ПоделитьсяМастерство по очистке сознания демонстрируют следователи и оперативники, допрошенные в качестве свидетелей по делу о теракте в Петербурге. Память пасует перед временем, и только 11 подсудимых, не иначе, привиты от амнезии.
Выездная комиссия московских судей в стенах Ленинградского окружного военного суда 3 июля допросом свидетелей в погонах продолжила процесс по делу о подрыве поезда метрополитена 3 апреля 2017 года. Судя по показаниям, расследование громкого преступления вышло обыденным до беспамятства. Ему и бомба в огнетушителе не помогла.
– В целях недопущения нарушений закона в таком сложном деле прошу суд обеспечить визуализацию свидетелей. Не понимаю, что им угрожает в зале, – передал суду общие настроения адвокат Шохисты Каримовой Виктор Дроздов.
По его словам, полицейские и росгвардейцы бдят рядом с «аквариумом», вина запертых там людей ещё не доказана, и угрозы для безопасности сотрудников контрразведки как будто и нет. Свидетелей из числа чекистов допрашивают второй день, адвокаты и их доверители – с разочарованием.
ФСБ отсылками к гостайне и защите безопасности сотрудников и их родных попросила обеспечить секретность. Накануне голоса двух оперативников слушали прямым включением из Москвы, ещё одного спрятали уже в стенах ЛОВС. Отсутствие зрительного контакта не настраивало на доверие, и сторона защиты даже засомневалась, а с чекистами ли идёт разговор. Обстоятельной беседы не вышло – свидетелей подвела память, а ответы читали как будто с листа. Спустя два года уже забылось, почему не было оперативной съёмки при задержании Эрматова, какая была в тот день погода и в какое время проводилась операция. Зато кристально ясно, что ни к нему, ни к Азимовым силу не применяли, до угроз не опускались.
Суд в просьбе открыть лица оперативников отказал.
– Ваши свидетели не отвечают на вопросы, – упрекнули адвокаты и взялись попытать счастье с менее засекреченным сотрудником Следственного комитета.
30-летний сотрудник отдела криминалистического сопровождения следствия с дислокацией в Петербурге Главного управления криминалистики (Криминалистического центра) СКР на несколько минут позже 11 утра стремительно преодолел парк и на час затерялся в коридорах суда, благоразумно решив не привлекать внимание журналистов.
6 апреля 2017 года Алексей Александров как следователь-криминалист принимал участие в следственных действиях на Товарищеском проспекте. Тогда квартиру в девятиэтажке брали штурмом силами ФСБ. Шестеро её обитателей в дальнейшем получили статус обвиняемых, замаскированная под огнетушитель взрывчатка и кнопочное устройство стали одними из главных вещдоков.
Задержанному на Товарищеском Ибрагиму Эрматову не потребовалось долго всматриваться в лицо вставшего за трибуну, чтобы опознать в нём знакомого по обыску в квартире. Ответного узнавания не последовало. По словам Александрова, по делу он работал и позже, но, увы, что делал, сказать не может.
– Времени много прошло. Видите, даже не признал лицо, которое было на обыске, – воззвал к пониманию следователь.
На Товарищеском он работал вместе со следователем Ботиным, некими специалистами и двумя понятыми. В обязанности входила фотофиксация «каких-то объектов, связанных с взрывным устройством». Помнится, что был апрель 2017-го, после теракта прошло несколько дней, шёл большой обыск, «изымали много».
– Детально не назову. Взрывные устройства – не мой профиль, так что по ним вопросы не ко мне. В общем, это всё, что могу сказать, – намекнул он на то, что реанимировать воспоминания бесполезно.
Адвокаты было растерянно примолкли, но быстро нашлись:
– Вы конкретно помните, что делали как специалист в своей области?
– Осуществлял фотофиксацию. Там и другие сотрудники были, я работал ещё в ГСУ по Петербургу и был не самым старшим должностным лицом, – попытался увильнуть следователь.
