Кто на самом деле платит за зеленое будущее?

Разговор о борьбе с изменениями климата на глазах перешел от общих сетований на нежданную жару и скоропостижные дожди к серьезнейшим дебатам на самом высшем уровне. Министры с президентами озаботились как ростом расходов, так и поиском источников необходимых средств.

Причина проста и понятна — это повсеместный рост материальных потерь, вызванных природными катаклизмами. Например, в США, по данным NOAA (Национального управления океанических и атмосферных исследований), в период с 1980 года произошло 291 стихийное бедствие, связанное с погодой и климатом, ущерб от каждого превысил 1 млрд долларов с учетом корректировки по индексу покупательной способности на 2021 год. Общий ущерб превысил 1 триллион 900 млрд долларов.

Средние потери от катастрофических происшествий составляют 6,6 млрд долларов, и около 50 млрд долларов — в год. Для США вроде бы не критичные цифры. Но беда в том, что количество таких случаев и ущерб растет. Если в 1990-е годы случалось обычно 5 подобных случаев с суммарным ущербом в 28 млрд в год, то в 2020 году произошло уже 22 случая, и убытков было на 96 млрд. Это в сопоставимых деньгах по индексу покупательной способности. То есть больше чем 300 долларов из кармана каждого американца, включая младенцев.

В Европейском Союзе с 1980-го по 2019 год экстремальные климатические явления привели к экономическим потерям на общую сумму около 446 млрд евро (в странах — членах ЕЭС). Это эквивалентно 11,1 млрд евро в год. Среднегодовые (с поправкой на инфляцию) убытки составили в 1980–1989 годах около 6,6 млрд евро и 12,5 млрд евро — в 2010–2019 годах. Несмотря на то, что в последние два десятилетия были мероприятия по уменьшению пагубного влияния климатических катастроф.

В 2019 году глава Росгидромета Максим Яковенко заявил, что экономика России из-за паводков, шквалистого ветра и других опасных природных явлений теряет около 90 млрд рублей ежегодно, при этом надо учесть, что благодаря работе метеорологов ущерб удается сократить на 40 млрд, иначе потери бы были еще выше. Можно предположить, что на самом деле убытки серьезнее — их просто не все учитывают, или они проходят по другим статьям.

Сравнивать потери в США, ЕС, России и других странах напрямую невозможно в связи с различием не только системы подсчета, но и целого ряда других факторов, например рыночной цены недвижимости.

Недвижимость, которая уйдет...под воду

Жители США регулярно сталкиваются с мощными природными катастрофами. Воистину уникальной является так называемая «аллея торнадо» — территория центральных равнинных штатов межу Аппалачами на востоке и Скалистыми горами на западе. Тропические ураганы регулярно обрушиваются на берега Мексиканского залива и южных штатов Атлантического побережья.

30 октября 2012 года ураган «Сэнди» обрушился на Нью-Йорк и прилегающие штаты Нью-Джерси и Коннектикут. Морские воды ринулись на улицы. Ураган оставил без электроснабжения более 7 млн человек, было затоплено метро Нью-Йорка, погибло в общей сложности более 200 человек.

Спустя год, в октябре 2013 года, мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг, бывший министр финансов США Хэнк Полсон и бизнес-лидер и филантроп Том Стейер провозгласили новую инициативу по оценке и публикации экономических рисков для США, связанных с изменением климата, — Rysky business.

Вопрос был поставлен с американской прямотой: какие убытки ожидаются в результате наблюдаемого изменения климата в обозримом будущем? После анализа научных данных и экономических подсчетов получилось, что к 2050 году море затопит или иным способом сделает непригодной недвижимость на сумму от 66 до 106 миллиардов долларов.

А если дело так пойдет и дальше, то к 2100 году под воду уйдет недвижимость нынешней стоимостью от 238 до 507 млрд долларов. Но и это не самый мрачный сценарий. Может статься, что к концу столетия утонет прибрежная собственность на сумму более 700 млрд долларов, а дополнительная собственность на сумму более 730 миллиардов долларов окажется под угрозой во время штормовых нагонов.

