасшедшая, совершенно новая жизнь.

Равикович – это был такой театральный энерджайзер, он всё успевал, его на всё хватало. В нашей курилке и на подходе к ней все проходы были заполнены Равиковичем. И он тут же, с ходу пародировал всех, кто проходил мимо, – Нору Абрамовну (Н.А. Райхштейн, штатный режиссер Театра им. Ленсовета. – Прим.ред.), Ирку Балай (актриса Театра им. Ленсовета. – Прим.ред.), самого шефа.

Он был человек выпивающий, но не пьющий. Поэтому, когда мы садились писать наши капустники, мы брали одну бутылку водки – хватало. Писали обычно ночами – и хохотали до слез.

В театре мы друг без друга не могли, общались и до спектакля и после. Однажды был такой случай. Мы встретились до спектакля, у меня была 20-минутная роль в начале, он был в этот вечер не занят, но ждал меня – стоял около закулисной доски с расписанием. И тут к нему буквально бросилась Валя Образцова, наша завтруппой: «Ой, Толя, как хорошо, что ты здесь». Заболел кто-то из артистов, и она решила, что Равикович его сейчас заменит. Толя сориентировался вмиг: «Валя, я пьяный, - проговорил он заплетающимся языком, - я пьяный...» - и невозможно было усомниться, что он говорит правду. Я был счастлив безмерно, у нас впереди был еще один вечер.

Вне театра мы собирались обычно у Владимирова: Игорь Петрович, Алиса (Фрейндлих, в то время – жена И.П. Владимирова. – Прим.ред.), Толя и я – это была наша компания. Алиса делала фрейндлиховские педантичные бутерброды, мы немного выпивали, и нам было очень хорошо всем вместе. Толя был единственным человеком на моей памяти, который мог рассказать анекдот и второй, и третий раз так, что все рыдали от смеха. А еще у него было несколько комических персонажей, которых он сочинил и про которых рассказывал бесконечные истории. Один из них, например, был шпион, который сначала был в фаворе, а потом его все бросили, и он, одинокий и несчастный, бродил по городу. Толя рассказывал о нем и изображал его, пока мы не начинали умолять его, чтобы он перестал, потому что столько смеяться было невозможно.

Толя был очень неприхотлив в материальном плане – в быту, в квартирах, в машинах.

Между кулисами и сценой у него не было промежутка. Есть артисты, как, например, Леша Петренко, которые приходят в театр за полтора часа до начала спектакля, гримируют себя полностью, вплоть до рук. Толя, перешагнув порог театра, уже готов был играть – хоть в «Укрощении строптивой», хоть в «Человеке и джентльмене». Ну вот, может быть, чтобы к роли Мармеладова подготовиться, ему требовалось время. В жизни, как и на сцене, он был абсолютно раскован, никаких зажимов у него не было, и он никогда не забывал текст роли. Не было такого в актерской профессии, чего бы он не мог сделать. Он умел танцевать, петь, как оперный певец, как женщина, как хор. Он не мог сыграть трагедию так, чтобы это не было смешно – и наоборот. А с другой стороны, у него был колоссальный запал актерского сибаритства. С ним было очень хорошо лениться – играть в шахматы, рассказывать анекдоты, просто валять дурака. То есть это был Счастливцев и Несчастливцев вместе взятые. В «Укрощении строптивой» в роли Грумио он мог стоять на сцене, просто поправлять себе бант – и люди выползали из зала, потому что им становись дурно от смеха. А что делалось с залом, когда он играл Аздака (в спектакле «Люди и страсти». – Прим.ред.).

Это был такой абсолютный мастер театрального дела, при этом я никогда не видел, чтобы он делал что-нибудь еще – пилил или строгал.

Он никогда ничего не хранил. Я вот такой Плюшкин – храню все, от гвоздя, который я нашел в театре, до подковы, которую подобрал на дороге. А он все выбрасывал. И страницы его роли через несколько репетиций приходили в полную негодность, ветхость, потому что носил он их, где попало, и все время рисовал на листках какие-то геометрические узоры.

Я видел, как играл Карлсона Спартак Мишулин, это не идет ни в какое сравнение с тем, как это делал Толя. Потому что Толя не играл – он в жизни был Карлсоном, который летал по театру.

Ну а когда он выходил на сцену в паре с Алисой – это было похоже на игру двух теннисистов-мастеров.

