Мы не заставим политиков отвечать за поступки, если не научимся ценить тех, кто ушел

Известный принцип «О мертвых либо хорошо, либо ничего» - не для политиков, облеченных властью. Мы никогда не заставим действующих политиков отвечать за свои поступки, если не научимся по справедливости, - то есть, по делам их, - оценивать и тех, кто ушел.

Сегодня, сожалея о Борисе Ельцине, даже многие из его некогда суровых критиков, предельно смягчают тон: да, ошибался – но кто не ошибается? Да, сделал много скверного – но все же плюсы перевешивают минусы. Да, на его совести война в Чечне – но его заслугой является и свобода слова, да, привел Путина к власти – но ведь не знал, что из него получится, да, «мочил» своих политических оппонентов – но ведь не уничтожал их физически…

Во всем этом, бесспорно, есть своя логика. И при желании у первого российского президента можно отыскать немало привлекательных черт и хороших поступков. Можно вспомнить выборы-89 и выборы-90, можно вспомнить его реакцию на Вильнюс и Ригу, и, конечно же, август 91-го. Вспомнить, что при нем не закрыли, - ни прямо, ни под видом «спора хозяйствующих субъектов», - ни одного СМИ (бывший полпред президента в Питере Сергей Цыпляев рассказывал мне, - со слов Бориса Немцова, - как тот приехал к Ельцину на Валдай подписывать бумаги, и застал его перед включенным телевизором. А на экране кто-то «нес» президента, не жалея сил, и Борис Николаевич постепенно мрачнел и все больше хмурил брови. И когда Немцов начал всерьез опасаться, что сейчас Ельцин швырнет в «ящик» чем-нибудь тяжелым, тот попросил: «Борис, выключи телевизор – нет сил это смотреть»…). Вспомнить, что при нем не разоряли коммерческие структуры, финансирующие оппозицию, не объявляли критику власти экстремизмом, и не лупили дубинками людей, расходящихся с законного митинга…

Все это можно вспомнить. Но можно вспомнить и другое.

Можно вспомнить «шоковые реформы» 1992 года, «ваучерную приватизацию», достойную называться «аферой века», разгон законно избранного российского парламента и разгон первого демократического Ленсовета, «залоговые аукционы» и появление олигархов (ставших таковыми исключительно из-за близости к власти), невиданную коррупцию в высших эшелонах власти, назначение преданных президенту лиц на высокие государственные посты, безнаказанность высокопоставленных чиновников при любых злоупотреблениях, создание привилегий для «новой номенклатуры» в стиле «То, что раньше нагло забирал дракон, теперь в руках лучших людей города», дефолт и девальвацию 1998 года, отказ от предвыборных обещаний и назначение преемником бывшего подполковника КГБ – что в августе 1991-го могли счесть только исключительно неудачной шуткой…

Но даже и все это могло бы проститься Борису Ельцину, если бы не две «малые кавказские войны». Он начал первую в декабре 1994-го – и он начал вторую: осенью 1999-го, когда российская армия вела свою операцию вторжения, Ельцин также был полновластным президентом, и нес ответственность за все. За десятки тысяч погибших с обеих сторон во имя «восстановления конституционного порядка», за убитых и искалеченных детей и женщин, за фильтрационные лагеря и «зачистки». Никакие заслуги – ни август 91-го, ни защита свободы слова, ни появление рыночной экономики, - не перевесят этот тяжкий грех на самых точных в мире весах, находящихся там, где вскоре окажется его душа. И не искупить этот грех никаким покаянием, и никакой публичной просьбой о прощении, обращенной к «дорогим россиянам».

К тому же, этот тяжкий грех – не единственный.

Другой грех – то, что слово «демократия» в нашей стране именно в ельцинскую эпоху стало ругательством. Нигде – ни в одной из стран, где в конце 80-х – начале 90-х прошли, в нынешнем понимании, «цветные революции», - такого не произошло: ни в Чехословакии, ни в Польше, ни в Венгрии, ни в Прибалтике, ни в Болгарии, ни в Румынии, ни в Грузии, ни в Молдавии, ни на Украине. И нигде не потребовали «порядка» и «сильной руки» в обмен на свободу и демократию.

С чем это было связано в России – хорошо известно.
Когда Ельцин в глазах народа превратился в символ противостояния правящей номенклатуре, лидеры «Демократической России» сказали ему: «Приди и володей нами!». Он пришел – и «володел», как умел.

