«Видения тоталитарного будущего». Эссе Джорджа Оруэлла, которое впервые выходит на русском языке

«Фонтанка» публикует статью знаменитого писателя 1942 года, которая, наравне с другими его произведениями, в том числе ранее не переводившимися на русский, выходит в сборнике «Воспоминания книготорговца».

Джордж Оруэлл (1903–1950) известен у нас главным образом своим романом-антиутопией «1984» и идеологически примыкающей к нему сатирической сказкой «Скотный двор». Знатоки назовут еще несколько его романов и повестей: «Фунты лиха в Париже и Лондоне», «Дни в Бирме», «Да здравствует фикус!».

В тени большой прозы Оруэлла до сих пор остаются его рассказы и фельетоны, а также его статьи на злобу дня, печатавшиеся в британской прессе в 1930–1940-х, хотя многие из них и были переведены во время перестройки. Санкт-Петербургское издательство «Симпозиум» отчасти восполняет этот пробел, выпуская в конце сентября сборник Оруэлла «Воспоминания книготорговца», куда вошли вещи как известные отечественному читателю (скажем, «Воспоминания книготорговца» и «Откровения рецензента»), так и только-только переведенные, а уже известные нам тексты представлены в новых переводах. Желающие могут сравнить версии нынешние и тридцатилетней давности.

А публицистика, или, если угодно, политическая эссеистика, Оруэлла, отличающаяся завидной трезвостью и внятностью позиции и слога, хоть и посвящена давним событиям и идеям, как выясняется, нисколько не устарела, в чем можно убедиться, ознакомившись, например, со статьей «Видения тоталитарного будущего».

Статья печатается с любезного разрешения издательства «Симпозиум». Перевод Дарьи Логиновой.

Видения тоталитарного будущего

«Борьба за власть между республиканскими партиями Испании — печальная, далекая история, которую не хочется сейчас ворошить. Я упоминаю о ней, только чтобы сказать: не верьте ничему или почти ничему, что вы читали о взаимоотношениях тех, кто воевал на стороне правительства. Какой бы ни был источник — это все партийная пропаганда, то есть ложь. Если кратко, то правда о войне достаточно проста: испанская буржуазия увидела шанс сокрушить рабочее движение и воспользовалась им при поддержке нацистов и реакционеров со всего мира. Сомнительно, что когда-либо получится узнать больше.

Помню, я однажды сказал Артуру Кёстлеру (английский писатель и журналист, автор знаменитого романа «Слепящая тьма» (1940). — Прим. ред.): «История остановилась в 1936 году», на что он понимающе кивнул. Мы оба думали о тоталитаризме, а конкретно — о гражданской войне в Испании. Довольно рано я понял, что в газетах ни одно событие не освещают правдиво. Но именно в Испании я впервые увидел газетные репортажи, не имевшие вообще никакого отношения к фактам. Помню сообщения о больших сражениях, когда вообще не было боев, и полное молчание, когда гибли сотни. Я собственными глазами видел, как храбро сражавшихся солдат называли трусами и предателями, а тех, кто никогда не держал в руках оружия, провозглашали героями выдуманных побед. Лондонские газеты перепечатывали эту ложь, и взволнованные интеллектуалы рьяно строили вдохновенные теории, исходя из событий, которых никогда не было. Фактически я наблюдал, как историю писали не с того, что произошло, а с того, что должно было бы произойти в соответствии с различными «партийными линиями». И все же, как бы ужасно все это ни выглядело, в каком-то смысле оно не столь важно. Все это касалось предметов второстепенных — борьбы за власть между Коминтерном и испанскими левыми партиями, а также усилий советского правительства по предотвращению переворота в Испании. Однако общая картина войны, которую республиканское правительство предъявляло миру, не была искаженной. Основные события они отражали верно. Но как фашисты и их сторонники могли обнажить свою сущность хотя бы настолько? Как они могли раскрыть свои истинные цели? Их версия войны была чистой воды вымыслом. Учитывая обстоятельства, иначе и быть не могло.

Единственно возможной пропагандистской линией для нацистов и фашистов было представить себя христианскими патриотами, спасающими Испанию от русской диктатуры. Для этого требовалось создать впечатление, что жизнь в Испании при республиканцах — это беспрерывная кровавая бойня (см. «Catholic Herald» или «Daily Mail»; но их статьи — детский лепет по сравнению с европейской фашистской прессой), а масштабы советской интервенции следовало многократно преувеличить. Из огромной пирамиды лжи, выстроенной католической и реакционной прессой всего мира, позвольте мне выделить один пункт — присутствие в Испании Красной армии. Оценки ее численности доходили до полумиллиона — все преданные Франко мятежники в это верили. А никакой Красной армии в Испании не было. Была разве что горстка летчиков и техников. Несколько сотен — самое большее, но армии не было. Свидетели тому — тысячи воевавших в Испании иностранцев, не говоря уже о миллионах испанцев. Что ж, их показания не произвели никакого впечатления на франкистских пропагандистов, ни один из которых не ступал на территорию, подконтрольную правительству Испании. Эти же люди категорически отказывались признать факт немецкой или итальянской интервенции, в то время как немецкая и итальянская пресса открыто восхваляла подвиги своих «легионеров». Я привел только один пример, но, на самом деле, все, что фашистская пропаганда заявляла о войне, было в таком же духе.

