Лев Лурье: Шестнадцать табличек на одном фасаде — не рекорд

С Дома Довлатова на Рубинштейна, 23, по требованию трех жильцов сняли шестнадцать табличек «Последнего адреса». На них имена здешних обитателей, увезенных в 1930-е «Черными Марусями» и сгинувших на Левашовской пустоши. Стена теперь пустая, потомкам не прийти, не положить цветы, не поплакать.

Мы с Анастасией Принцевой несколько лет назад придумали ежегодный праздник, приуроченный к дню рождения Довлатова. Первые пару раз завершением становилось представление в курдонере дома — небольшая сцена, выступления вдовы и дочери Сергея Донатовича, почетных гостей, парад любимых им фокстерьеров, час-другой джаза. Потом сцена разбиралась, двор подметали, на год воцарялась тишина. Но с позапрошлого раза двор дома №23 обходим стороной. Большинство местных жителей настроены равнодушно-доброжелательно, некоторые охотно помогают, но есть несколько персонажей дико враждебных: им не нравится решительно все — Довлатов, шум, собаки, цветы у памятника Довлатову. А так как юридический статус двора не вполне ясен (в доме нет ТCЖ), то они скандалят, жалуются, пишут заявления. Проще слиться.

Исходя из стандартов Серебряного века, дом — шикарный. Центр города, налет северного модерна, три двора, один из которых распахнут на улицу Рубинштейна, чугунное литье, фонарики над входом, декоративные колонны в парадных, кафельные печи. В доме изначально устроены лифты, имелось паровое отопление, гаражи.

Как и прочие многоквартирные здания, в 1920-х дом подвергся уплотнению: в жилище, рассчитанном на одну семью, теперь ютилось 20 — 30 человек. В 1936 году в квартире № 34 на третьем этаже, которая до революции принадлежала семейству Овсянниковых, две смежные комнаты окнами в темный проходной двор получили Нора Довлатова и Донат Мечик, будущие родители Сергея Довлатова. Он прожил здесь с 1944-го по 1975 год. Дом теперь зовут «Довлатовским», на нем мемориальная доска, рядом — памятник писателю.

Дом неопрятен и неуютен. Стены расписаны граффити и нелепыми объявлениями вроде «Сауна-люкс. 24 часа», оставшимися едва ли не с конца 1990-х. Газон в главном дворе запущен. Кодовые замки, двери на чердаки взломаны. В парадных, в частности в довлатовской, стойкий запах мочи — как при Довлатове. Почти все пространство занято машинами. Никаких попыток восстановить витражи, деревянные двери, декор парадных, исторический рисунок окон, поставить скамейки, устроить клумбы, что сейчас стало популярным в центре города, жильцы не предпринимают.

Главная задача — непримиримая борьба с внешним миром, которую ведут здешние активисты. Их важнейшие победы — изгнание «Дня Д» и демонтаж шестнадцати табличек «Последнего адреса» со стены, фланкирующей въезд в главный двор. Четыре года, с 2015-го, таблички никому не мешали. Поставлены по согласованию с Жилкомсервисом, с согласия тогдашних жильцов, иначе в «Последнем адресе» не бывает.

Все шестнадцать мужчин, погибших в 1937 — 1938-м, каждому из которых посвящена табличка, — реабилитированы. Государство признало: людей убили без всякой вины, что называется, по ошибке. На табличках были имена жильцов дома в возрасте от 30 до 65 лет, были они беспартийные и члены ВКП(б), служащие и инженеры, портье «Астории», сотрудник НКВД, музыкант, товаровед, военмор. Русские, евреи, немец, поляк, латыш, грек.

Ни одного сколько-нибудь известного деятеля, просто горожане. Репрезентативная выборка ленинградцев — жертв «Большого террора», бомбили не прицельно, по площадям. Шанс попасть в мясорубку был у всех: переполненная камера, многодневные пытки, необходимость признать вину в чем-нибудь чудовищном, что и в страшном сне не приснится. Пуля в затылок. Труп в похоронный ров.

Традиция поминать невинно убиенных лежит в основе христианской цивилизации. От Бориса и Глеба к Федору Колычеву, царевичу Дмитрию, святым новомученикам. Трудно не поминать уничтоженных ленинградцев. Кто-то на слуху, не забыт, как Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Николай Пунин, Николай Вавилов. Память о большинстве сохранилась только в многотомном справочнике «Возвращенные имена». И на табличках «Последнего адреса».

Шестнадцать табличек на одном фасаде — не рекорд. На Доме специалистов (Лесной, 61) их 39. И там и в других домах таблички, размером с человеческую ладонь, — важная часть ландшафта, память о прошлом того места, где живешь. На Добролюбова, 19, жильцы нашли еще двоих забытых репрессированных, ходили в архив ФСБ, перерисовывали дела, добавили таблички к уже имевшимся.

То, что произошло на Рубинштейна, — не по-людски. Как будто невинных ошельмовали второй раз, посмертно. Полная нравственная глухота, патологическое отсутствие эмпатии. Думается, тем, кто не согласен с этим варварством и живет в доме, надо писать в Жилкомсервис. Вас-то больше, чем три человека. И таблички благополучно вернутся на место. К этой просьбе присоединяется и ваша бывшая соседка — Елена Довлатова.

Лев Лурье, специально для «Фонтанки.ру»