— Я родилась в 1932 году в Ленинграде. И живу в этом доме с сорок второго, — рассказывала мне в начале двухтысячных пожилая дама, жившая на последнем этаже дома на улице Марата в Санкт-Петербурге.
В этом доме уже почти пять лет существовал отель «Гельвеция». И пожилая соседка превратилась в легенду отеля, его достопримечательность, тихо и мирно вписавшись в гостиничные будни. «Наша Коко. А мы — ее «Ритц», — рассказывали мы о бабушке некоторым постоянным гостям, имея в виду легендарную Коко Шанель, прожившую почти тридцать лет и скончавшуюся в легендарном отеле «Ритц» в Париже.
— Мы с родителями жили тогда этажом ниже — в огромной коммуналке на семь семей, с одним санузлом и гигантской кухней, — продолжала свой рассказ бабушка. — Я выезжала из этого дома лишь однажды — в семьдесят четвертом — всего на четыре года, пока шел капремонт. Боялась, что не вернут назад. Но, к счастью, попала снова домой.
Она вернулась в этот же самый дом, посчастливилось оказаться с мужем и дочерью в отдельной девяностометровой квартире, правда, на последнем этаже, без лифта.
Бабушка оставалась единственным жильцом, кто провел здесь всю жизнь. Она помнила в мельчайших деталях историю дома, его первоначальную планировку, которую «искромсали во время капремонта». И всех, кто здесь родился.
— Тут была небольшая потайная лестница, ведущая на чердак. Втайне от родителей я забиралась по ней и шла к подружкам — вот туда, в соседнюю литеру, там сейчас ваш ресепшен, — рассказывала она. — А позже — во время войны — помогала взрослым сбрасывать с чердака фугасы.
В свои семьдесят пять женщина была в хорошей физической форме, следила за собой, делала макияж и носила только юбки.
— Я — коренная ленинградка. Никаких штанов и джинсов. Женщина должна носить юбки, костюмы или элегантные платья, — уверяла она.
Своим остроумием, прекрасной памятью и самоиронией она могла дать фору многим молодым.
— Терпеть не могу старух. И не общаюсь с ними, предпочитаю молодых. Для чего болячки обсуждать? И никогда не смотрю их передачи — про старость и здоровье. Обожаю хоккей, смотрю все чемпионаты. А вот футбол — не мое.
Однажды я спросил, как ее семье удалось выжить в блокаду.
— Золото спасло, — честно призналась блокадница. — Мама продала все семейные украшения, доставшиеся по наследству. Так мы и спаслись от голода. Никаких чудес. Ведь «кому война, а кому мать родна».
Муж давно умер. А единственная дочь переехала в Москву в поисках работы еще в девяностых. Но сделать большую карьеру так и не получилось. Более двадцати лет дочь продолжала жить в крошечной ведомственной квартире на окраине столицы, так и не устроив свою личную жизнь. Все отпуска и праздники любящая дочь проводила с мамой.
На протяжении двадцати лет мы регулярно предлагали женщине продать нам квартиру на очень выгодных для семьи условиях, чтобы купить две отремонтированные квартиры — в хороших районах Москвы и Петербурга, обязательно с лифтом, ремонтом, оплатой переездов и остальных накладных расходов. Но каждый раз слышали от бабушки один и тот же ответ: «Я хочу здесь умереть».
— В нашей семье все всегда решала мама, — объясняла дочь. — Она очень властный человек. И привыкла делать все по-своему. Я давно с этим смирилась. И во всем ей подчиняюсь, даже если с чем-то не согласна. Не хочу ее никак волновать и тревожить. В середине нулевых власти города ввели в городе большую социальную программу поддержки пожилых граждан города — жителей блокадного Ленинграда. И предложили бабушке заключить с городом на несколько лет договор социального найма на небольшую квартиру в Репине — элитном поселке на берегу Финского залива. Бабушка с радостью согласилась. И переехала в Репино, попросив нас приглядывать за своим пустующим жильем.
— Мама, наконец, поживет за городом — на природе, — радовалась дочь. И продолжала регулярно приезжать из Москвы, периодически заходя проверить квартиру.
Однажды я встретил бабушку на улице. Она вернулась в город и выглядела очень расстроенной. Время пролетело быстро, договор закончился. И пожилой женщине предстояло покинуть идиллическое Репино и вернуться снова в городскую суету.
— Я уже привыкла жить на природе — и мне там очень нравится. Не хочу возвращаться в город.
— Я ничего обсуждать не хочу. Все вопросы нужно решать только с мамой, — коротко ответила на наше очередное предложение дочь.
Мы попросили агента связаться с бабушкой и начать обсуждать возможные варианты жилья в Москве и Петербурге.
— Сначала будем решать по моей будущей квартире, — твердо заявила бабушка и выставила свои требования к будущему жилью.
Квартиру искали долго — то пригород не тот, то вид не устраивал, то дом не нравился. Наконец агент обрадовала нас, предложив великолепный вариант — большую двухкомнатную квартиру в новом доме с лифтом, консьержем и потрясающим фронтальным видом на Финский залив — в Сестрорецке, живописном пригороде Петербурга.
Выбрали день и назначили просмотр квартиры. Была зима, стояли морозы. Бабушке дали водителя. И привезли ее в Сестрорецк.
— Мы на улице уже сорок минут. Ходим вместе с дочкой вокруг дома. И ждем бабушку. Она наверху — в квартире. Только что зашли в кафе — выпить чая и согреться, — доложила по телефону агент.
Я недоумевал, почему они ушли, оставив пожилую женщину одну в квартире.
— Она попросила всех агентов уйти. И даже дочку, чтобы дать ей возможность побыть в квартире одной, без суеты и лишних людей. Она хочет прочувствовать ауру жилища. Вот мы все и ходим на морозе вокруг дома.
Бабушке квартира понравилась. И мы внесли залог за ее будущее жилье.
Теперь предстояло определиться с вариантом квартиры для дочери в Москве.
— Вторую квартиру тоже в Петербурге. В новом доме, недалеко от улицы Марата, — ошарашила меня агент по телефону.
«Зачем им две квартиры в Петербурге?» — недоумевал я.
Агент объяснила мне, что, по словам дочери, навсегда покинуть город для бабушки — огромный эмоциональный стресс. И дочка не против, чтобы пожилая женщина могла периодически окунаться в городскую суету, приезжая за пенсией. И останавливаться в своем жилье — недалеко от любимой улицы.
— Ну а как же дочь? — растерянно спросил я. — Неужели она так и останется в своей крошечной квартире на окраине Москвы?
— Она сообщила мне, что ее все устраивает, — уверенно заявила агент.
— Главное, чтобы маме было хорошо. Ведь переезд — это огромный стресс для мамы, — продолжала твердить агенту любящая дочь.
Сделка состоялась — все квартиры оформили в срок. Семья продала нам свою квартиру. А мы оформили одну квартиру — на бабушку, а другую — на дочь.
Недавно я разговаривал с дочерью по телефону. Бабушка частенько приезжает насладиться городской суетой. И переночевать в небольшой городской квартире — недалеко от любимой улицы.
Дочь продолжает работать и жить в Москве — в той же ведомственной квартире на окраине. И регулярно приезжает навещать маму в Петербург. «Мне самой до пенсии осталось всего три года, — с грустью в голосе ответила дочь. — Бросить все и вернуться в Петербург я никак не могу».
Юнис Теймурханлы, владелец и генеральный менеджер отеля «Гельвеция»