Подобные вещи пугают, у меня часто возникает ощущение, что само понятие объективной истины исчезает из мира. Ведь велика вероятность, что эта или схожая ложь и станет историей. Как будет написана история испанской войны? Если Франко останется у власти, его последователи напишут учебники истории и (в духе вышеописанного) участие в войне советской армии, чего никогда не было, станет историческим фактом. И поколения школьников будут в это верить. Но предположим, фашизм будет окончательно побежден и в ближайшем будущем в Испании будет восстановлено демократическое правительство. Даже тогда — как будет написана история войны? Какие документы оставит после себя Франко? Предположим, что документы правительства можно получить, — и даже в этом случае, как написать правдивую историю войны? Поскольку, как я уже упоминал, республиканцы тоже нередко прибегали к искажению фактов. С антифашистской точки зрения, можно было бы написать более или менее честную историю, но это была бы партизанская трактовка, ненадежная в конкретных частных деталях. Тем не менее в конце концов какую-то версию напишут. Затем, когда те, кто действительно помнит войну, умрут, этот вариант станет общепризнанным. И так, ради практических целей, ложь станет правдой.

Сейчас модно говорить, что бо́льшая часть письменной истории в любом случае фальсификация. Я готов поверить, что история преимущественно неточна и предвзята. Но наше поколение просто отказывается от идеи, что история может быть написана правдиво. В прошлом люди сознательно лгали или бессознательно приукрашивали события. Однако они точно знали, что факты существуют и их возможно, в той или иной степени, выяснить. На практике существовал значительный объем информации, признаваемой почти всеми. Если вы прочтете историю последней войны, например, в Британской энциклопедии, то обнаружите, что значительная часть материала взята из немецких источников. Британские и немецкие историки могут спорить о многих вещах, иногда фундаментальных, но все же существуют, так сказать, нейтральные факты, оспаривать которые не станет ни один из них. Тоталитаризм подрывает именно эту общую для человечества основу — негласное признание того, что люди принадлежат к одному виду. Нацистская идеология отрицает понятие «правда». Для них, например, не существует понятия «наука». Есть только «немецкая наука», «еврейская наука» и т. д. Цель такого образа мыслей — создание кошмарного мира, где вождь или правящая клика контролирует не только будущее, но и прошлое. Если вождь заявляет, что такого-то события никогда не было — значит, его никогда не было. Если он говорит, что дважды два равно пять — значит, так оно и есть. Эта перспектива пугает меня гораздо больше, чем бомбы, и опыт последних лет показывает, что вышесказанное — не просто праздные рассуждения.

Однако, может быть, инфантильно и нездорово пугать себя такими видениями тоталитарного будущего? Только, прежде чем отбрасывать возможность тоталитарного мира как кошмар, которому не суждено сбыться, вспомните, что в 1925 году наш сегодняшний мир показался бы страшным сном, который никогда не может воплотиться. Остается лишь два пути спасения от этой изменчивой фантасмагории, в которой черное завтра может стать белым, а вчерашнюю погоду меняют указом. Во-первых, как бы вы ни отрицали правду, она продолжает существовать у вас за спиной, и, следовательно, нельзя искажать ее так, чтобы это снижало обороноспособность. Во-вторых, пока на земле остаются непокоренные страны, либеральная традиция продолжает жить. Позволить фашизму, или, скорее, совокупности нескольких фашизмов, завоевать мир — и этой защиты не останется. Мы в Англии недооцениваем опасность такого рода угроз. Традиции и вчерашнее благополучие породили в нас сентиментальную веру, что в конце концов все будет хорошо и то, чего больше всего боишься, никогда не случится. На протяжении веков воспитанные на литературе, где в последней главе неизменно торжествует добро, мы почти инстинктивно верим, что, в конечном счете, зло обязательно проиграет. Пацифизм, например, во многом основан на этой вере. Не сопротивляйтесь злу, и оно как-нибудь уничтожит само себя. Но почему это должно произойти? Какие есть доказательства тому, что так бывает?

Возьмите, скажем, возрождение рабства. Кто мог представить двадцать лет назад, что оно вернется в Европу? И вот, рабство восстановили у нас под носом. Пример тому — немецкие трудовые лагеря в Европе и Северной Африке, где поляки, русские, евреи и политические заключенные надрываются на строительстве дорог или осушении болот за голый паек. Единственное отличие заключается в том, что пока не разрешено покупать и продавать рабов частным лицам. В остальном — взять хотя бы разделение семей — условия, вероятно, хуже, чем на хлопковых плантациях в Америке. Нет оснований полагать, что положение дел изменится, пока где-то существует тоталитарное господство. Мы не осознаём всей опасности ситуации, так как удивительным образом верим, что режим, основанный на рабстве, должен рухнуть. Однако давайте сравним продолжительность существования рабовладельческих империй античности и продолжительность существования любого современного государства. Цивилизации, основанные на рабстве, просуществовали четыре тысячи лет.

Когда я об этом думаю, больше всего меня пугает, что те сотни миллионов рабов, на чьих спинах из поколения в поколение покоилась цивилизация, не оставили после себя никакой памяти. Мы даже не знаем, как их звали. Сколько имен рабов вам известно за всю греческую и римскую историю? Я могу вспомнить два, ну, может быть, три. Спартак и Эпиктет. Еще — в римском зале Британского музея стоит стеклянный сосуд, на дне которого значится: «Felix fecit» («Сделал Феликс» (лат.). — Прим. ред.). Я живо представляю себе беднягу Феликса (галл с рыжими волосами и железным ошейником на шее), но, вполне возможно, он и рабом-то не был. Поэтому есть всего два раба, имена которых мне точно известны. Очень сомневаюсь, что кто-то сможет вспомнить больше. Все остальные канули в вечное забвение».

1942