«Служанка»: Сгоревшая на работе (фото)

17 мая 2011, 07:00 1 167

Всего лишь с годовым опозданием, в разгар 64-го Каннского фестиваля, в Петербурге вышел в прокат очередной фильм из программы предыдущего каннского конкурса (призов, правда, тогда не снискавший) – «Служанка» («Hanyo») южнокорейского режиссера Им Сан Су.

«Служанка» является ремейком одноименного корейского хоррора 1960 года. Ремейком, впрочем, весьма вольным; Им Сан Су не слишком держится за почитаемый в Корее оригинал. Разве что на уровне основной линии сюжета: бедная девушка нанимается служанкой, вступает в сексуальную связь с главой семьи, вынужденно делает аборт и, наконец, совершает самоубийство. Небогатое, в общем, сходство. Различия, как водится, интересней.

Например, в 1960-м разница в социальном положении героев была не так и велика. Девушка должна работать, чтобы выжить; у семьи задача иная – поддерживать хрупкое благополучие, – но работать хозяева для этого должны не меньше слуг. На социальном, рациональном, уровне конфликта почти не было, а сложную сюжетную динамику обуславливало наличие другого уровня – иррационального, на котором бушевал инстинктивный, непреодолимый эротизм. Дуэт между социальным и сексуальным развивался очень удачно для фильма – хотя и чертовски неудачно для его героев.

В ремейке противоречие сведено к сугубо социальному. Герои так далеки друг от друга, что сама дистанция предрешает итог. Служанка (Чон До Ен) не имеет никаких рычагов воздействия, а потому ничего не может менять, в то время как богатые хозяева обладают всем, чего могут желать, и не рискуют это утратить. И финал – самоубийство служанки на глазах у семьи господ, этакая странная месть за расчетливость и бесчувственность, – этой же расчетливостью и обезврежен. Здесь уже и инстинкт поддается учету, лишь бы денег хватало. А у героя как раз хватает. Дальше – математика. Точнее, геометрия.

Геометрия пространства, конечно. Расстановка сил настрого задается местом действия. Заданная было в начале фильма, городская среда вскоре отбрасывается ради интерьерного совершенства роскошного особняка, которое, видимо, настолько заворожило режиссера, что он посчитал его достаточным мотивом для всего остального фильма. И это даже не упрек, чего уж. Богатство фактур и событий, свойственное городу, слишком живо для той истории, что хочет рассказать Им Сан Су. Выстуженность мраморных залов подобает ей куда больше.

В доме, куда попадает служанка, пространство и мизансцена таковы, что четкостью переигрывают актеров. Следящая спуск героини по мраморной лестнице камера интересуется больше линиями лестницы, чем самой девушкой. А место и окружение персонажа в кадре говорят о нем больше, чем выражение лица. Власть мужчины определена его ролью в композиции – центральной, бесправие служанки по отношению к семье хозяев – местом на дальнем плане (неплохо бы еще в расфокусе). Многофигурные же композиции изящны и лакированы, словно выстроены на шахматной доске.

С геометрией пространства рифмуется геометрия интриг. Жена и теща, хладнокровно изводящие служанку; муж (Ли Чжон Чжэ), недовольный их действиями постольку, поскольку они нарушили его власть, а вообще же вполне равнодушный. Пылание страстей на фоне дизайнерских интерьеров выглядело бы не слишком убедительно: расстояния не те, да и поверхности слишком бликуют – холодновато, в общем. Другое дело, что в финальной сцене страсти попытаются именно пылать. В прямом смысле. Тут уж одним мрамором не обойтись, тут требуется что пофактурней. Но всё годное к воспламенению режиссер отбросил после первых кадров. Кроме людей. Значит, кого-нибудь из них и стоит поджечь. Так себе, впрочем, выбор. Конечно, для того, чтобы в кино что-нибудь загорелось, достаточно, чтобы огонь просто был где-нибудь рядом, – в соседнем кадре, например. Но не в соседнем же фильме.

А финальная сцена самоубийства молодой служанки – это всё же фильм следующий. В предыдущие полтора часа экранного времени если и было, чему воспламеняться, то разве что ненависти старшей служанки (Юн Йео Чжонг) к своим господам, совмещающейся, тем не менее, с абсолютной преданностью. Она – единственная неоднозначная героиня в фильме Им Сан Су; единственный человек, который здесь устроен сложнее, чем интерьеры. Поэтому только она, старшая служанка, и сможет покинуть эти интерьеры в финале; поэтому именно она говорит молодой служанке: «То, что внутри тебя, – ничто». Сказаны эти многозначительные слова вроде бы о ребенке, которого не будет, – но они, пожалуй, и вправду многозначны, и не в одном ребенке дело. Для извлечения огня нужно что-нибудь материальное, подлинное, из ничего он не возникает. Из неизвестно чего – может, конечно, но тогда и смысла у этого огня нет. Одни лишь последствия.

Впрочем, эффектное сгорание героини может иметь и иной смысл: то, что должно было быть увидено девочкой, дочерью героев. Сочувствию, с которым показана молодая служанка, взяться в этом строго расчерченном, стерильно чистом фильме неоткуда – если только это не взгляд ребенка. Взгляд сосредоточенный и идущий издалека, изглубока, не проскальзывая по поверхности предметов; взгляд, самим своим наличием отрицающий, что внутри – ничто. Нет, там, скорее, нечто. А ничто – снаружи.