Толя никогда не мог ничего организовать. И на все официальные мероприятия смотрел иронично – был у него такой фирменный ироничный взгляд. И даже с наших театральных банкетов мы сбегали, запирались в гримерке – и писали, писали…

Однажды мы придумали для себя персонажей – сиамских близнецов: у нас были одни огромные штаны, но четыре руки и две головы. И однажды Толя нарисовал портрет этих наших героев. Это был чудовищный портрет, потому что рисовать он не умел совершенно. Зато он замечательно владел пером, и то, что Ирка (Ирина Мазуркевич, актриса, жена Анатолия Равиковича. – Прим.ред.) все-таки заставила его написать книгу – здорово.

Он был ленив, поэтому, наверное, не занялся педагогикой. Но все, что касалось театра, было ему всегда в охотку, в радость, легко – на репетициях он чувствовал себя, как школьник, который сбежал с уроков. И сразу видел, кто из коллег чего стоит. Он был пронзительно смотрящий вглубь человек, который очень быстро определял в любом актере степень влюбленности в театр – это был для Толи один из главных критериев профессии. Сам он был погружен в театр с головой, но и от земных благ не отказывался. Все, что он делал, он делал вкусно, со смаком. Он любил вкусно поесть, хотя готовить любил не очень. Любил открывать мне какие-то театральные тайны со словами: «Как, ты не знал?!» Он был так счастлив, если я был не в курсе каких-то событий. Вообще он был очень добрый, отзывчивый человек. С ним прошли лучшие годы.

Было и так – правда, редко, - что он придет в театр и скажет: «Что-то не хочется играть…» Но стоило ему выйти на сцену – и радость от игры заслоняла все. И у него был такой удивительный дар: полностью погружаясь в роль, видеть всё, что происходит вокруг - на сцене, в зале. Ему доставляло огромное удовольствие следить за реакциями партнеров и зрителей. Толя был актером, режиссером и зрителем в одном лице. Такого я больше никогда и нигде не встречал. Это была такая особая школа – Равикович. И она ушла вместе с ним.

Ольга Антонова, народная артистка РФ, актриса Театра Комедии им. Н.П. Акимова:

- Я помню, как в 1988 году пришел в театр остроумный человек с грустными глазами. Иногда он сидел на диване в актерском фойе и рассказывал истории из жизни и не из жизни – и тогда вокруг него собирались все, кто был в этот момент в театре. Но чаще всего он просто молчал, и тогда его, наоборот, старались не тревожить. Талантлив он был, на мой взгляд, непомерно, но в последние годы, даже десятилетия не встретил режиссера, который захотел бы показать этот великий талант людям. Да, в его актерской судьбе была прекрасная эпоха работы с Игорем Петровичем Владимировым, но мне кажется, что амплитуда его актерских возможностей была еще шире, и он это понимал и страдал от этого понимания, хотя никогда ничего подобного не выражал. За последние 20 лет в Театре Комедии он сыграл недопустимо мало для артиста такого уровня. Можно сейчас сказать, что большой артист не нуждается в признании, что он выше этого, но это будет липкая ложь. У нас была идея сыграть вместе – мне очень жаль, что это не осуществилось. Что втуне, молниеносно пролетела та часть прекрасной, талантливой жизни, которую этот Артист провел в Театре Комедии. Замес у Равиковича был уникальный – такого сочетания драматизма, комизма и философии ни у одного актера больше не найти. Царство ему небесное.

Виктор Крамер, режиссер, постановщик спектаклей «Страсти по Мольеру» и «Свидания в предместье» с Анатолием Равиковичем в главных ролях в Театре Комедии им. Н.П. Акимова:

- Анатолий Юрьевич – замечательный, контактный, с громадным чувством юмора человек. Мы дружили семьями, ездили друг к другу в гости – они к нам в Финляндию, мы – на их дачу здесь. А первый раз в поработать с ним в Театре Комедии Равикович пригласил меня 14 лет назад. Я соединил две пьесы – «Мещанин во дворянстве» Мольера и «Полоумный Журден» (булгаковскую версию той же пьесы), – и появился спектакль «Страсти по Мольеру». Анатолий Юрьевич репетировал и играл колоссально, остроумно и с таким скрытым драматизмом, что такому сочетанию актерских граней, да еще в одной роли, можно было только удивляться. Но так получилось, что спектакль предполагал очень энергичные перемещения, а у Анатолия Юрьевича начались проблемы с ногами. Хотя администрация Театра Комедии предлагала мне ввести на эту роль другого актера, я отказался категорически, и проект закрылся.

