ПоделитьсяВ Мариинском театре состоялась премьера оперы Моцарта «Идоменей» в постановке Михаэля Штурмингера. Сценография - Ренате Мартин и Андреас Донхаузер, видеография - Фриц Фицке. Дирижер – Валерий Гергиев.
Режиссер растворился в опере
Знакомьтесь, Михаэль Штурмингер (Австрия) – типичный представитель современной оперной режиссуры. Судя по его высказываниям, большой любитель Моцарта (хотя некогда создал спектакль под названием «Я ненавижу Моцарта»), а также человек, остро переживающий проблемы современного общества. Согласно Штурмингеру, «Идоменей» - «история о власть предержащих (sic!), показывающая ситуацию, в которой обществу необходимо шагнуть на новый этап развития. И в нашей реальной жизни офицеры возвращаются с войны, их кошмары и совесть возвращаются вместе с ними, преследуют их...»
Современная оперная режиссура - явление загадочное. Непонятно, почему она - режиссура, тем более, оперная. Порою закрадывается мысль, что она вообще является надувательством. Спектакль Штурмингера не только не разрешает сомнений, напротив, сгущает их.
Поднимается занавес. Перекатываются валы штормового моря. Море, то смятенное, то спокойное, грозовые облака - и так в течение всего спектакля. Картинки устрашающих явлений природы не только уместны по сюжету, но красивы, изобретательны. Но это - работа видеографа. Что же предлагают постановщики? Четыре колонны, каннелированные, как полагается в Греции - единственный намек на античность. В остальном же - любовно воспроизведенная пристань в современном порту: леерные заграждения, зал ожидания с металлическими креслами, часы, на которых без пяти одиннадцать. Туда-сюда снуют гражданские, а также лица в униформе, вероятно, спасатели. Бегают с грохотом, заглушающим оркестр и пение личности, выводящей рулады в зале ожидания. Личность эта вовсе странна: гермафродитное существо в рубашке и брюках-гранж.
Пение как досадное обстоятельство
Следующая сцена. Море спокойно. На пирс вываливается бородатый мужик в камуфляже, спасательном жилете, с автоматом. Поет какое-то время, после чего на сцену вбегает виденный ранее гермафродит... Оказывается, перед нами властитель Крита и его сын, царевич Идамант, обреченный на заклание.
Тут самое время вспомнить, что опера «Идоменей» написана в жанре seria. Опера seria - насквозь условное и стандартизованное построение. Моцарт, конечно, модифицирует традиционную схему, однако она все равно доминирует в «Идоменее». Схема такова: два мужских персонажа (М1 посубтильнее, М2 побрутальнее) и два женских (Ж1 полиричнее, Ж2 подемоничнее). Одна пара (М1 + Ж1) связана взаимной любовью, М2 вожделеет к Ж1, Ж2 - к М1. Вторые номера пытаются расторгнуть союз первых, но в итоге взаимная любовь торжествует. Все это происходит на героико-мифологическом фоне. Мужские партии в seria часто исполнялись кастратами, позднее их заменили сопранистками - отсюда объяснение гермафродитизма Идаманта, которого поет женщина. Но главное же в том, что seria – не череда любовных событий, а череда арий, ансамблей, именно в них раскрываются герои, в них все музыкальные красоты.
По идее, режиссуре надо сделать так, чтобы публика была сосредоточена именно на пении героев. Штурмингер же, напротив, рассматривает пение как досадное обстоятельство… Вот Идоменей во дворце. Современный интерьер с претензией на хай-тек. Претензия жалкая - выходит нечто вроде магазина «Икеа». Царя терзает не только долг сыноубийства, но и страсть к возлюбленной сына Илии. Терзания выражаются в разбитии… коньячной бутылки. Царь надевает… бронежилет, облачается в форму капитана первого ранга. Приходит Илия, одетая в подобие ночной рубашки, поет Идоменею, что любит его как отца. Прозрачная, возвышенная музыка. На фоне которой монарх пытается лапать Илию, с изяществом пьяного дальнобойщика…
Когда Электра - демоническая Ж2, одержимая неразделенной страстью к Идаманту, в «арии мести» изливает потоки душевной лавы, на заднике эффектное зрелище грозовых туч. Да, уместно, логично - но опять-таки видео. А что делает режиссер, кроме того, что мешает слушать арии? Гоняет хористов по сцене скучными косичками, какими они бегают по сценам сотен провинциальных театров. То, что греки гомеровских времен одеты как евросоюзные спасатели, либо как евросоюзная же публика на пристани (в сцене, где Идаманта провожают в путешествие), конечно же, забавно. Но это - по части костюмерии.
Абстрагироваться от всего и слушать оркестр
…И певцы какие-то необаятельные, блеклые. Требуется попадание в характер, нужна страсть, а вокалисты в лучшем случае по-студенчески аккуратны. Интересней прочих Жанна Домбровская (Электра), техничная и эмоциональная… Так что лучше всего абстрагироваться от певцов, от происходящего на сцене – и слушать оркестр. Фантастический оркестр Гергиева, звучание которого порою превосходит партитуру Моцарта и даже законы акустики – кажется, звуки подобной красоты невозможны в реальном мире…
Однако у режиссера припасен свой камень за пазухой. Финал. Голос свыше повелел Идоменею не приносить Идаманта в жертву, отдать ему в жены Илию и возвести на трон. Тут Электра впадает в бешенство, кидается то к возлюбленному, то к сопернице, приставляя им к горлу нож - как террористка, берущая заложников. Наконец, стреляет в Идоменея. Царь падает... и вдруг встает, живой, невредимый. Потому что на нем (если кто-то забыл!)… бронежилет. Публика, извините, ржет - а в это время звучит музыка просветления Идоменея, самая красивая в опере.
Публике еще предстоит потешиться в самом конце спектакля, в эпизоде коронования новой царской четы. Вообразите: Идамант и Илия, две женщины - одна в прикиде гранж, другая в ночной рубашке, со счастливыми лицами стоят на коленях, и на их головах бутафорские короны, обильно усыпанные стразами. Трудно представить более странное зрелище!
По словам Штурмингера, постановщики «хотели рассказать историю, исходя из музыки и преломив ее сквозь призму современности». Трудно поверить, что «из музыки исходят» люди, которые мешают слушать ее. Что же касается призмы... Призма современности - наиболее затасканное, заляпанное из тех оптических средств, сквозь которые нынешние постановщики смотрят на оперную классику. Было бы неплохо отложить в сторону этот инструмент, или хотя бы протереть его...
Роман Рудица, «Фонтанка. ру»