Демократы не строили иллюзий насчет Ельцина – чисто прагматические соображения заставили их выбрать его в качестве своего лидера, ведь иначе взять власть было невозможно. Сами они зло посмеивались: мол, где это Ельцин мог научиться демократии – в обкоме партии или в Политбюро? Но посмеивались они исключительно за спиной Бориса Николаевича – а в глаза они прямо и честно говорили ему: Вы и есть самый настоящий демократ!

И добро бы, если они говорили это только Ельцину – но они изо всех сил убеждали в этом широкие массы. Массы поверили – и после этого все, что делал Ельцин, автоматически связывалось с демократией. Список – смотри выше, они достаточно показателен.

Так надо ли удивляться, что такая «демократия» очень быстро стала крайне непопулярной? И что призыв к отказу от демократии и замене ее «порядком» и «сильной рукой» пал в 1999-м на благодатную почву? В общем, роль Бориса Ельцина в дискредитации понятия «демократия» и демократических идей трудно переоценить. И неизвестно, сколько еще лет уйдет на то, чтобы вера в эти идеи вернулась…

Впрочем, роль Ельцина заключалась не только в этом.

Именно Ельцин когда-то добился отказа от выборов губернаторов – и на несколько лет власть в регионах получили его назначенцы, которые быстро построили там «маленькие авторитарные режимы». Некоторые из них, кстати, - начиная с московского Юрия Лужкова и новгородского Михаила Прусака, и заканчивая омским Леонидом Полежаевым, самарским Константином Титовым и ростовским Владимиром Чубом, - правят и по сей день.

Именно Ельцин когда-то создал, - под лозунгом «недопущения коммунистического реванша», - избирательную систему, не допускающую к власти коммунистическую оппозицию (но очень быстро выяснилось, что она прекрасно годится для того, чтобы не пропустить к власти любую оппозицию, независимо от ее «окраски»).

Именно Ельцин в 1996 году сохранил свою власть на нечестных и несвободных выборах с катастрофическим неравенством кандидатов и массированным применением «административного ресурса», после чего граждане России убедились в том, что сменить власть в стране демократическим путем им не позволят, а власть, в свою очередь, убедилась в том, что может не позволить себя сменить. Чем с тех пор успешно и занимается.

Именно при Ельцине «гражданской позицией» многих федеральных телеканалов и газет стало восхваление действующей власти и «мочиловка» оппозиции («никому не будет позволено на нашем телевидении критиковать президента!», - уверяла когда-то Бэла Куркова).

Именно при Ельцине всеми силами дискредитировался не только парламент, но и парламентаризм, и проповедовалась идеология «сильной исполнительной власти», которой не должны мешать какие-то там депутаты. Заметим: «вертикаль» вовсе не есть политическое изобретение Владимира Путина. Она – прямое продолжение небезызвестного указа Бориса Ельцина об «особом управлении» от 20 марта 1993 года, где впервые прозвучали слова о том, что «вертикаль исполнительной власти восстановлена».

Резюмируя – именно при Ельцине была создана политическая система, позволяющая власти не зависеть от граждан. Владимир Путин, пришедший на смену Ельцину, всего лишь показал себя его достойным учеником – и не верьте тем, кто уверяет, что Путин, якобы, «отказался от ельцинского курса».

Весьма показательно, кстати, что за восемь лет, проведенных в отставке, Борис Николаевич едва ли не один только раз публично выступил, когда происходило что-то важное и значимое (когда возвращали советский гимн). Во всех остальных случаях он молчал.

Он молчал во время «Норд-Оста» и Беслана, он молчал во время процесса Ходорковского, он молчал, когда вводили фактическую цензуру на телевидении, он молчал, когда уничтожали НТВ и ТВ-6, он молчал, когда отменяли выборы губернаторов, он молчал, когда проводили «монетизацию» и принимали решение о ввозе в Россию ядерных отходов, он молчал, когда разгоняли Марши несогласных…

Может быть, все это его просто не волновало: он-то жил без забот и в совершенно другом мире.

Но, может быть, таково было условие его неписаного «контракта» с Путиным – молчать в обмен на неприкосновенность его самого и благополучие его родственников?

Борис Вишневский,
политолог, обозреватель «Новой газеты» -
специально для «Фонтанки.ру»