Чётких указаний, что именно снимать, как следует из его слов, не давалось. Фиксировал всё, что изымалось. Или почти всё. Так, шприц, в котором был взрыватель, на фото не попал. Старшие коллеги давали рекомендации по съёмке, но неукоснительного соблюдения не требовали. Дата и место выветрились из головы напрочь.
– Что из себя представляло место происшествия? – зашли с другого бока защитники.
– Затрудняюсь ответить в связи с прошествием большого количества времени.
– Это была квартира, лестничная клетка или другое помещение?
– Это уже наводящий вопрос, – упрекнул Александров настойчивых собеседников.
– Вы помните, кто, как и какие рекомендации вам давал, но не помните где. Чем вы можете объяснить забывчивость свою? – мягко уточнила адвокат. – А место происшествия…
– Хватит. Пятый раз одно и то же спрашиваете. Он либо знает, либо нет, – не выдержало терпение у прокурора Надежды Тихоновой. Подскочив со стула, она обрушилась на адвокатов: – Можно долго рассуждать об особенности памяти. У кого-то долговременная, у кого-то кратковременная, у кого-то вообще выборочная. Это не предмет разбирательства. Чем чаще задаётся один и тот же вопрос, тем менее ценен ответ. Не нужно призывать к домыслам
Словно воодушевившись поддержкой, следователь всё чаще стал повторять «не помню». Заученное «затрудняюсь ответить…» отскакивало от зубов даже на вопрос о замаскированной под огнетушитель бомбе.
– Там был сотрудник главного управления криминалистики, старший специалист, целесообразнее спросить у него, – уже вздыхал он.
– Вы проводили изъятие?
– Смотря что вы понимаете под изъятием...
– Лично вы помните такой эпизод своей жизни, как вы с другим специалистом осматривали устройство, которое было собрано в огнетушитель?
– Смотря что вы вкладываете в термин осматриваете…
– Ну, что вы часто выезжаете на такие мероприятия.
– На самом деле да.
– И много предметов взрывных в огнетушитель прячут?
– В огнетушитель – нет.
– Вот сейчас уже конкретный случай припоминаете? – спросила адвокат и, получив очередное «нет», сдалась: – Слушайте, весь город помнит, вся страна помнит. А вы – нет.
Следователь утомлённо пожал плечами. Перехвативший инициативу адвокат Дроздов предложил прояснить воспоминания оглашением материалов дела. Пухлый том с фотографиями пристроили перед свидетелем, дали всмотреться.
– Вот вы посмотрели на фото. Почему не снято, как предметы расположены в конкретном месте? Вас не интересовало, где именно они находятся? – удивился Дроздов и получил в ответ рекомендацию спросить об этом понятых.
Подключившийся Эрматов живо вспомнил, что при обитателях квартиры никаких находок сделано не было. По его словам, когда оперативники пришли первый раз, то заявили: «Кроме тараканов, здесь ничего нет». После будто бы пришёл сотрудник Яковлев с большой сумкой и подозвал – мол, иди, что покажу.
– Нас держали внизу в машине. Потом ко мне подошли, спросили, кто за квартиру отвечает. Я сказал, что брат. А мне ответили, что раз его нет, то будешь вместо брата. Надели на голову шапку, подняли… В квартире ходили люди в белых халатах, были оперативники. Я стоял у двери, близко – огнетушителя не было. Его достали из шкафа. Но он был закручен, то есть его не разминировали, – прижался к стеклу младший из братьев Эрматовых.
Один из соседей по квартире и теперь по скамье припомнил, что Эрматова вернули в квартиру примерно через полчаса. Подсудимые попросили уточнить, должен ли обыск производиться при хозяевах жилплощади.
– Там же на лестничной площадке было. Какие жители лестничной площадки? – с недоумением переспросил следователь Александров, чем было воодушевил адвокатов.
– Получается, всё-таки не лестничной площадке вы работали?
– В протоколе написано, что лестничная площадка. Раз написано — значит, так и было.
– Помните, где именно?
– В протоколе сказано, что на Товарищеском проспекте.
– Как предметы располагались?
– В протоколе три с половиной страницы, не успел прочитать.