Через 10 лет Анатолий Юрьевич предложил мне снова поработать вместе к новому юбилею, и я стал искать пьесу. Мой учитель в Театральной академии, Ирина Борисовна Молочевская, посоветовала почитать Вампилова, «Старшего сына». И мне показалось, что Сарафанов – роль как раз для Равиковича. Хотя это было очень серьезное испытание, потому что Евгений Леонов уже создал в кино очень мощный, запоминающийся образ этого героя. Но мне кажется, мы с Анатолием Юрьевичем эту опасность преодолели. Его Сарафанов получился совсем другой, не в стиле ретро, а очень современный. Он получился человеком, который живет в наше время, время непростое, больное, которое сняло розовые очки, время, которое гораздо ближе к Достоевскому, чем к Вампилову. И Анатолий Юрьевич сыграл человека, который пытается давить в себе «блаженного», потому что такому не выжить. Его Сарафанов выглядел желчным, сложным человеком, но его поступки говорили за него. И Равикович это делал грандиозно. Потому что Равикович – это тот тип артиста, который для меня особенно важен и значителен: трагикомический.

Репетиции с ним были праздником всегда. Анатолий Юрьевич обладал уникальным качеством быть лидером, но не доминировать. С подачи режиссера он шел на любые риски, но всегда приводил всю команду к необходимым ему как актеру решениям. Уже во время застольного разбора пьесы давал артистам дельные, тонкие, психологически выверенные советы. Для всех участников процесса это была великолепная актерская школа.

Мастерство Анатолия Юрьевича во многом определило мой выбор профессии. У меня же мама была актриса, я много играл на сцене в детстве, но в какой-то момент – как отрезало. Я занимался музыкой, спортом, но театр как работа меня не привлекал совершенно. Но однажды я попал на спектакль «Люди и страсти», где Равикович играл судью из народа, Аздака. И я увидел, что может живой, настоящий актер сделать с залом – зал у него прыгал, ползал, лежал в проходе от смеха. Это было что-то невероятное. Я потом ему признавался, что после этого спектакля впервые всерьез задумался о профессии режиссера.

Невыносимо грустно, что такой артист так мало сыграл в последние годы. Потому что такого сочетания тонкого ума с буквально кошачьей актерской органикой больше не встретить.

И еще. Он никогда не участвовал ни в каких интригах. И никогда не разводил и не повторял сплетен. Ему было гораздо легче позвонить и рассказать мне новый анекдот.

Елизавета Богословская, в прошлом журналист, ныне – директор театра «Кукольный формат»:

- Это был 1996 год. Выдающийся грузинский кукольник Резо Габриадзе ставил в петербургском Театре Сатиры, на малой сцене, свою легендарную «Песню о Волге». Кукол озвучивали лучшие голоса Петербурга: Николай Лавров, Лев Лемке, Станислав Ландграф, Ирина Мазуркевич и Анатолий Равикович и другие. Эпизод, в котором участвовал Равикович, - был эпизод еврейской свадьбы. Мороженщику Яше, который теперь, на фронте, служил артиллеристом, снилось, что в его украинском селе ребе выдает его невесту Розу за другого. Равикович озвучивал как раз этого ребе, маленького такого, зелененького. Он таким надтреснутым голоском говорил: «Это не твоя свадьба, что ты нам мешаешь?! Сиди со своей пушкой. Музыка! Виват! Варенье! Пляшите, пляшите!» Вот такой был текст, 4 минуты. Равикович произносил его очень смешно, но была в его голосе такая горькая нота, что всем сразу становилось понятно, что никого из этих людей давно нет в живых, что все евреи на Украине давно убиты. Благодаря голосу Анатолия Равиковича крошечный эпизод, в котором и войны-то не было, воспринимался абсолютно трагически. Такие вот чудеса...

Напоминаем, что прощание с Анатолием Юрьевичем Равиковичем состоится 11 апреля в 11.00 в Театре Комедии им. Н.П. Акимова. Похоронен артист будет на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»
Фото из архива Театра им. Ленсовета и с сайта Театра Комедии им. Н.П. Акимова