Владимира Путина не узнать. Миролюбив, как будто поговорил, наконец, с Махатмой Ганди и проникся его идеями ненасилия. Политика, осуществляющаяся последнее время Кремлем в отношении Донбасса, прямо противоположна политике, проводившейся ранее в отношении Крыма.
От присоединения новых земель к России мы отказались. Войска на Украину вводить не планируем. Оружие, похоже, поставляем, но от такой помощи, де-факто уравновешивающей силы сторон, конфликт становится лишь все более затяжным и кровопролитным. «Министр обороны» Донецкой республики Игорь Стрелков (Гиркин) в отчаянии предрек Путину судьбу Слободана Милошевича, который недостаточно поддерживал сербов в Боснии и в Крайне, что под конец довело югославского лидера до Гаагского трибунала.
По сути дела, Москва говорит Донбассу, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. На чью милость мы в такой ситуации оставляем тысячи беженцев из горячих точек, вообще непонятно. Эти бедолаги ведь, в отличие от людей, взявших в руки оружие, абсолютно ни в чем не виноваты. Голосуя недавно за независимость, они стремились к безопасности в соответствии со своим пониманием этого вопроса. Они искренне полагали, что к ним, как ранее в Крым, сразу придут добрые дяди с кошельками, а в результате не пришли даже вежливые люди с автоматами.
Удивительны ли метаморфозы, происходящие ныне с президентом? Можно ли понять, прочему, сказав «а», он отказывается от продолжения, хотя совершенно очевидно, что в его помощи жители регионов, где идет война, нуждаются гораздо больше жителей мирного, солнечного Крыма?
Понять Путина можно, если мы проследим за тем, как он выстраивал свою власть на протяжении 15 лет. Она ныне основана на трех «маленьких победоносных войнах» (чеченской, грузинской и крымской), на экономике высоких нефтяных цен, на замирении олигархов и на контроле над средствами массовой информации. Все эти механизмы Путин умело сочетал друг с другом, то поражая наблюдателей своим внезапным радикализмом, то притормаживая как раз в тот момент, когда от него ждали очередных потрясений.
В экономике Путин максимально использовал нефтедоллары для того, чтобы повышать доходы населения. Они росли у нас в среднем заметно быстрее ВВП. Причем, по мере усиления роста, усиливались также и разговоры о необходимости срочно вложить в экономику каждый имеющийся у правительства доллар. В Кремль выстраивалась очередь из лоббистов, предлагавших тратить деньги, осваивать финансирование и пилить бюджет. Однако это не помешало созданию Стабфонда, который помог продержаться в кризис 2008-2009 гг. Легитимность режима удалось сохранить, несмотря на то, что, казалось бы, катастрофическое восьмипроцентное падение ВВП должно было заставить общество искать альтернативу старой власти.
Большинство обывателей до сих пор не понимает, зачем Путин создавал Стабфонд. И точно так же не понимает, почему вслед за Ходорковским он не пересажал всех олигархов для того, чтобы отнять их деньги и разделить между остро нуждающимися во вспомоществовании гражданами. Но надо ли было это делать? С одной стороны, если каждый год поджаривать публично на площади по олигарху, рейтинг национального лидера будет держаться на достаточно высоком уровне. С другой, в подобной ситуации бегство капиталов примет катастрофический характер, поскольку вряд ли кто-то захочет смиренно ждать своей очереди, готовя все «нажитое непосильным трудом» для передачи под управление какого-нибудь очередного приятеля вождя.
Конечно, Ходорковский оказался не единственным пострадавшим, однако ожидавшегося многими пессимистами мощного антиолигархического движения так и не возникло. В целом, олигархи живут при Путине даже богаче, чем при Ельцине (о чем свидетельствуют регулярно обновляемые списки «Форбса»), но вынуждены своевременно делиться с начальством частью своих доходов, а также произносить ритуальные фразы о том, как все у нас замечательно.
В отношениях с прессой Путин тоже не дошел до логического конца, предполагающего формирование тоталитарной системы типа советской, где в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды. В первый же год своего правления президент поставил под контроль ключевые каналы, однако в Интернете по сей день сохранил некоторую степень свободы. И это притом что, естественно, среди пропутинских политиков было немало лоббистов, требовавших максимальной централизации зарвавшихся СМИ точно по такому же сценарию, по которому они требовали максимального возможного распила бюджета и олигархических состояний.
Если принять во внимание все вышесказанное, то уже не вызывает удивления сравнительная умеренность Путина во внешней политике, т.е. в осуществлении «маленьких победоносных войн». В грузинской – притормозил сразу после фактического отделения Южной Осетии. И это несмотря на то, что многие «патриоты» хотели бы сразу ликвидировать режим Михаила Саакашвили и установить в Тбилиси какую-нибудь промосковскую власть.
Точно так же получилось и с Крымом. Хотя этот регион Кремль, в отличие от Абхазии и Южной Осетии, включил в состав России, Путин не стал претендовать ни на контроль над всей Украиной, ни даже на контроль над Донбассом. Добившись именно того, что нужно сегодня (высокого уровня поддержки населения), президент России приступил к торгу. Объектом этого торга являются и возврат долгов, и цены на газ для Украины, и ее государственное устройство.
Путин – прагматик. Он не ставит перед собой иррациональных задач установления контроля над миром, восстановления СССР или обеспечения всеобщего равенства и братства. Но президент России делает все возможное для максимизации своей власти и для продления этой власти на достаточно долгий срок.
Такого рода задачи требуют дозированного применения имеющихся в наличии ресурсов. «Маленькие победоносные войны» практичнее большой мировой, поскольку любое столкновение с серьезным соперником сразу обрекает Россию на поражение. Жесткие договоренности с олигархами практичнее социалистической уравниловки, поскольку при бегстве капитала оголодавший народ вслед за олигархами зажарит своих правителей. Умеренный рост благосостояния практичнее неумеренного, поскольку если народ раскатает губу на все имеющиеся в стране нефтедоллары, слишком быстро его желания станут опережать возможности правительства.
Сейчас боевики Донбасса ему абсолютно не нужны. Владимир Путин стал Владимиром Путиным именно потому, что все 15 лет четко понимал, как нужно себя вести в данный момент, не обращая внимания на тот идеологический мусор, который сыпался на него со всех сторон. И даже когда сам он энергично накручивал истерию среди своих сторонников, политика Кремля оставалась достаточно прагматичной.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