– В квартире вы ничего не снимали?
– В ходе данных следственных действий я осуществлял фотофиксацию на лестничной площадке, – не без лукавства ответил свидетель.
– В указанный день в квартире вы проводили съёмку? – уточнила гособвинитель и услышала уверенное «да».
Указавший на явное противоречие адвокат получил урок по уголовно-процессуальному праву: осмотр места происшествия и обыск являются разными следственными действиями. Перед свидетелем снова водрузили материалы дела и попросили указать пальцем, что и где снято. Ориентироваться, судя по мелькавшим фотографиям, было непросто. Фотограф брал изъятое крупным планом, игнорируя интерьер.
Дальше память решили не потрошить и переключились на «секретного». Никита Перевозчиков работает в ФСБ России. На этом процедура установления личности была закончена.
– Вашей безопасности что грозит на данном заседании? – решил удовлетворить любопытство адвокат Дроздов. Суд снял вопрос.
Сотрудник ФСБ Перевозчиков в январе 2018 года обобщал имеющиеся у следствия материалы в справку. Она есть в материалах дела. В рамках уголовного дела говорил с Аброром Азимовым, знаком с его показаниями, знает, что в изъятом у него телефоне нашлась инструкция по сбору бомбы. По ней, по его словам, можно собрать устройство, идентичное тому, что использовал смертник. Вопрос о том, как вышли на фигурантов, переадресовал следователям.
– Фамилия Джалилов вам о чём-нибудь говорит? – обратилась к экрану прокурор.
– Конечно. Это террорист-смертник, который совершил самоподрыв 3 апреля 2017 года в перегоне между станциями «Технологический институт» и «Сенатская площадь», – отрапортовал сотрудник столичной контрразведки.
– «Сенная», – перебила его Тихонова. Представитель Генпрокуратуры РФ уже достаточно освоилась в Петербурге, чтобы найти одну ошибку.
– Когда вы составляли справку, вы проверили, в каких условиях опрашивали фигурантов? – уточнил адвокат.
Перевозчиков ответил, что нет, и тут же получил от Азимова подробный рассказ. По его словам, к нему в Лефортово приходил «высокий такой Дима». Дмитрий Хамюков – сначала майор, а потом подполковник – якобы просил подписать документы, которые важны начальству, но юридической силы не имеют. С собой приносил фотографии семьи Азимова.
– Я оговорил себя, чтобы спасти семью, – признаётся подсудимый и отвечает на обвинения прошлых заседаний о поездках в Турцию и работе с боевиками. – В Турцию к родственникам ездил, у меня там тесть. Я прошёл детектор лжи. Просил задать вопрос о том, участвовал ли я в теракте. Но они сказали, что сами знают, что спрашивать. Мне показывали, как потом узнал, фото Махбубова, но я его не узнал.
Как рассказал сотрудник ФСБ Перевозчиков, информацию о террористической организации «Таухид валь-Джихад» (запрещена в РФ), которая якобы стоит за терактом в метро, спецслужбы получили от «иностранных партнёров». По их информации, она была создана в 2013 году в Сирии уроженцем Киргизии Сирожиддином Мухтаровым 1990 года рождения. Ещё одним руководителем он называет специалиста по минно-взрывному делу и наставника смертников Махбубов с позывным «Ахмед».
Изначально организация входила в состав запрещённой в России «Джебхат ан-Нусры», но потом действовала обособленно. Группировку, устроившую взрыв в метро, СКР официально назвала в июле 2018 года. Запретили её через два месяца после теракта по инициативе ФСБ. Перевозчиков на заседании об этом не вспомнил, заявив, что террористическая она только в трактовке иностранных партнёров.
– То есть нам воспринимать информацию от вас как мнение, а не как утверждение? – каверзно уточнил адвокат Дроздов. Суд снял вопрос.
Следующее заседание состоится 4 июля. Суду предстоит допросить свидетеля Яковлева, которого обвиняемые считают человеком, принесшим вещдоки в их квартиру.
Татьяна Ципуштанова, «Фонтанка.ру»
