Лежит груша — срочно скушать: эротичная кулинария в гастромелодраме «Рецепт любви»

Победитель Каннского фестиваля в номинации «Лучшая режиссура», французский вьетнамец Чан Ань Хунг, адаптировал для «Рецепта любви» книгу Марселя Руффа 1924 года La vie et la passion de Dodin Bouffant. Прототипом героя, которого играет Бенуа Мажимель, стал классик французской кулинарной мысли Жан Антельм Брийя-Саварен, однако на первый план наряду с гастрономическими изысками выходит любовная линия, связанная с поварихой в исполнении Жюльет Бинош.

В оригинале «Рецепт любви» называется почти как литературный первоисточник — «Страсть Додена Буффана», как бы предлагая понимать «страсть» в широком смысле. Это не только одержимость кулинарным поиском, но и любовь к женщине всей жизни, которая самым удачным образом на протяжении 20 лет является преданной кухонной соратницей героя, помогающей воплощать в жизнь его рецептурные находки. Более того, эта идеальная спутница совершенно не настаивает на законном браке (тонко замечая: «Брак — это ужин, который начинается с десерта»), однако, проживая с любовником-начальником в одном доме, по ночам пускает его в свою комнату в любой удобный для него момент.

Вымышленное имя великого Додена Буффана, «Наполеона кулинарного искусства», как его называют современники, уже само по себе навевает ассоциации с самым остроумным фильмом о еде в истории кино — «Большой жратвой» (La Grande Bouffe) Марко Феррери 1973 года. Если сейчас пересмотреть ту скандально известную картину, то местами она выглядит как совершеннейшая пародия на «Рецепт любви», парадоксальным образом снятая на полвека раньше. Но если хитрый Чан Ань Хунг и закладывал подобный эффект, то сделал это достаточно тонко, как заправский вьетнамский повар, сваривший пикантный соус из тухлой рыбы. Так что романтически настроенные зрители и критики вполне могут принять фильм за чистую монету, за трогательную и нежную историю любви, пронесенной через годы (а самые наивные феминистки еще и порадуются, что героиня подходит к своей позиции у плиты осознанно, считая стряпню способом самовыражения и общения с едоками).

Однако можно осторожно предположить, что председатель каннского жюри, шведский режиссер-сатирик Рубен Эстланд, известный своими антибуржуазными выходками, скорее воспринял «Рецепт любви» как издевательство над французским обжорством, нежели как романтический гимн большой любви на фоне гигантских кастрюль. Они заполняют экран первые минут 20 фильма, когда ничего другого, кроме приготовления пищи, не происходит, и это может слегка притомить зрителя, даже очень любящего еду и зрелищные подробности ее приготовления. Все это время героиня и две ее молоденькие подручные снуют по кухне, переливая что-то из кастрюли в сотейник, из противня в форму, из медного таза в сковородку, процеживают масло через воронку, моют салат, варят раков, поливают соусом добрый шмат говяжьей грудинки на ребрах или огромную камбалу.

Над камбалой героине впервые становится дурно, и она оседает на стул, схватившись за грудь. Сразу понятно, что эти роковые приступы не объясненной врачами слабости — неспроста. Впрочем, повариха после каждого нового инцидента настаивает, что она «полна жизни», чувствует себя прекрасно и хотела бы разве что подкрепиться бульоном, который так удается ее возлюбленному. А он и рад стараться: в кульминационном эпизоде закатывает для ненаглядной Эжени пир горой. Тут нас снова ждет длинная последовательность кулинарных манипуляций, но уже не в простецком женском, а в более изысканном мужском исполнении. Апофеозом виртуозности Додена становится хитросочиненная икебана из устриц, не поддающаяся словесному описанию в силу своей изощренности. Тут справилось бы разве что перо Гоголя, изобразившего в «Мертвых душах» грандиозный пир у Собакевича, но, увы, Николай Васильевич наделил своего персонажа собственной неприязнью к устрице, которую противно взять в рот, хоть сахаром ее облепи: «Я знаю, на что устрица похожа».

Отмеченная нашим классиком характерная форма устриц, навевающая анатомические ассоциации, в контексте «Рецепта любви» как раз очень кстати. Однако Чан Ань Хунг этот момент не педалирует, в отличие от той же «Большой жратвы», где персонажи наперегонки поедают устриц (известный афродизиак), рассматривая эротические фотографии. «Рецепт любви» предлагает гораздо более целомудренный микс гастрономии и эротики, когда Доден просит у Эжени разрешения просто посмотреть, как она ест старательно приготовленные им для нее блюда. Сам он усаживается рядом с бокалом шампанского и рассуждает о прелестях женской перистальтики, правда, ограничиваясь ее верхними отделами: «Зубы измельчают пищу, и разные железы делают так, чтобы во рту появилась слюна, язык продвигает пищу к центру рта, формируется пищевой комок, который продвигается к горлу…»

Завершают этот романтический обед маринованные груши, очищенные до гладкости женской кожи и уложенные среди взбитых сливок, как среди простыней. Конечно, в следующем кадре обнаженная героиня лежит на боку точь-в-точь как груша в последнем приступе спелости и превращаться в сухофрукт явно не собирается. Готовящаяся отметить 60-летие Жюльет Бинош и правда выглядит свежо даже без одежды, а 50-летний Бенуа Мажимель по мужским меркам вообще в самом соку, так что деликатные эротические эпизоды в «Рецепте любви» воспринимаются как вполне удобоваримые.

И тем не менее из двух страстей Додена Буффана более смыслообразующей все-таки оказывается не любовная, а гастрономическая, и прагматичный месседж фильма в итоге можно сформулировать так: найти красивую, добрую и неглупую жену — большая удача, но для великого композитора от кулинарии раздобыть конгениальную исполнительницу-повариху — вот настоящее счастье.

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»