По той же вероятности среднегодовые убытки от ураганов и других прибрежных штормов вдоль Восточного побережья и Мексиканского залива вырастут более чем на 42 миллиарда долларов только из-за повышения уровня моря, а усиление активности ураганов может увеличить эту цифру до 108 млрд долларов. Это конкретные цифры, которые касаются конкретных денег, — недвижимость в местах грядущих затоплений уже падает в цене.

Кто платить будет?

Убытки прикидывают и страховые компании. Например, по данным швейцарской Swiss Re, ежегодные потери от природных катаклизмов уже переваливают за 200 млрд евро в год. Несомненно, страховщики будут поднимать величину страховых выплат для рискованной недвижимости. Недвижимость, соответственно, обесценивается. Население активно продает ее, что опять же способствует падению цен на побережье.

А в случае природных катастроф население будет ожидать государственных субсидий тем, кто потеряет свой дом и бизнес. Значит, это новая нагрузка на бюджет. Но вот какая проблема: существующая схема сдерживания глобального изменения климата, которая базируется на уменьшении доли автомобилей с двигателями внутреннего сгорания, приводит к уменьшению доходной части бюджета.

Например, более века государственные финансы пополнялись в числе прочего налогом и акцизами на жидкое топливо. Цена каждого литра бензина для потребителя в среднем наполовину состоит из различных сборов.

И вот мы пересаживаемся на электромобили. Наши эстонские соседи из Центра мониторинга развития подсчитали, что через десять лет на дорогах Эстонии будет 85 тысяч электромобилей, а к 2040 году они займут уже половину всего автопарка. Это означает, что к 2030 году акцизное годовое поступление в госбюджет сократится примерно на 20%, то есть почти на 100 млн евро в нынешних ценах. Вывод простой — топливный акциз придется заменить налогом на регистрацию автомобиля и сборы, зависящие от годового пробега.

В Европейском Союзе вполне обоснованно говорят, что грядущие траты на борьбу как с самим изменением климата, так и с последствиями этого процесса приведут к тому, что европейские производителя окажутся в проигрыше по сравнению с производителями стран, которые не возьмут на себя столь строгие экологические обязательства. Выход в ЕС видят во введении особых налогов на сопутствующие производству выбросы СО2.

Однако даже в развитых странах к этой идее относятся с скепсисом — ведь получается, что наиболее богатые страны будут компенсировать свои траты за счет стран более бедных? И это касается не только стран, но и конкретных людей.

В частности, благотворительная организация Oxfam обнаружила, что 10% самых богатых людей производят половину мировых выбросов углерода, в то время как самая бедная половина вносит только 10%. Этих богачей около 770 миллионов человек, и каждый из них отвечает за объем выбросов углерода в 35 раз больший, чем у людей из нижней половины, и в 175 раз больший — чем у бедняков из низших 10 процентов. Около 40% богачей живут в США, около 20% — в ЕС, и 10% — в Китае.

Дело не в том, сколько выбросов производят личные машины, яхты и самолеты богачей. Они контролируют производство, которое как раз и загрязняет атмосферу. Поэтому облагать налогом на выбросы нужно именно этих людей, но они как раз имеют большое политическое влияние, прямой доступ к законодателям и лоббистам, а следовательно — могут продвигать ту или иную повестку дня, в том числе экологическую, делая акцент на собственные потери и проблемы.

Отсюда и дилемма: с одной стороны, нужно мобилизовать средства, чтобы компенсировать потери от природных катастроф уже сегодня, и финансировать продвижение безуглеродных технологий, чтобы сократить их интенсивность завтра. А с другой стороны — слишком много людей завязаны на существующую экономику. И живут эти миллиарды людей «от получки до получки», при этом выплачивая налоги. Будут ли они готовы терпеть дальше ради «зеленой» жизни будущих поколений те самые 10% богатейшего населения — большой вопрос, ответа на который нет ни у кого.